Колхозное строительство 6 - Шопперт Андрей Готлибович 10 стр.


Вот после этого они начали зачищать Большое Яблоко от белых. И грабить, естественно — там столько банков, в этом Яблоке! Эндрю этого хаоса не застал. Повезло. Был в Дэнверсе, штат Массачусетс. В том самом, который раньше был деревней Салем, широко известной своими судами над салемскими ведьмами в 1692 году. Приехал не на ведьм посмотреть — дела. В этом маленьком городке — или большой деревне — находился филиал CBS Electronics, изначально именовавшийся Hytron Division. Эндрю хотел добыть для группы «Крылья Родины» новейшую цветомузыкальную установку. Тут, в Массачусетсе, эта корпорация делала что-то шпионское для военных, и его даже близко не пустили бы на порог — но позвонили сверху, и вот он — в кабинете старшего менеджера по продажам.

— Русским? Да вы с ума сошли. Не слыхали про санкции? — мужчина передёрнул плечами. Холодно на улице — октябрь. А он в нейлоновой рубашке.

— Кто говорит про русских? Я подданный Великобритании, — на самом деле, зачем упомянул о группе? Выпендриться хотел. Как же, он тот самый Эндрю Олдем — знаменитый продюсер группы «Wings of the Motherland».

— Если связь вскроется…

— Вы продаёте светомузыкальную установку англичанину, а не шпионскую аппаратуру русским, — попытался наехать на менеджера Эндрю.

— Давайте вот как сделаем, tovarisch продюсер. Вы тут сходите в кафе, а я переговорю с руководством.

— Ну, раз надо…

Он шёл по коридору к выходу, проклиная себя за длинный язык, и чуть не столкнулся на повороте к лестнице с кругленьким старичком в тёмных очках. Как человек, живущий в самой гуще рока и эстрады, Олдем не мог не узнать создателя одной из главных кормилиц современных артистов — гитары «Стратокастер».

— Олдем? — старичок его тоже узнал.

— Лео Фендер! — расшаркались.

— И куда ты несёшься? — Лео хлопнул Эндрю по плечу.

— В кафе, — не стал рассказывать зачем.

— Составлю-ка я тебе компанию. Бурчит в животе. В отеле кофе паршивый, вылил после первого же глотка в раковину.

— Знаете, где? — вдвоём веселее.

— Да, есть тут неплохой дайнер в паре сотен шагов.

По дороге словоохотливый старикан рассказал, зачем он здесь. В 1965 году Фендер на корню продал фирму своего имени корпорации СиБиЭс, ушёл на творческую пенсию, но продолжал оставаться неофициальным консультантом. Дошли до кафе, взяли по чашечке для приятной беседы — и Лео почти сразу посвятил продюсера в свои новые планы. Оказывается, к нему приходили двое бывших инженеров из «Фендера» и показали планы нового революционного инструмента. Лео предлагалось вложиться в создание производства, и он склонялся пойти на эти траты — денег после продажи компании у него было достаточно, а руки и голова устали от безделья. Он вчера уже приходил в офис СиБиЭс поинтересоваться, не хотят ли они модернизировать производство «Фендеров» и расширить модельный ряд, но там замахали на него руками: чего еще хотеть, когда старые добрые «страты» и «телеки» расхватывают как горячие хотдоги, а нелегальные мексиканские рабочие на фабрике в Калифорнии уже наловчились стряпать их даже во сне?

— Вот решил дойти до одного из совета директоров.

— А знаешь, Лео, я бы тоже вложил деньги в этот проект. Лежат мёртвым грузом на счетах в банках.

— Ну, тут может и не выгореть. Дебилы, не понимают своей выгоды.

Олдем отбросил планы обогащения и сочувственно покивал Фендеру, но тут ему пришла в голову потрясающая мысль. «Страт», произведённый в Фуллертоне, сейчас продавался в Америке за 400 долларов вместе с кейсом-чемоданом. А за сколько можно будет продавать новые инструменты, если их станут делать не в Америке, а в Советском Союзе, где и хорошее дерево, и труд обходятся значительно дешевле? Можно ведь снизить цену. И как сказочно можно будет заработать, если старшеклассникам придётся копить карманные деньги на классный новый инструмент от Лео Фендера на месяц-другой меньше, чем на тот же «страт»?! Они продадут миллионы инструментов! Вот только закончится эта заваруха! А заодно и министер Тишкофф сможет обеспечить ими свою страну, где молодые ребята тоже хотят играть на хороших гитарах!

— Лео, а не пошли бы эти tovarischi в… У меня есть к тебе замечательное предложение.

Событие двадцать первое

— Вот Вы министр. Скажите, Вы знаете, как живут в регионах?

— Да, знаю! Вчера приехал из одного региона и могу смело сказать — живут богато!

— Не может быть!

— Так и есть! Я был на предприятиях, в коллективных и фермерских хозяйствах — и везде меня принимали хорошо, угощали отличнейшей водкой, красной и чёрной икрой! А какие подарки делали…

Немцы, сидящие перед Тишковым, не виляли хвостиками от радости. Сидели буками. Опять русские пытаются их унизить и загнать в гетто. И не скажешь ведь этим геноссе, что в душе он немец. Не поверят. Какая душа? Это индусам можно рассказать. У них религия предусматривает такой ход конём. Все индусы — попаданцы. У остальных народов хуже. Либо в рай «пожалуйте», либо в ад «просим». Смотря как вёл себя. Хуже всех русским — они коммунисты, в бога не верят. Окочурился, и всё — пища для червей. Нет бы придумать свой коммунистический загробный мир. Платил честно взносы — будешь в раю секретарём ЦК. А если бил жену, пил и взносы платил нерегулярно, то будешь на том свете казначеем деревенской партийной организации, будешь у пьяных коммунистов в свинарнике взносы выскребать. Проще говоря — шарить по карманам, вдруг не всё успели пропить. Маркс — он ведь что, он только экономический базис написал. Хоть и тяжёлый. Если его «Капиталом» да по голове, то всё — уже в раю. Туда ведь мученики попадают?! Сразу человек отмучается. А Бухарины всякие бухали и про рай коммунистический не успели написать. Расстреляли. На разведку отправили. Не вернулись. Досадно. Как теперь узнать?

Немцев был полный кабинет. Собрал всех, кто попался под руку в Москве. Люди все непростые и заслуженные. Так как в Кремле ещё кабинет не выделили, то вот на обратной дороге из Парижа в Алма-Ату собрал товарищей в кабинете министра сельского хозяйства.

Сигурд Оттович Шмидт, сын того самого Отто Шмидта — доктор наук, археолог, учёный-историк.

Валерий Николаевич Брумель — олимпийский чемпион, прыжки в высоту.

Александр Георгиевич Лорх — доктор сельскохозяйственных наук, один из зачинателей селекции и сортоиспытания картофеля в СССР.

Академик Леонид Робертович Нейман — предполагаемый министр энергетики новой республики.

Сергей Сергеевич Волкенштейн — артиллерист, участник Гражданской и Великой Отечественной войн, Герой Советского Союза, генерал-майор артиллерии.

Александр Владимирович Борман — в Великую Отечественную командовал авиадивизиями и 1-й воздушной истребительной армией ПВО, генерал-майор авиации.

Николай Петрович Охман — участник Советско-финской и Великой Отечественной войн, Герой Советского Союза, генерал-майор.

Вольдемар Петрович Леин — опытный государственный и партийный деятель, бывший секретарь ЦК компартии Латвии.

Владимир Георгиевич Гептнер — учёный-зоолог, исследователь фауны Средней Азии, доктор биологических наук, профессор.

Пётр встал со стула, подошёл к стене. Там висела карта Казахстана. На ней были почти полностью заштрихованы четыре региона, и это была предполагаемая Немецкая Республика Северного Казахстана. Северо-Казахстанская область. Кокчетавская область. Кустанайская область. Павлодарская область. Их остатки планировалось перераспределить — не везде было немецкое население. Ну, Пётр надеялся, что из Омской области и Алтая народ начнёт подтягиваться.

— Вот здесь будет новая республика. Сейчас на этой территории проживает приблизительно один миллион немцев. Всего в СССР — чуть более двух миллионов. Вот я вас собрал, так сказать, портфели делить. Хочу каждому из здесь сидящих дать по министерству, а Вольдемару Петровичу Леину предложить возглавить партийную организацию Немецкой Республики. Председателем Совета Министров, если он согласится, будет Сергей Сергеевич Волкенштейн. Да, сейчас здесь нет Ольги Берггольц, она простыла. Ольга Фёдоровна будет министром Культуры.

— А что будет с русскими людьми и казахами на этой территории? — привстал с места Сигурд Оттович Шмидт.

— Да чего будет. Тут у вас три генерала сидят. Выдадим оружие немцам, и всех неграждан республики расстреляем. А гражданином может стать только немец, или супруг немца или немки.

— Да вы с ума сошли! — плюхнулся на стул Шмидт.

— Какой вопрос, такой и ответ. Ничего не будут. Будут жить-поживать, добра наживать. В школах преподавание основных предметов на русском, только отдельно немецкий язык и немецкая литература. В институтах, сами понимаете, преподавание на русском. Делопроизводство на русском. Будут созданы в городах немецкие театры. Будут кружки по изучению языка. Будут газеты, даже можно журналов парочку придумать. Приветствуется создание фольклорных ансамблей. Наладим контакты с ГДР, а потом и с ФРГ. Создадим спортивные команды. Обязательно по футболу станем чемпионами СССР. Позовём тренеров из Германии. Вот Брумеля планирую министром спорта поставить. Пойдёшь, Валерий Николаевич? — все повернулись на молодого человека. Единственного. Остальные-то — в возрасте дядечки.

— А можно вопрос? — не дождавшись ответа от смутившегося прыгуна, привстал будущий первый секретарь ЦК партии. — Второй секретарь — всегда русский. Кто у нас планируется? — ну, вот — уже «у нас».

— Интересная у нас кандидатура намечается. Только прежде, чем этой кандидатуре предложить, хочу вот с вами посоветоваться.

— Да не пугайте уж. Говорите, — генерал Охман рукой махнул.

— Фурцева Екатерина Алексеевна.

— Ни … себе! — хором.

Событие двадцать второе

По радио передают экстренное сообщение:

— Иосиф Виссарионович Сталин вышел из летаргического сна. Просим всех делегатов, присутствовавших на съездах с двадцатого по двадцать восьмой, собраться на перроне с тёплыми вещами…

Только приехали в Алма-Ату — позвонил из Америки, будь она неладна, Андрюха Олдем. Выслушал его и задумался. Гитары? Чего он сам-то о гитарах знает? Ни одной ни разу в руках не держал. Тем более электро. В институте, в общаге, жил в одной комнате на первом курсе с гитаристом. Энтузиаст! Рассказывал с придыханием, что живут они сейчас, оказывается, в городе, где делают истинную икону всех советских рокеров — гитару «Урал». Вот фамилию этого товарища уже забыл, но благодаря ему «Фендер» было единственное известное ему слово, связанное с электрогитарами. Про них Штелле не знал толком больше ничего. Не знал, что если «Урал» — икона, то из тех, что запрещают и называют адописными.

Зато министер Тишкофф сразу отлично понял, что электрогитара в производстве едва ли сложнее хорошей мебели — если, конечно, её с умом спроектировать и найти работников со сколько-нибудь прямыми руками, чтобы чётко следовали технологическим процессам, разработанным людьми, понимающими в вопросе. А уж что Лео Фендер и его опытные инженеры понимают в этом самом вопросе, вероятно, лучше всех в мире — сомнений не вызывало никаких. Заманчивое предложение.

И всё же он решил взять небольшую паузу на консультации — нет, не с Градским, и даже не с пацанами из «Пинк Флойд» — «Фламинго». С Викой Цыгановой. С гитарами она не расставалась ни на минуту, когда было свободное время. Наверняка на этот момент Маша-Вика знала о них гораздо больше, чем эта волосатая молодёжь. Пятьдесят лет стажа не пропьёшь.

— Папа Петя! Да ты даже себе не представляешь! Они предлагают тебе основать вместе с ними компанию «Мьюзик Мэн»!!!

— Мне, Вика, это ни о чём не говорит. Но, раз ты в курсе, то скажи: хорошие у них гитары-то получатся?

— У них будут первые в мире звукосниматели с активной электроникой! Там прямо на гитаре можно будет наруливать звук какой хочешь — низы прижать, середину подтянуть, постеклянней, погнусавее — все равно! Да на «мьюзикменах» в двадцать первом веке играет, наверное, больше половины всех профессиональных басистов в мире. Вот соло-гитара у них не очень пойдёт — она будет дорогая и скучная на вид. Но мы с тобой можем нарисовать другой корпус! И я даже знаю, какой! С их звучками — это будет бомба на все времена, я клянусь тебе! Настоящий космос!

Тут же, не дожидаясь какой бы то ни было реакции на свои слова, Маша-Вика нырнула в недораспакованный баул, извлекла оттуда альбом и карандаши.

— Рисуй.

Примерно через час Пётр изобразил по Викиным указаниям довольно традиционного вида четырёх- и пятиструнный басы. Его чувство прекрасного восстало против пластмассовой накладки на корпус, похожей на крышку унитаза (Вика назвала её неприличным словом «пикгард»), и он сделал её асимметричной, с приливом внизу. Старательно нарисовал другие детали с не менее пугающими названиями — какие-то «хамбакер» и «бридж». Получилось, на его взгляд, непритязательно, но раз Вика обещает, что это будет вечный хит — придётся поверить.

С соло-гитарой же вышло совсем иначе. Обводы, которые кое-как накарябала Маша, а он твёрдой министерской рукой превратил в наглядный эскиз, не были похожи ни на что. Хотя нет, были: он с удивлением узнал в картинке причудливый инструмент, на котором на том самом концерте в прошлой жизни играл гитарист из Викиного ансамбля! Гладя рисунок пальцем, девочка удовлетворённо промурчала, что это самый настоящий «паркер флай». Пётр побоялся уточнять, что означают эти слова. Вдруг матершинные? И двенадцатилетняя девочка шестидесяти годков.

Изображения в тот же день ушли в Нью-Йорк с фототелеграфа алма-атинского корпункта ТАСС.

Спал, утомлённый бесконечными перелётами, и бац — звонок обычного телефона. К правительственному бы дёрнулся, а тут — встал как лунатик и еле дотащился до тумбочки, чуть не наступив на Персика.

— Кого…

Звонил Андрюха из Америки и на своём тарабарском русском сообщил, что Лео Фендер готов встретиться с автором рисунков в любое время и в любой точке земного шара.

— Давай…

Не стал заморачиваться американец английский беседой. Сразу к конкретике перешёл. На страстный вопрос Олдема «ГЬДЕ?!!!» заспанный Пётр злобно рявкнул «В Караганде!». Трубка квакнула «окей!» и задудела. Штелле помотал головой и пошёл досыпать, мгновенно забыв об этом звонке.

ТАМ не забыли!

Через два дня позвонил перепуганный Первый Секретарь карагандинского обкома Василий Кузьмич Акулинцев и сообщил, что в гостиницу «Чайка» заселилась толпа каких-то иностранцев с кучей длинных чемоданов и требует срочно связать их с Тишковым.

Глава 11

Интерлюдия 2

Идут два глухонемых, и один другому показывает жестами:

— У меня руки просто отваливаются!

— А что с ними?

— Да вчера ко мне друг приходил, всю ночь песни орали…

Ругают всё Тишкова, что он песни ворует. А вот футбольный финт «бабочку» украл — не ругают. За мельдоний — тоже. Песни — низя. У Андрейки Губина песню спёр! Ай-я-яй. Андрейку, конечно, жалко. Это же надо так опуститься! Чего он такого курил? Или таблетки горстями ел? Интересно, синенькие или красненькие?

Решил Пётр Миронович песню написать. Долго думал. Хит ведь нужен! Лирический хит написать тяжело. Военный, марш там — ещё тяжелее. Шансон остаётся. Писал-писал — и вот написал. Ну, уж что получилось. Кто умеет — на трёх аккордах сыграет и споёт. В мажоре.

А намотали мне червонец, малолетке,

Как у Чуковского в стихах, где детки в клетке,

И вот в Столыпине зимой,

Я по стране своей родной,

Трясусь разматывать две пятилетки.

Я сирота, я сирота, и нету мамки, вот беда,

А папка третий срок на зоне чалит,

Я сирота, я сирота,

Совсем не важно мне, куда,

Столыпин шпарит, Столыпин шпарит.

Мне пацаны баул по камерам собрали,

Чего отняли, что променяли,

Фуфайку, шапку, сапоги,

Пожитки все мои легки,

Да только срок большой вот намотали.

Я сирота, я сирота, и нету мамки, вот беда,

А папка третий срок на зоне чалит,

Я сирота, я сирота,

Совсем не важно мне, куда,

Столыпин шпарит, Столыпин шпарит.

Назад Дальше