— Марк Янович, а чем там у вас волхв Алешенька занимается?
— Добровольский Алексей Александрович? Секту создал, гадёныш. Не понимает, когда ему объясняешь пагубность этой затеи.
— Упустил. Купите ему билет до Алма-Аты. Пусть увольняется и едет сюда. А чего за секта?
— Целители народные.
— Ну ни фига себе! А чем вы тогда недовольны?
— Не верю я в эту бесовщину. Хотя… — там надолго замолчали.
— Марк Янович, ау! Вы ещё с нами?
— Пётр Миронович, тут такой казус… — опять молчание.
— Товарищ Макаревич!
— Пётр Миронович, к нему в секту мужчина один приехал. Самим нужен! Но за сотню немецких швейных машинок с электрическим приводом — отдам.
— Это что сейчас было? Вы только что выкручивали руки члену Политбюро?
— посмеялись.
— К Алёшеньке врач один заявился. Он такой же — не совсем из нашего мира. Так он уже в городе десятка три алкоголиков вылечил! Как отрезает. А ещё они трудоголиками становятся.
— Правда? — это ведь не параллельная вселенная с колдунами и ведьмами.
— В том-то и дело, что, правда.
— И как это чудо звать?
— Довженко Александр… сейчас гляну, Романович. Он работал главным врачом кожно-венерологического диспансера в Феодосии. Затем — в медкабинете морпорта. Ну и как-то списались с Добровольским. Так он сейчас уже несколько гипнотизёров в Краснотурьинск переманил! Милиция ругалась сначала — а теперь сама им клиентов поставляет. Довженко отдам, скрепя сердце — а остальных нет. Не всех ещё пьяниц извели.
— Сто швейных машинок?
— «Зингер»!!! — крик души.
— Так «Зингер» — это американские, не немецкие. Ну, это мелочи. Высылайте святых. Сейчас буду Бику звонить.
Не дали. Нет, в смысле потом позвонил — но вот сейчас не дали. Доказали постулат «мысль материальна» — да ещё и притягивает к себе предметы этих мыслей. Случай анекдотичный. Из разряда: «Да ну нафиг!»
Вошла встревоженная Филипповна.
— Пётр Миронович, там, в аэропорту, задержали человека. Он по-русски ни слова не говорит.
— Казах? С гор? — мало ли.
— Негр! С джунглей!
— Весело. И чего — я тут причём? — только ведь про негров с Козьмецким разговаривал.
— Он говорит: «Крилья Родни». И показывает фотографию группы и в Сиомару Анисию Орама Леаль пальцем тычет.
— Чудны дела твои, Господи! Как он до Алма-Аты-то добрался? Чего его в Москве не повязали? А где сейчас у нас Сиомара? — что-то совсем «Крылья» развалились, а Андрюха песен новых требует. Пора собирать.
— Так что передать в Аэропорт? — не объедешь.
— Пусть сюда везут. Он хоть на каком языке лопочет?
— Кто говорит — на испанском, кто — на португальском. Среди милиции полиглотов не шибко много.
— Ну, хоть не суахили. Попросите найти переводчика с испанского, и обоих сюда. Когда работать?
Событие тридцать шестое
— Любишь меня?
— Люблю!
— А если я попрошу тебя стать моей?
— Да хоть сейчас! Только у меня есть одно условие…
— Какое?
— В десять часов вечера я всегда должна быть дома, потому что мой муж возвращается со второй смены в четверть одиннадцатого.
Мальчугана звали Теофило Хуан Кубильяс Арисага. Арисага — как-то так японскую винтовку зовут, кажется? По документам девятнадцать лет — но кто ж их там, негров, разберёт. Хотя на человека, вышедшего из джунглей без паспорта, не похож. Круглолицый, плотный — но в то же время живчик. Марадона эдакая. Почему «марадона»? Дак сходу на вопрос: «Ты чьих будешь?» ответил: «Пеле».
Пётр Пеле на банке с кофе видел. Нет, не похож. Стоп. Кофе! Надо заметочку в блокнот сделать. Нет, не выращивать — там скоро в моду войдут кофейные зерна из какашек птиц и мартышек. Нужно опередить. Как бы то ни было — этот юноша на Пеле не походил.
— Извините, Пётр Миронович, я, наверное, неправильно перевела. Он сказал, как Пеле, — поправилась худая как щепка женщина, что отыскалась на небесконечных просторах Алма-Аты через час после аврала. Ну, так себе переводчик. Не популярен у нас язык Сервантеса. А сервант, кстати, он изобрёл?
Твою ж! Вспомнил Пётр Кубильяса. Нет, не самого. Откуда? И ни разу не футбольный фанат — но это имя запомнилось. В конце восьмидесятых как-то читал в газете «Советский Спорт» заметку. Вот про него. В Перу его команда попадёт в авиакатастрофу. Теофило уже старенький будет и отойдёт от дел — а тут вернётся и будет играть, и возродят команду. Его несколько раз признают лучшим игроком Южной Америки. Участник трёх чемпионатов мира. Потом. На самом деле «как Пеле». А зачем его боги в Алма-Ату прислали?
— Спросите его, Тамара Андреевна, чего надо «как Пеле»?
Спросила. И зависла. Посмотрела фотографию группы. Не отошла. Надо разруливать ситуацию.
— Тамара Андреевна! Сложности перевода?
— Кхм, нет, Пётр Миронович, сложности восприятия…
— Может, вместе?
— Он приехал признаваться в любви Сиомаре Анисии Ораме Леаль — певице из группы «Крылья Родины».
— Понимаю вас…
— Чего ему ответить? — быстрее Петра в себя пришла.
Негритянку Джанетту Анну Альмейду Боске взял в жены бледнолицый Высоцкий. А на беленькую, как сметана, Сиомару претендует чернокожий. Там в группе ещё есть из экзотики Керту Дирир. Не негритянка в чистом виде, эфиопы — они посветлее, и черты лица другие. Но и не белые — африканцы. Так вот с Керту — сложности. Замуж её выдать непросто. Во-первых, у претендента есть жена, а во-вторых, этот претендент — Пётр Миронович Тишков. Вот взяла и влюбилась! В старика.
Ну да с Керту — меньшая проблема. Сильно не вешается на шею. Кошка дикая. «Воин» ведь имя переводится.
Проблема с Теофило.
— Что ему ответить? Ответьте, что Сиомара Леаль сейчас в Москве в консерватории учится, но скоро приедет.
— ¿Сuando llegue? — в потолок смотрит. Считает мух? Так зима.
— Не надо переводить. Квандо? И так понятно. Когда? — тоже в потолок, — Через неделю.
Вынырнул из подсчётов.
— Пётр Миронович, он денег просит на поездку в Москву.
— Да я уже и сам понял. Скажите ему, Тамара Андреевна, что нужно тут подождать.
— Он говорит, что денег нет. Sin dinero.
— Ерунда какая. Стоп! Переведите ему, пожалуйста, что эту неделю он будет жить в общежитии команды «Кайрат» Алма-Ата, с ними тренироваться и питаться. А потом я ему денег дам. А как он без денег добрался? Футболист ведь — богатый, наверное. Хотя хрен знает, как там у них в Перу.
— В Москве украли.
Нужно позвонить Циневу. Это беспредел. У «почти Пеле» кошелёк стибрили. Позор на весь мир.
Тренер «Кайрата» был из того же списка, что и Теофило. Он был корейцем. Самое интересное, что до него тренером алма-атинской футбольной команды был немец Келлер, так его теперь законопатили в Киргизию — тренировать клуб «Алга» из Фрунзе. Не получалось у «Кайрата» стать чемпионом — решили поменять тренера. Звали корейского тренера по-корейски: Андрей Буирович Чен Ир Сон. Позвонил. Нашли. Привезли.
— Андрей Буирович, вон там, в приёмной, сидит товарищ из Перу. Вы его в общежитие устройте и на довольствие поставьте — у него деньги украли в Москве. И проверьте. Товарищ хвастает, что лучший футболист Южной Америки, — обманул, ничего такого Кубильяс не говорил. Но проверить-то надо! — Потом перезвоните. Сообщите ваше мнение.
Занимался другими неграми, когда позвонил Буирович.
— Пётр Миронович, а можно его оставить у нас?! Он половины команды стоит! Просто и вправду Пеле! А может, и лучше! Я такого ещё не видал!
— Я по дороге домой заеду с переводчицей. Поговорим. А вы-то с ним как общаетесь?
— Ну, он немного английский знает, я немного. Я ведь корейскую сборную несколько лет тренировал, а по-корейски я не умею. На английском наблатыкаться и мне, и игрокам оказалось быстрее. А больше-то, конечно, жестами.
— Накормили хоть?
— Он, оказывается, два дня не ел! Три порции срубал. Сейчас спит, прямо в раздевалке на лавке.
— Ладно, скоро буду.
Вот что любовь с человеком делает. Увидел клип в кино… И всё — кирдык. Туши свет. Поехал жениться. Бальзаминов! Сам бы не увидел — не поверил.
Событие тридцать седьмое
Российский фермер поехал по путёвке в Париж. Вернулся, раздал все подарки и рассказывает жене:
— Мань, Париж — это нечто. Аж вааще! Залазишь на Фефелеву башню, а вокруг — мать твою… Посмотришь налево — твою мать, Мань! Посмотришь направо — мать твою итить!.. Вверх посмотришь — мать твою за ногу… Ты что плачешь-то, Мань?
— Оссподи, красотишша-то кака!
Не первый был чернокожий за сегодня. Как обычно, рано утром позвонили домой. Ну, хоть не в четыре часа — в семь. Уже проснулся и зарядку делал. Звонил неугомонный Козьмецкий. Просил же у него кадры?
На! Получай! Просил русских? Ну, напишем в новом паспорте — русский. Или — русская. Цвет лица? Это загар. Ладони-то вон белые. А вообще — в СССР просились негры. Нет! Негры — они в Африке. Просились, будем называть вещи своими именами, афроамериканцы. Много афроамериканцев. Целый колхоз. Это не преувеличение. Это факт! Дело было так. Доехал Георгий Георгиевич, хоть и с приключениями до Пенсильвании. Нашёл Билетникова-старшего. Чего не найти, если там целый городок палаточный образовался? Русские скучковались. Пережидают, когда успокоят «пантер». Пока не очень получается. Вроде разобьют банды в очередном штате, утихомирят. Постреляют, поразгоняют негров. Уедет национальная гвардия тушить пожар в другом штате — а тут опять полыхнёт.
По дороге, не очень и далеко от основного лагеря беженцев, другой лагерь. Негритянский. И боёв нет.
Билетников на вопрос, а чего тут «эти» делают, сморщился и речь задвинул. Типа — на фиг ему такая реклама не нужна.
— Да в чём дело?
— Это коммунисты.
— Как это?
— Слух-то по всем штатам прошёл, что здесь я живу — главный русский. А эти слова «русский» и «коммунист» сделали синонимами. Теперь я ещё и главный коммунист.
— А негры при чём?
— В Джорджии в прошлом году был создан негритянский колхоз-киббуц New Communities — выращивали там свиней, арахис, сахарный тростник, местный американский виноград мускадин, построили коптильню, сахарный заводик. Организатором этого дела был такой Чарльз Шеррод, политический активист, пропагандист ненасильственной борьбы за права черных. Последователь Мартина Лютера. В Джорджии, в Атланте, бои сильные шли — сейчас уже успокоились. Так вот: «Чёрные пантеры» потребовали от киббуца продовольствие. Те отказались давать даром. Ну, кого убили, кого изнасиловали — отобрали и ушли. А Шеррод тогда и решил в СССР подаваться. Вот ко мне позавчера пришли. Я и не знаю, что делать-то теперь с ними? Вёдра у них видел рядом с палатками. Виноград выкопали — ценный, говорят. С собой хотят в СССР везти. К ним сегодня ещё пополнение прибыло. Эдна Льюис, американская коммунистка, шеф-повар, популяризатор негритянской и южной кухни, писательница. Также имела ферму, выращивала фазанов. Жила и работала в Нью-Йорке — тоже разграбили. Свои же, негры. Вот с людьми из ресторана и с фермы тоже сюда подалась. Ума не приложу, как добираются-то в такую даль? Сегодня вот хотел министеру Тишкоффу звонить. Может, заберёт?
— А как их из Пенсильвании отправить в СССР?
— Ну, до Филадельфии недалеко. А там — на пароход. До Санкт-Петербурга.
— Колхоз, коммунистический? На юге США? Чего в жизни не бывает. Пошли звонить Тишкову. Он обрадуется.
— Да ты с ума сошёл! — Пётр прикинул толпу коммунистических негров, пробирающуюся из Ленинграда в Алма-Ату.
— Нельзя отказывать, Пётр Миронович. Это прецедент.
Глава 16
Событие тридцать восьмое
Два мужика в пивном баре:
— Я подарил своей на Новый год бриллиантовые серёжки, а она мне — опять этот долбаный одеколон!
— А ты хочешь бриллиантовые серёжки?
Всё пройдёт. Пройдёт и это.
Царь Соломон, ветхозаветный праведник, сын пророка Давида, имел около тысячи жён и наложниц, и дела любовные отвлекали его от государственных. Для избавления от страстей один старец посоветовал Соломону надеть кольцо с гравировкой из слов: «Все пройдёт».
Понятно, раз аксакал сказал — сделал. А чего, самому-то с напильником не стоять. Но сейчас есть бормашинки — а как у него на кольце это выцарапывали? Но ладно — взгрустнулось праведнику, очевидно, 997-я жена засопливила. Снял он кольцо с указующего перста и понёс через весь город под палящими лучами солнца ювелиру.
— Чего изволите, вашшеесство… — склонился в полупоклоне (кто же? Ага!) Карл Фаберже.
— Ты немец? — сдвинул брови сын пророка. — Подать другого!
— О-ля-ля, сейчас всё будет, — обрадовался визиту Давидовича Луи-Франсуа Картье.
— Да ты лягушатник! — грозно сверкнул очами монарх. — Есть ещё ювелиры в стране?
— Яволь, мой герр! — расшаркался Даниэль Сваровски.
— Опять немец, мать вашу!!! Я же лучших просил! — нахмурился на свиту Соломон.
— Что изволите, мистер президент? — щёлкнул каблуками Чарльз Льюис Тиффани.
— Это просто безумие! — простонал монарх-праведник.
— Есть ещё Фаваз Груози, — пискнули советники по национальной безо… Просто советники.
— Фаваз? Этот должен быть наш — тащите скорее сюда.
— Беллиссимо! — вскричал Фаваз.
— Это никогда не кончится, — повесил голову царь иудейский.
— Не беспокойтесь, ваше величество. И это пройдёт. — Сказали хором.
— Да? Вот это и выгравируйте на кольце.
Правду ведь сказали. Прошёл 1968 год. Вот, ёлку поставили. Игрушки с гирляндами надели. Праздник. Всем семейством собрались, наконец. Цинев дал добро на воссоединение семьи. Нет, не поймали.
— И чего тогда? Под пули? — удивился Пётр звонку.
— Ну, непростое это мероприятие.
— А Кунаев?
— Практически нашли, исполнителя убили свои. След ведёт в Штаты.
— Зачем?
— Преждевременно…
— Ну, спасибо и на этом.
Речь по телевизору никто не говорил. Не вошло ещё в моду. Вот часы показали. Бахнули шампанским. Даже пигалицам налили. Ещё не вернулась традиция с укладыванием подарков под ёлку — так подарили. Детям с Парижу Бик прислал настоящие коньки-фигурки. Белые. Жене Пётр заказал у него же сумочку от Сваровски. Кучу денег вбухал — и ведь ни грамма драгметаллов. Вот как надо уметь! Из стекла — дорогущие шедевры. Самому Петру свитер достался. Холодно в квартире. Поставили обогреватели, но при этом воздух стал пахнуть окалиной — противно.
Дом-терем почти построили. Идут внутренние работы, делают тёплые полы. Оббивают дощечкой из липы стены. Полы сделали из остатков тех морёных дубов, что вылавливали по рекам Западной Украины вояки. Получается красиво. Осталось только дожить. Через неделю обещают.
Произошли два события, которые в Реальной Истории не случились. Всё, разошлись дорожки! Одно событие, точнее, наоборот, не случилось. Американцы не запустили «Аполлон-8». Пётр кучу причин нашёл. Какая правильная? Туман войны! Могли из-за беспорядков. Почти подавили. Так, ещё вспыхивает местами — но там легко справляются. Армия поняла, что это война, и от дубинок перешла к пулемётам и танкам. Сразу «пантерам» поплохело. Победа Пиррова — Нью-Йорк в руинах, и почти весь выгорел. Ещё несколько промышленных городов сильно пострадали.
Наведут порядок. Отстроят. Америка! И, может, одумаются — бросят кормить бесплатно афроамериканцев, а работать заставят. Лифты им социальные построят. Их дело. Союз от этой войны выиграл, и немало. Чуть позже об этом.
Второе событие. Тут Пётр себя даже виноватым считал, хотя пошло СССР опять-таки на пользу. В Румынии какой-то цыган застрелил Николае Чаушеску. Политическая полиция безопасности, «Секуритате», проморгала. Дак ведь и не в политике дело — просто Генеральный секретарь ЦК Румынской коммунистической партии решил заняться перевоспитанием цыган. Несколько человек, оказавших сопротивление при водворении их в фильтрационные лагеря, были убиты — вот отец одного из погибших и решил отомстить. Достал ТТ из заначки, да и грохнул Председателя Государственного Совета Социалистической Республики Румыния при посещении тем православной Нямецкой лавры, вблизи города Тыргу-Нямц, в четырёхстах километрах к северу от Бухареста. Там и отпели.