Ко дню игры с «Калининцем» до города успели добраться даже корреспонденты центральной прессы и съёмочная группа ЦТ. Пусть им на двоих семьдесят, пусть они уже давно едут с ярмарки — но, чёрт возьми, это всё равно Гарринча и Вава! Историю их появления в «Крылышках» никто не знал, не знали и того, что Гарринчу выводили из алкогольного штопора. Два раза Довженко сначала начинал — сложный попался пациент. В клубе второй лиги — чемпионы мира, люди, которые играли бок о бок с Пеле. А в случае с Вава так и не скажешь ещё с уверенностью, кто рядом с кем играл. Это — событие! Это — история. Народ на трибунах сходил с ума, но толстенные брёвна под ними стояли незыблемо. Судья дал свисток. Гости развели мяч с центра и сразу отыграли назад. Двое невысоких чернокожих мужичков в нападении «Крылышек» приводили их в ужас. Нужно было постараться держать мяч как можно дальше от них.
Жаться к флангам у свердловчан получалось недолго. Игроки «Крылышек» давно усвоили простую максиму: в первую очередь нужно стремиться отобрать — и отдать тому, кто знает, что делать с мячом. Раньше таких в составе было больше, зато сейчас они — бразильцы. Первые минут пятнадцать встречи Гарринча и Вава топтались неподалёку от центра, не стремясь ввязываться в рубку. Где-нибудь в другом городе болельщики уже начали бы посвистывать — в низших лигах пижонить было не принято, народ больше любил честных пахарей. Но только не в Краснотурьинске! Здесь болельщик был с самого начала избалован настоящим мастерством. Приехали и ценители красивого футбола из других городов, и не только фанаты. Буквально за день до матча заявился и предложил свои услуги «Крылышкам» опытный защитник, бывший игрок сборной Владимир Сараев — он несколько месяцев как закончил карьеру в «Торпедо» и готовился переквалифицироваться в судьи, но решил, что ещё годик погонять мяч в компании с такими людьми будет куда интереснее. К тому же, рядом ведь Виктор Понедельник. Вот Сараев как раз и отобрал мяч у осторожно кравшегося вдоль бровки крайка гостей. Ему было не привыкать находить передачами Стрельцова и Иванова — бразильцы в этом отношении оказались нисколько не хуже. Пас принял Гарринча, с места заложил какой-то противоречащий законам физики вираж, сохранил равновесие и просвистел мимо четверых свердловчан, натурально охреневших от того, что у них на глазах человек вдруг взял и побежал, чуть ли не лёжа на боку.
Завод имени Калинина, при котором, вот ведь удивительное совпадение, и обреталась команда «Калининец», делал различные интересные вещи для оборонки. Многие футболисты были совместителями, и в свободное от дыр-дыра на картофельных полях областного первенства на самом деле возились со штангенциркулями и стояли у станков — не то, что липовые «анодчики» из «Труда». Некоторые из них даже владели такими терминами, как «вектор» и «траектория». И вот сейчас всё, что они помнили из курса физики в школах, ФЗУ, а кое-кто — и из институтских сопроматов, у них на глазах подвергалось самому решительному сомнению. Гарринча разворачивался на месте, тормозя без инерции, менял направление бега так, как будто ничего не весил. Последний защитник гостей принялся было прикидывать в уме точку, в которой можно было перехватить эту загадочную новую переменную, но плюнул и, отчаянно заорав, просто кинулся бразильцу в ноги. Манэ пустил мяч в одну сторону, сам побежал в другую, а когда вопящее препятствие осталось позади, ещё раз сменил курс, догнал круглого и оказался один на один с вратарём. Сзади бежали и пыхтели, со всех сторон ревели, впереди, что-то бормоча, пятился к рамке голкипер. Гарринча замедлился, танцевальным движением переложил мяч с одной ноги на другую, сделал ложный замах, дождался, пока вратарь с обречённым стоном завалится набок, и пустил «парашютик» над ним.
Публика зашлась от восторга. Манэ, с начала встречи не пробежавший и полукилометра, раскланялся и потопал на замену, по дороге облапив Сараева. У него с тренером был уговор — первое время поберечь поизносившиеся кости и связки, пока не разыграется. Дальше пусть отдувается Вава, он малость помоложе — и ему всё равно вес ещё надо скидывать. У бровки его уже ждала, раскрыв объятия, плачущая Элза, а на трибунах десяток тысяч людей был готов идти домой — ничего лучше в этой игре уже не могло произойти в принципе. И всё же они остались, и увидели, как не желающий отдавать всю любовь новых фанатов Гарринче Вава включил свою железную дыхалку, будто забыл о все ещё заметном брюшке, и целый час без передышки маленьким пыхтящим трактором пахал газон «Маяка», два раза мощными ударами огорчил гостей — и только после этого нашёл глазами друга и шутливо погрозил тому пальцем. Похоже, единственная интрига сезона будет заключаться в том, кто из этих двоих настреляет больше. И это они ещё только начали набирать форму!
Событие сорок шестое
Разговаривают двое влюблённых.
— Скажи, милый, если я откажусь стать твоей женой, ты действительно покончишь с собой?
— Несомненно, любимая! Я всегда так поступаю в подобных ситуациях.
Как таких земля носит? Или тут надо с заглавной буквы? Пётр сидел на репетиции съёмок нового клипа на песню группы «Крылья Родины», сворованную у «Агаты Кристи». «Сказочная тайга». С симфоническим оркестром — убойная вещь.
Рядом сидел и вздыхал Теофило Хуан Кубильяс Арисага — «как Пеле». Понятно, почему вздыхал. Эта черноокая девчуля парню ни «да», ни «нет» не говорит. Вертит мировой звездой, как флюгером. Хотя, наверное, не совсем правильное сравнение. Не про флюгер — про «звезду». Это Сиомара Анисия Ораме Леаль, певица из группы «Крылья Родины» — звезда самой первой величины. Рядом и нет никого, кроме её же подруг. Были «Роллинги», «Битлы», Пресли всякие. Нет. Они где-то в своих Англиях есть, а на мировом Олимпе — нет. Скатились с горы. Правильно — субтильные все, дунул ветерок от «Крыльев» — и покувыркались вниз. Элвис немножко потолще, да и тот не удержался.
Пётр встречу «будущих супругов» наблюдал воочию. Даже помог негритёнку цветов огромный букет зимой найти. Чего они по-испански лопотали — не понять, но выражение лица у Кубильяса от вдохновенно-восторженного поменялось на задумчивое.
Потом перевели. Эта, «мать её», звезда парня не послала. Она, «мать её», выдумала условие. Её муж должен быть чемпионом мира по футболу! Пора начинать лечить от звёздной болезни. Это было то, что Пётр подумал в первую минуту. А через несколько дней пришёл к нему «как Пеле» и выдал убойную вещь. Так сразу даже и не решишь. Чего теперь с влюблённой парой делать? Нет, не парой пока — кто эту Сиомару разберёт? Негритёнок выдал следующее.
— Сеньор Президент…
— Товарищ Секретарь, — поправил. Переводчица фыркнула.
— Товарищ Сеньор Секретарь! — Кубильяс вскочил, обежал стол и остановился в шаге от Тишкова. — Я не дурак, и понимаю, что сборная Перу стать чемпионом мира не сможет. У нас хорошие игроки и хорошие тренеры, но Перу — маленькая и бедная страна. Где нам состязаться с немцами и бразильцами! Я не дурак. Есть только одна страна, которая сможет противостоять этим великанам. И эта страна — СССР. Мне нужно гражданство СССР, и мне нужно, чтобы меня взяли в сборную СССР, — выдохнул и пошёл, чуть сдувшись, к своему стулу.
Дела! Козе понятно, что бразильцы почти непобедимы. Особенно сейчас. Они на раз выиграют чемпионат мира 1970 года. Выиграли. Тогда. Этой же козе понятно, что чемпион Олимпиады и чемпион мира — это два разных чемпиона. На Олимпиаду-то профессионалов не допускают — они как раз на мундиаль и приедут. Но вот Воронина с Сабо спас, Крайше нашёл. Фима Штрайх на предсезонке рекорды результативности бьёт, пакостник мелкий. По-русски уже вовсю лопочет, да с уральским «дак» через слово. Теперь вот Кубильяс — благо перуанцы почему-то за свою сборную заиграть не успели. Может, и звезда Сократеса чуть раньше над горизонтом взойдёт?
Чего уж, и помечтать нельзя? «Только жирный пингвин прячет тело жирное в утёсах». Нет, не так у классика. Чего-то «жирных» многовато. Да и ладно. Мы — буревестники.
Надо будет черноокую поблагодарить.
Глава 20
Событие сорок седьмое
— Пришла на пляж. У меня сразу же облезла кожа! Не знаю, что теперь делать?
— Как что делать? Хочешь — сумочку, хочешь — перчатки…
Даже самолёт ведь был. Большой, новый, импортный. Не судьба. В смысле — посмотреть футбол с участием бразильцев. Дел навалилось. Да ещё весна — посевная на носу, кое-где и началась уже. Матч засняли на камеру и привезли. Никакого удовольствия, особенно без комментатора. Чем там Озеров занимается? Зато увидел пластиковые сиденья. Вот это прогресс! Там чего, ещё один попаданец объявился? Они ведь ещё нескоро пойдут — и не только в СССР, в мире! Хоть в Мюнхене, хоть в Лондоне пока что всё больше обычные деревянные лавочки задами полирует народ. Помнится, в той истории жена пчеловода Лужкова на этом бизнесе серьёзно поднялась. Ну, такая корова нужна самому. Это не про жену.
Позвонил Макаревичу. Тот вместо «здравствуйте» сказал, что все мощности деревообрабатывающего комбината загружены на год вперёд.
— И вам не хворать, Марк Янович. Не нужно мне дерева — объясните про сиденья на стадионе.
— И только… Стоп. Что, теперь делать эти сиденья, а всё остальное забросить? Пётр Миронович, господом богом вашим прошу звонить в Краснотурьинск пореже. Всю экономику рушите.
— Марк Янович, вы на минутку вспомните, кто вам эту экономику «сэкономил». Не нужно ничего бросать, и никуда бежать тоже не надо. Что у вас за рационализатор такой появился? — правда ведь, загрузил в последнее время. Нужно тут свой Краснотурьинск делать.
— Это инженеры с завода пластмасс придумали. Фамилий не знаю. Знаю, кто за всё платил. Разорили.
— Всё. Выдохнули. Давайте так: чертежи мне перешлите самих сидений и пресс-форм. И поощрите товарищей — кучу денег принесёт их новаторство.
Вот так птенцы из гнезда и улетают. Сами уже историю перекраивают. Уж не бабочка ли Брэдбери там пролетела? Нет, её же раздавили. Динозавр? Хрен знает. В Штатах, может, уже есть такое — но вот в Европе срочно патентовать нужно, и завод строить. Все стадионы захотят. Миллиарды долларов.
Позвонил Бику. Тот дома был, а рядом надрывался ребёнок — Мишель родила пару месяцев назад. А может, больше? Дети на чужих подоконниках быстро растут. Самое интересное, что у сына Марселя родился сын в один день с сыном у Бика-старшего. Ох, чего-то запутанная генеалогия получилась. Как это будет проще? Ага, дядя и племянник родились в один день.
— Привьет, Петья! Давай прилетай. Тут показаль новость, ти самольёт купил. Тебя все ругають.
— Привет. Почему ругают? — вот она популярность.
— Говорьят, книги не писать, песен ни писать, фильмы не снимать. Зажралася. Самольёт покупать.
— Зажрался. Правду говорят. Нет времени. Дела. Рулю.
— Делья идуть конторья пишьет? — смеётся, но ребёнок громче. Как назвали-то? Тьфу. Тёзка же. Пьер!
— Чего тёзка кричит?
— Обгадьился. Обгадьялся? Обдельялся? Навалиль кучью. Прилетай, посмотришь.
— На кучью? Так себе повод.
— На Пьерчик. Что хотьел? Мишель привьет предаст.
— Марсель, что с чемоданами на колёсиках? — посмеялись, и хватит.
— Чемоданы делайем. Сумки нет. Судимься.
— Вот так так. Чего случилось? Отстал от жизни.
— «Адидас». Немцы тоже началь делать сумки с колёсьикамьи. Мы подальём в суд. Идут разбирательства.
— «Адидас»? Чего говорят?
— Проигайт.
— Проиграют.
— Да, проиграйют. Я выставиль претензию — два миллиона франков.
— А может, продать им? Есть у меня лучше идея.
— Они готовьи. Самьи просить. Готовьи на мировой. Прилетай. Будем договарьиться.
— Хорошо. На днях. До свидания. Привет Мишель.
«Адидас» — постоянный партнёр, совместные предприятия в СССР. Нужно помириться. Пусть завод по производству таких сумок в Павлодаре строят. Там немцы, может, ФРГ и денежку даст. Тогда большой завод.
Плохо, когда у государства ни на что денег не хватает. И это ещё года четыре — потом будут «Война судного дня» и топливный кризис. В этой войне практически один победитель — СССР. Некуда будет нефтедоллары совать. Начнётся золотой Брежневский… нда. Шелепинский. Дожить надо.
Интермеццо четырнадцатое
К генералу подходит рядовой:
— Товарищ генерал, разрешите спросить. Когда ракета вылетает из шахты,
по какой траектории она дальше летит?
— Спрашивайте, товарищ солдат.
— Кадри, а ты как в снайпера попала? Я понимаю, в войну женщины снайперами были. Сейчас-то мир — женщин в армию не берут, — Федька сидел рядом в окопе, на ящике от снарядов, и пытался штык-ножом подцепить из банки тушёнки кусочек мяса. Тот несколько раз соскальзывал с ножа, а последний, когда круглая физиономия уже раскрыла рот, чтобы его поглотить, соскользнул опять, но уже не в банку, а на полу полушубка. Плюнув на приличия, Фахир взял его пальцами и донёс-таки до рта. Сверкнули два золотых зуба.
— Где зубы-то потерял? Всё спросить хотела, — Кадри со своей банкой справилась давно. Ложка была. Федька на неё жалобно смотрел, но Кадри скривилась и мотнула головой. Её ложку будут облизывать. Бр-р.
— Я первый спросил, — снова началась игра с ножом и кусочком мяса.
— Ладно. Расскажу. Про войну как раз история. Я только школу окончила в Таллине. Мама у меня швеёй работала. Вот устроила в их ателье приёмщицей. Неделя, может, прошла, а может, чуть больше — где-то перед 22 июня было. Почему запомнила? А в этом и суть истории. Принесла наша директриса китель свой, а он весь в медалях и орденах. И матери отдала — там нужно было рукав чуть прошить, Тётя Таня пополнела с войны, и когда надевала, примеряя, — он распоролся по шву. Ну, мама быстро прострочила и отнесла ей наверх. К обеду уже время, было, приходит мужчина. Неказистый такой, родинка большая под носом — противный, в общем. А народу нет никого. Он ко мне, протягивает фотографию и говорит: хочу, мол, сшить мундир, как на фото. Я глянула, а там этот тип с бородавкой в эсэсовском мундире. Их тогда много отпустили из лагерей — ходили по городу, в пивных сидели.
— Не знаю, — говорю, — может, мы не сможем по фотографии.
— А кто знает? Чего тут сложного, — и щерится, а половина зубов — как у тебя, только железные. Жуткий такой оскал.
— Хорошо, — еле вымолвила от жути такой, — у нас директор воевала — пойду её спрошу.
Взяла фотографию и пошла к тёте Тане. А та мундир примеряет, звенит орденами. Ну, рассказала. Та взглянула на фотографию и аж позеленела. Зубами скрипит. Вперёд меня вниз бросилась — а она ещё выше меня была, и, говорю, уже в теле. Вышла, и подходит вплотную к этому эсэсовцу недобитому. Он ей только до груди — где звезда Героя висит.
— Вот, — с шипением говорит, и тычет пальцем в медаль, — я снайпером была на войне. Это за сто таких ублюдков, как ты. Сейчас сто первый будет.
Эсэсовец завизжал и бросился вон, даже фотографию свою со шляпой забыл. Вот тогда я и решила тоже снайпером стать, чтобы меня такие типы с железными зубами боялись. Пошла в военкомат — не хотели брать. Потом со мной тётя Таня пришла, и опять по-другому себя ведут. Боятся. Значит, правильно я решила.
— А отец у тебя кто? — очередная попытка борьбы ножа и тушёнки.
— Нет. Мне полгода было, когда его фашисты расстреляли в сорок третьем. Он железнодорожником был, в депо работал, а немцы узнали, что он там двух евреев прячет. Нашли, выследили — и всех троих на месте расстреляли. Нам даже похоронить не дали. Я в военкомате просилась на границу с ФРГ, отомстить хотела. Теперь повзрослела. Не немцы враги. Фашисты. Эти вот — ничем не лучше. Слышал, что они с нашим пленным сделали? Быстрее бы уж началось. Руки чешутся.
Федька за время рассказа банку доел. Без ножа, руками. Сейчас вытер о жухлую прошлогоднюю траву. С первого нападения китайцев прошло почти две недели. Со дня на день тут половодье может начаться — а в это время, говорят остров почти полностью под воду уходит. Пока, так-то, и не похоже на весну. Снег, позёмка. Лёд на Уссури.