Коломна - Посняков Андрей 7 стр.


Еще пару раз повернуть… ах, ты ж, как больно-то – в кишках словно пылал огонь. И еще немного, еще… А теперь – рвать!!!

Брызнула во все стороны темная сукровица – то ли Ратибора, то ли болотного червя, – вырванный из живота отросток червя с зубастой окровавленной пастью улетел в трясину, да там и, булькнув, пропал, скрылся под ряской.

Рат же, зажимая руками живот, благоразумно отошел подальше от мертвого болотника, на другой конец островка. Там и присел на плоский камень, хоть немного перевести дух. Теперь нужно было срочно обработать рану, для чего понадобился огонь, а для него, в свою очередь – топливо; трут и огниво у парня с собой были, как и у всякого, кто собрался даже в недалекий путь – такие были времена.

Высохшая осина, прятавшаяся невдалеке, за разросшимися кустами черноплодной рябины – вот и дрова. Очень даже неплохо!

Справившись с болью, молодой человек закусил губу и, зажимая рану левой рукой, поднялся на ноги, сжимая в правой руке нож. Очень ему не нравилась рябина – не на месте она тут росла и неизвестно еще, чем (или кем) питалась. Может быть, ловила корнями лягушек да тритонов, а, может, и зазевавшихся птичек ветками, на приманку – вкусные пьянящие ягоды. Ах, какая из них получалась бражка! Вот именно из этих, из осенних…

Несмотря на неприятную рану, на этот раз путник был начеку, и вовремя пресек все поползновения рябинки. Ведь, едва только раненый подошел к кустам, как уже полезли, потянулись к нему со всех сторон гибкие жадные веточки, раскрыли плотоядные присоски-рты.

А вот вам!

Несколько разящих ударов, и ветки бессильно упали в траву, больше не тянулись. Вряд ли хищный куст сообразил, что добыча ему не по зубам – не был он до такой степени разумен, – однако инстинкты властно подсказывали ему: замри! Замри и не высовывайся, прикинься ветошью… в смысле – обычным, мирным кустиком с маняще-пьянящими ягодками. Эх-х!

Притащив сухостой, Рат поломал дерево об камень на несколько частей, парочку из которых расколол ножом на мелкие лучинки, сложил из них нечто вроде маленького шалашика, заложив в середину трут. Наклонившись, постучал кресалом о стальную пластинку огнива. Вскоре занялось пламя, поначалу робкое, желтовато-белесое, однако быстро вошедшее в полную силу, так, что юноша успевал только подбрасывать в разгоревшийся костер дрова.

А затем, сбросив стеганую, подбитую шкурой енота телогреечку, стащил через голову рубаху, разрезал на полоски подол, приготовил все и, присев к костру, накалил на углях кончик ножа…

– А-а-а-а!!!

…которым, не удержавшись от сдавленного крика, и прижег рану, туго замотав поверху отрезанными от рубашки лентами.

Рана саднила, но ничего, можно было идти дальше. Болотная пиявка – не дикий кабан, насквозь не пронзила, до позвоночника не достала даже. Да с такой пустяковой ранкой – хоть плясать! Но все равно иногда саднила, зараза.

Поискав глазами очередную вешку – приметный серый камень, – молодой человек неспешно перебрался через трясину и, пройдя сквозь камышовые заросли, вышел на узенькую, но хорошо утоптанную тропу, которой пользовались и рыбаки, и грибники-ягодники, точнее сказать – ягодницы, девчонки. Вот ведь дурехи, шастают! Хорошо, на болотника не нарвались… или на червя! Хотя справились бы – по одной девушки не ходили, собирались компаниями человек по десять, хаживали не особенно далеко, да и не водилось летом близ башен никаких опасных тварей… до последнего времени не водилось, ага!

Натоптана, натоптана оказалась тропка, и даже по той стежке, что отворачивала от основной тропинки налево, к тому плоскому холму, где обитало красное Поле Смерти, – явно ходили. И ходили в обуви, так что судя по следам – это были вовсе не дикари-нео, нет – свои шатались, из башен. Да, шастали любопытные малолетки, несмотря на запреты старших. Говорят, много чего забавного можно было отыскать у подножья холма… если, конечно, вовремя потом отбежать от красного Поля. Кто-то из молодых хвастался красивыми древними шахматами, правда, всего двумя фигурками – слоном и ладьей, кто-то показывал всем какие-то непонятные приборы с навеки погасшими экранчиками. Какие-то из экранчиков были разбиты, какие-то – целы, но все выглядело неживым, мертвым, годным разве что в качестве украшения, а честно говоря, ни на что не годным.

Березу-мутанта с черными усохшими листьями – еще не успели опасть – Ратибор заметил еще издали, саженей за двадцать, и, прибавив шагу, зацепился за какую-то корягу…

Зацепился и вдруг почувствовал, как кто-то тянет его в гущу малиновых колючих кустов, среди которых тренированный взгляд молодого воина тут же разглядел приземистое дерево – то ли ясень, то ли тополь, то ли вообще, осину – с необычайно толстым стволом. Дерево-мутант, питающееся кровью! Ветви и корни его ловили любое зазевавшееся живое существо, затаскивали в дупло, в ствол, а потом плотоядное дерево медленно, день за днем, вытягивало из попавшегося все жизненные соки, отрыгивая уже высохшую мумию.

Говорят, лесные дикари использовали такие деревья для мучительной казни пленных. Рат таким слухам не верил, вполне справедливо полагая, что нео скорее сожрут жертву сами, нежели поделятся ею с каким-то там деревом, уберечься от которого вообще-то легче легкого, надо просто быть внимательным и осторожным, да почаще поглядывать не только по сторонам, но и под ноги. А вот Ратибор нынче что-то замечтался, вернее, – задумался. Вот и попался – глупо, как ребенок.

Р-раз!!! Рубануть сразу же по только что подползшей ветке – чтоб не оплела руки… Два! – теперь во-от по тому побегу, что тянулся к еще свободной ноге… Три! А вот теперь – и по тому корню, что захватил! На-а тебе! Что, не нравится? То-то!

Освободившись от хватки плотоядного дерева, юноша, наконец, добрался до нужной березы – низкой, с исковерканным, словно бы завязанным хитрым узлом, стволом и толстыми ветками. Растение в этих краях довольно-таки редкое и очень ценное: из бересты и черной смолы такой березы делали пластыри для заживления ран, так что, сделав ножом надрез, Рат ловко обработал рану, да потом не позабыл приложить подорожник – чтоб не прилипла рубаха, иначе потом никаким силами не оторвать, разве что отмочить в березовом соке.

С этой же березы молодой человек старательно срезал толстые кусочки коры, намереваясь потом проделать в них дырочки. Выйдет не просто хорошая обложка для стихов, но и оберег, амулет – кора березы-мутанта обладала многими целебными свойствами, тем и ценилась. Ратибор не зря именно ее и решил использовать для обложки, подарить любимой. Вот уж для Ясны-то ничего не было жаль. Эх-х… удалось бы воеводе Твердиславу уговорить волхвов… А иначе что же? Ясне нынче шестнадцать. Еще год – и выдадут замуж за кого-нибудь из семеновских, а откажется, так отправят – «в помощь волхвам». Как говорила матушка – «хрен редьки не слаще». Ну уж нет! Что-то надобно придумать, что-то…

Что-то колыхнулось вдруг за деревьями, совсем рядом, шагах в двадцати. Юноша выхватил из-за пояса нож… и хмыкнул, увидев медленно приближающееся к нему колыхающееся нечто. Нечто красноватое, похожее на ягодный кисель, размерами с пруд или даже с небольшое озерко. Красное Поле Смерти – странное аморфное образование, появившееся в результате Последней Войны. Попасть в такое Поле – верная смерть, оно переварило бы несчастного без остатка, правда, передвигалось оно не очень-то быстро, да и в болото вряд ли бы сунулось. Ратибор убрал кинжал и, перескакивая с кочки на кочку, побежал к гати. Поле Смерти дошло до края трясины, какое-то время поколыхалось там, вроде бы как раздумывая, и, с хлюпаньем втянув в себя неосторожно высунувшуюся пиявку, не торопясь, направилось к пологому холму, тому самому, где ночью что-то светилось. Может, и правда – Поле? Мало кто из людей башен знал о Полях Смерти хоть что-то конкретное, даже волхвы – и те…

Ну, ушло и ушло – ладно. Рат перевел дух и, сунув нож в ножны, выбрался на твердую землю метрах в пятистах от уходящего поля. Пора было возвращаться, успеть еще до тризны сделать Ясне подарочек. И хорошенько ее отругать, предупредить, чтоб не шаталась рядом с холмом. Поле – Полем, но ведь появились уже и болотники, пиявки…

Чу! Сделав несколько шагов по узкой, заросшей камышом и высокой буровато-желтой травою, тропе, молодой человек вдруг что-то почувствовал, замер… услышав, как откуда-то слева послышались чьи-то быстрые шаги.

Резко отпрыгнув в сторону, Ратибор распластался в траве, проворно вытащив нож, взял за лезвие, примерился, чтоб удобнее было метнуть…

Тот, кто шел по тропе, тоже его заметил – и сделал точно такой же маневр – отпрыгнул, спрятался в зарослях чертополоха, затаился, выбирая удобный момент для удара. В одинаковой ситуации оба – и Рат, и тот, другой – поступили одинаково, но это вовсе еще не значило, что прячущийся сейчас в чертополохе неизвестно кто – свой. Приемы выживания похожи у многих: услышал шаги неизвестного – спрятался, приготовился к схватке. Так сейчас и поступили оба, и теперь все зависело от того, кто лучше тренирован, у кого крепче нервы… ну и у кого какое оружие, что тоже немаловажно.

С заросшей тиной реки подул ветер, туман, с утра висевший плотным покрывалом, понемногу рассеивался, и в разрывах дождевых туч появились голубые заплатки неба.

Что делать дальше, Рат сообразил первым. Приняв удобную для броска позу, выкрикнул:

– Маринкина!

…и тут же отпрянул, откатился в сторону. Ежели что-то бросят на крик – промахнутся.

Слава Великому Био – зря старался. В ответ тут же послышался отзыв:

– Спасская!

Спасская! Все правильно… Значит, свой.

– Назовись!

– Я Сгон. А ты?

Сплюнув, Ратибор осторожно поднялся на ноги:

– А я – вот он!

– Рад повстречаться, – выбираясь из колючих кустов, ухмыльнулся бригадир-десятник. – Так и знал, что кто-то из своих… Домой?

– Домой, – отрывисто кивнул Рат.

Странно, но Сгон вел себя сейчас довольно мирно, без обычного своего чванства – водился, водился за ним такой грешок. Не пытался наезжать, выспрашивать, что забыл Ратибор в запретном месте. Да и понятно – сам-то он что там делал? Явно ведь, от холма шел, возвращался – и как только не угодил в красное Поле?

– Едва в Поле Смерти не попал, – бригадир неожиданно улыбнулся. – Девчонкам кое-что ходил присмотреть, да зазевался малость – а оно тут как тут! Большое такое, красное. Не успел оглянуться, а оно уже за моей спиной – руку протянуть. Колыхается этак злобненько, дышит… Знаешь, говорят в нем можно прожигать старинные вещи!

– Говорят? – вскинул голову Рат, на дух не переносивший таких вот неконкретных слов – «говорят», «велят», «кормят».

Всегда хотелось знать – кто именно говорит, велит, кормит; почему, с какой целью?

– Ну, волхвы рассказывали, – скривился Сгон. – Говорили, что можно кое-что прожечь. Маркитанты, мол, знают, даже специальные Мастера Полей есть.

– Прожечь? – Ратибор опять переспросил одним словом, не очень-то ему хотелось болтать «за жизнь» со Сгоном. Был бы на его месте кто-то другой, хотя бы тот же Велесий или, увы, покойный увалень Легоша… Эх, Легоша, Легоша, друг… Одно утешает – отомстили за него как следует. Впрочем, не только за него.

– Понимаешь, можно сунуть в Поле старую испорченную вещь, – охотно пояснил бригадир, – и через какое-то время вытащить – ну, хоть за веревку – обратно, уже хорошую, новую. К примеру – оружие. Это и значит – прожечь, мне так рассказывали.

Рат старательно прятал ухмылку: а то он не знал, что значит «прожечь», а то матушка не рассказывала! Просто, раз уж встретились да заговорили, пускай Сгон болтает побольше, а он, Ратибор, лучше помолчит да послушает.

Десятник, кстати, был рад стараться – болтал почти без умолку. Зубы, что ли, заговаривал? Даже предложил присесть на случившийся по пути большой плоский камень – «передохнуть малость». Что-то раньше такой болтливости Рат за Сгоном не замечал… или просто никогда с ним вот так, запросто, не общался?

Ладно, присели… Из-за облаков выглянуло, припекая почти по-летнему, солнышко, отразилось в речной водне, ударило лучом парням по глазам. Сгон прищурился, засмеялся и вдруг вытащил из котомочки объемистую плетеную флягу, протянул Рату:

– Хлебни!

Ах, какой запах пошел, казалось, на все болото! Брага! Настоящая ягодная брага. Ратибор шмыгнул носом – почему бы не выпить, коли предлагают? Кто б отказался-то?

Сделав долгий пахучий глоток, юноша протянул баклажку обратно и, утерев губы ладонью, сдержанно похвалил:

– Хороша! Бабка Меклемея делала?

– Ха! Меклемея? Сам, – радостно признался десятник.

Вот тут Ратибор по-настоящему удивился, не поверил даже:

– Сам?!

– Тут вот, за болотами, и ставлю, – кратко объяснил Сгон. – Вот и хожу.

Да-а-а… Ближе места, конечно же, не нашел, бражник хренов! Впрочем, не так уж тут и далеко – вон она, звонница, а до Маринкиной башни так и вообще – рукой подать. Другое дело – трясина кругом, болотина.

Хорошая бражка оказалась у Сгона – забористая, пахучая, крепкая. Вскоре и Ратибор разговорился, правда, все равно больше болтал десятник, Сгон ведь был настоящим, постоянным десятником, не как Рат – временный. Вот и рассказывал про свои бригадирские дела, жаловался на придирки воеводы, на стариков да волхвов. Потом как-то незаметно разговор перешел на девок, и тут Сгон вдруг неожиданно признался, что ему очень нравится Ясна, «самая красивая девушка башен».

– Жаль, что она мне – сестра. То есть, не жаль, конечно… но у семеновских таких красавиц нет. Кстати, ты с ней… я же вижу… да все знают. И правильно! Давай-ка еще по глотку.

– Понимаешь, я же по крови – чужой, не пятницкий, – выпив, азартно промолвил Рат. – И Ясна мне – не сестра. Не сестра, а любимая – я воеводу просил, чтоб поговорил с волхвами, чтоб разрешили нам свадьбу сыграть.

– Да-а-а… И я б на вашей свадьбе погулял с удовольствием, – десятник пригладил волосы и озабоченно улыбнулся. – Только вряд ли волхвы вам навстречу пойдут. Хотя и я тоже буду их уговаривать, не сомневайся. А только вряд ли.

– Да почему же вряд ли-то? – обиженно возмутился Ратибор. – Что волхвы – не люди?

– Не люди! – скуластое лицо Сгона неожиданно заострилось и потемнело… или это просто солнышко зашло за тучу?

– Не обычные люди, я хотел сказать. Обслуга нашего славного божества. А Великий Био – об этом все знают – никогда не нарушит традиций. Не-ет, Великий Био не разрешит никогда…

Рат взволнованно соскочил с камня:

– Кто не разрешит? Выживший из ума робот?! Да у него и мозгов-то почти не осталось… если и были, это же не человек, и не бог, а просто машина! Случайно забредшая в наши края боевая машина смерти! Мне мать как-то рассказывала…

– Я тоже знаю, кто такой Великий Био, – с улыбкой перебил Сгон. – Да ты садись, друг. Выпей! Выпей и послушай меня… Хочу, чтоб ты знал: многие наши парни, в том числе и молодые жрецы, очень недовольны таким кровожадным богом… многие догадываются, что это никакой не бог, но молчат, пока молчат… еще не пришло время. Однако, недовольных с каждым днем все больше и больше. Сам подумай, как древняя машина смерти может вершить людские дела? Вот и твоя свадьба… Нет, что ты, пока жив Великий Био – никогда! Знаешь, скажу тебе по секрету, многие даже хотели его убить, что уж совсем невозможно.

– Возможно, – Ратибор сжал кулаки. – И я даже знаю – как. Там бронестекло, заслонка… Впрочем, нашим оружием все равно – никак.

– А не нашим? – Сгон заглянул парню в глаза. – Довоенным… Или прожженным… или тем, что продают иногда маркитанты?

– Тем – можно, – хмыкнув, Рат вздохнул и глянул на небо. – Пора уже, верно, и домой. Время.

Словно в ответ на его слова, с Грановитой башни ударил колокол. Ударил девять раз, отбив по хронометру ровно девять часов утра. Тризна была назначена в полдень.

* * *

Рат перехватил Ясну у часовни, подскочил, схватил за руку:

– Пошли к «блюдечку», милая. У меня кое-что для тебя есть.

Девушка обрадовалась, карие глаза ее засверкали:

– И что ж это такое может быть?

– То, что обещал. Ну, пошли. Пошли же!

Назад Дальше