Вячеслав Перевощиков
Воевода
Глава 1
Первый бой
С тех пор, как Ворон, нырнув в непроглядную ночь, ушел из крепости, прошло уже несколько дней, и воевода Ратибор, неустанно и внимательно наблюдая за хазарами, догадался, что его гонец сумел прорваться сквозь вражеские дозоры и донес весточку в Тмутаракань.
Об этом красноречиво говорило и беспокойное поведение хазар, и то, что сильно поубавилось число хазарских сокольничих, дежуривших с соколами наготове вокруг крепости по всем окрестным холмам, чтобы надежно перехватывать всех почтовых голубей, несущих весточки на далекую матушку-Русь. Остались лишь двое: один со стороны, обращенной к Киеву, а другой со стороны, которая смотрела на Тмутаракань.
Эта догадка и радовала воеводу, и в то же время несла с собой беспокойство, поскольку он ясно понимал, что теперь хазары ждать больше не будут, а попытаются взять крепость до того, как к ней придет подмога. Но когда каганбек отдаст приказ своим воинам идти на приступ, он все же точно не знал. И это мучительное ожидание неминуемой битвы тяготило его.
Было раннее утро, когда к Ратибору прибежал ратник-ополченец звать его на стены, посмотреть, «что у хазар деется». Ярко-красный диск солнца только-только оторвался от багровой черты горизонта и завис в кровавой дымке, обещая жаркий и ветреный день. «Однако, может, это и войско далеко по степи идет», – подумал он, вглядываясь в зловещие цвета восхода. Пыль, поднятая тысячами ног и копыт, так же окрашивала утреннее небо кровью, как и шумевшие вдалеке степные бури. Он уже подходил к стене посада, когда почувствовал запах крови в горьковатом дымке, который приносил ветерок из хазарского стана.
Быстро взбежав по скрипучей лестнице на второй ярус Гремячей башни, Ратибор глянул через бойницу на хазарский стан. Он любил наблюдать именно отсюда, потому что только эта часть укреплений, опираясь на мощный земляной вал, наиболее далеко выдвигалась в степь, и с нее весь хазарский стан был как на ладони.
Кроме того, эту башню накрывала высоченная шатровая крыша, которую венчала маленькая смотровая башенка, где все светлое время дня находился дозорный, наблюдая за степью. Раньше, завидев караван или пыль от идущей в набег орды кочевников, он бил обухом топорика в подвешенную там железную полосу, так сказать «гремел», извещая всех о беде или новых товарах на рынке, за что башня и получила свое прозвище «Гремячей». Теперь этот дозорный криком сообщал воеводе обо всем, что происходило в самых удаленных местах хазарского стана.
Взору Ратибора открылась необыкновенная картина: кара-хазары, окружавшие городские стены, зажгли сотни костров, рядом с которыми резали мелкий скот, а к убитым животным подходили воины и, наполнив чашу кровью, медленно выливали ее в огонь.
– Что это такое? – с тревогой спросил ратник.
– Жертву кровью приносят[1], – Ратибор почесал переносицу, – или богов заклинают. Одним словом, к битве готовятся.
– Значит, пойдут сейчас на приступ? – Ополченец-ратник слегка побледнел.
– Пойдут, как пить дать, только не прям сейчас, – воевода еще раз глянул через бойницу на хазар, которые, вылив кровь в огонь, начинали медленно двигаться вокруг костров, распевая заунывные песни, – вон у них сколько еще канители, но сегодня они к нам в гости будут точно.
«Надо бы еще разок все проверить», – подумал Ратибор, оглядывая с забрала Гремячей башни городские стены.
Укрепления посада, как и Гремячья башня, были построены русскими мастерами из вековых дубов на месте китая – стены из плетня и земли, – прежде служившей защитой жителям поселения около крепости. Захватив Саркел, Святослав первым делом привел сюда из земли вятичей лучших воинов и лучших мастеров, которые пригнали по Дону плоты с дубовыми стволами и начали укреплять город. Стена вокруг посада была почти построена, когда погиб легендарный князь-воин. Новый правитель уже не мечтал о великих завоеваниях на востоке, и строительство стен было остановлено.
Несмотря на свою недостроенность, городские укрепления имели очень внушительный вид и представляли для врага серьезную опасность. Глубокий и широкий ров, а за ним земляной вал, увенчанный деревянными стенами, рубленными тарасами, отгораживали речной мыс от остального берега. На самом конце мыса был еще один ров, за которым уже высилась белоснежная каменная крепость с зубчатыми стенами и башнями.
Через ров было перекинуто два моста. Один в том месте, где были незавершенный вал и кончалась городская стена, и позволял, минуя посад, попасть в крепость, а другой мост был подъемный, и по нему въезжали через Гремячую башню в город на торговую площадь.
Теперь один мост был почти полностью разобран при приближении хазар, а второй поднят, образуя дополнительную защиту ворот. Но оставалась дорога, которая, отталкиваясь от оставшихся после моста свай, шла напрямую к крепости, минуя недостроенный участок укреплений посада, перекрытый простым частоколом и малыми воротами. То, что здесь не было добротных крепостных стен, это еще полбеды, главная беда была в том, что проходящая мимо дорога создавала около стены удобнейшую площадку для размещения лестниц, таранов, больших щитов прикрытия и всего остального, что могло помочь нападающим в случае приступа.
Такая же площадка была перед воротами самой крепости, но Ратибор, едва став воеводой, сразу же обязал розмысла[2] избавиться от нее, сделав предвратные укрепления из частокола, который установили почти вплотную к реке и второму рву, отделявшему каменную крепость от укреплений посада. Этот ров был не таким глубоким и широким, как первый ров, но тоже имел два небольших моста. Один мост был для прямой дороги в крепость, и его тоже разобрали, а другой не стали убирать, чтобы оба укрепления имели между собой связь. К тому же этот мост выходил в середину крепостной стены и хорошо простреливался со всех сторон, так что, как говаривал розмысл, «враг мог пройти по нему, только умерев десять раз». В общем, сама крепость была надежно защищена, и только посад был главной головной болью воеводы.
Приказав расставить по стенам дополнительные отряды ополченцев-лучников, он пошел по правому крылу стены к частоколу, чтобы еще раз осмотреть то место, где, по его мнению, хазары должны были начать свой натиск. Там заканчивался высокий вал и возведенная на нем мощная стена, и дальше ко второму рву тянулся простой частокол, укрепленный полатями, которые соорудили наспех при приближении хазар. Именно из-за этого частокола Ратибор предполагал оборонять посад лишь до тех пор, пока хазары не засыпят ров, а потом сразу же отвести людей в крепость, под надежную защиту каменных стен, чтоб сберечь воинов для ее обороны. Но потом, придумав свою военную хитрость, решил просто так не отдавать врагу городских стен, даже если эти стены были простым забором из бревен. Сейчас он еще раз внимательно оглядел и стены, и все, что было вокруг, пытаясь представить, как лавина хазар, засыпав ров, хлынет с приставными лестницами к частоколу. Чем тогда остановить их, как уберечь и людей, и город? Все ли он продумал и предусмотрел? А уж в том, что удар будет нанесен именно здесь, можно было не сомневаться.
Ратибор хотел уже повернуть назад, но решил напоследок заглянуть в угловую Окричную башню, от которой и начинался частокол. Что его на это толкнуло, трудно было сказать, но тишина на башне ему показалась странной. Стараясь не потревожить эту тишину, он тихонько вошел и поднялся на второй ярус, где должны были дежурить дозорные. Оба безмятежно дремали на брошенных в углу рогожах.
– Встать! – взревел воевода, краснея от гнева.
Ополченцы, хлопая глазами и пошатываясь, вскочили на ноги.
– Это что такое? Да как же вы посмели уснуть на посту?! – продолжал кричать Ратибор. – Да знаете, что вам за это полагается?!
– Не-е, не знаем, – промямлил высокий и худой парень с копной соломенных волос.
– Ты что, не понимаешь, что тебе доверили весь город охранять на этой башне? К позорному столбу захотели?
Ополченцы только молчали в ответ, опустив глаза и поеживаясь от воеводской брани.
– Вы что молчите?! – взорвался Ратибор. – Из-за вас хазары могли в город пробраться и всех поубивать. Люди могли погибнуть!
– Не, не пробрались бы, – неуверенно пробубнил высокий, – вместо нас тут сторож был.
– Какой еще сторож?
– Да вот, – ополченец указал на чучело, обряженное в доспехи и приставленное к бойнице.
– Вы что, насмехаться вздумали?! – Ратибор не выдержал и всадил здоровенную оплеуху по копне соломенных волос долговязого парня.
Юноша отлетел в другой угол башни и оттуда обиженно забубнил:
– За что, боярин-воевода, мы же проверяли его, он работает.
– Что работает, что работает?! – все еще гневался Ратибор. – Ты на посту должен стоять, а не кивать на чучело.
– Обманка работает, – вжимая голову в плечи и мигая глазами, продолжал парень доказывать свою правду. – Вот хазарин ее видит и боится.
– Что так прям и боится? – Воевода тяжело перевел дух от все еще кипевшего внутри гнева.
– Да сколько раз проверяли, – ополченец чуть осмелел, – как высунем чучело в бойницу, так степняки прочь отбегают, думают, стрелять будем.
– Так, так, – призадумался Ратибор, – в этом что-то есть. Но все равно, – он сердито сдвинул брови, – еще раз замечу спящими, не миновать вам позорного столба.
Для убедительности воевода сунул в нос оставшемуся на ногах ополченцу здоровенный кулак и со словами «Смотрите мне тут» двинулся к выходу, но, спустившись до половины лестницы, остановился и окликнул провинившихся ратников:
– Эй, дозорные, где вы там?
– Здесь, боярин-воевода, – сверху в лестничный проем глянули две пары испуганных глаз.
– Ну-ка поставьте это ваше чучело в бойницу, что внутрь крепости смотрит. Хочу глянуть со стороны, как ваш дозорный работает.
– Сделаем, боярин-воевода. – Парни затопали ногами и запыхтели, торопясь исполнить приказ.
– Вот шельмы, вот сорванцы! И как таких недотеп в ополчение берут да еще в дозоры ставят? – ругнулся воевода уже без злобы, а скорей для порядка, и двинулся дальше завершать свой досмотр готовности к бою.
Когда он возвращался назад и уже подходил к Гремячей башне, увидел, как нестройной толпой бегут ополченцы-лучники, за которыми торопливым шагом идет сотник ополченцев Борут[3].
– А ну, на стены живо! – кричал он – Ну, сонные тетери, леший вас дери, чуть хазарина не проспали!
– А я и не спал, – огрызнулся один из ополченцев, который не бежал, а шел, как и сотник, быстрым шагом. – А так, глаз под стрелу точил.
– Смотри, Вязга, – погрозил сотник, – дошуткуешься, вот заточат тебе хазары какое-нибудь другое место да под свои стрелы.
– Типун тебе на язык, Борут.
Быстро поплевав через левое плечо, лучник торопливо добавил:
– Отвяжись, недоля, со слова плохого.
– И что ты за сотник? – встрял в разговор товарищ Вязги. – В бой посылаешь, а слова доброго не скажешь. Разве ж так делают?
– Давай, давай, поспевай! Не мешкай! – откликнулся Борут. – Слово доброе вам уже бабы сказали. А мое дело на стены вас поставить.
Тут он увидел воеводу и радостно закричал:
– Здрав будешь, Ратибор!
– И тебе, Борут, привет!
– Где тут погорячей место будет? А то есть два болтуна-скомороха, так надо их так пристроить, чтоб хазары скучать им не дали.
– Сегодня нигде скучать не дадут. – Воевода остановился, вглядываясь в подходивших ополченцев. – Ну а разговорчивых веди к Окричной башне, думаю, там самое веселье будет.
– Веселье – это по мне, – товарищ Вязги с усмешкой гордо тряхнул русыми кудрями. – Но в башню не пойду. Я на стенке люблю стоять, мне воля нужна.
– Да я тебе не пойду! – озлился Борут. – Да я тебе...
– Постой, не кипятись, – вмешался Ратибор в назревавшую ссору. – Кто такие будут?
– Да пастухи наши, Вязга и Злат. – Борут повертел в руке граненую булаву на длинной ручке, словно намеревался треснуть ею одного из ослушников.
– Мы это, по степи, завсегда с кочевником за скот бьемся, – начал оправдываться Вязга. – У нас со Златом про них хитрость своя есть. Нам в башню не надобно.
– Что за хитрость? – заинтересовался Ратибор, подходя ближе.
– А так, – Злат улыбнулся синими, как небо, глазами. – Как степняк нападет, так мы в разные стороны разъезжаемся, вроде как каждый сам за себя бьется, ну и хазары так же воюют. Только они взаправду, а мы лишь для виду, чтобы обмануть их.
– Ну и что? – нахмурился Борут.
– А то, что я бью в спину тех, кто на Вязгу идет, а он стрелами разит тех, кто на меня лезет, ну и тоже в спину получается.
– А ежели они не дадут вам разъехаться? – не унимался сотник.
– Все равно мы их в две стрелы бьем: один справа, другой слева, потому как степняк уж больно ловко щитом прикрывается, и иначе его стрелой никак не достанешь.
– Добре, – подвел итог всему сказанному Ратибор, – вижу, вы хорошие вои, не хуже иного гридя будете. Становитесь на стену, как вам надобно. Главное, хазар в город не пропустите.
– Не боись, воевода. – Вязга гордо поднял мощный лук с загнутыми вперед концами. – От этой штуковины еще ни один степняк не ушел.
Лучники пошли дальше, поднимаясь на стены, а Ратибор посмотрел им вслед, отметив, что пастухи не только вооружены лучше других, но и доспех имеют вполне достойный: поверх толстой войлочной стеганки красовалась кожаная безрукавка с наплечниками, усиленная железными пластинами.
Остальные ополченцы были и вооружены, и одеты, кто во что горазд. У одних были стеганки, набитые толстой крученой пенькой с деревянными накладками, у других, по примеру степняков, доспех из толстого войлока. Кто-то имел длинный прямой лук, принесенный еще отцами из древлянских или вятских лесов, а иные имели небольшие, но мощные составные луки с наклейками из роговых пластин и сухожилий животных.
– Пошли, Борут, пройдемся. – Ратибор, поманив за собой сотника, быстро зашагал к Окричной башне. – Есть у меня до тебя одно дело.
Не доходя шагов тридцати до башни, остановился и спросил сотника:
– Что видишь на башне?
– Что? – не понимая вопроса, удивился Борут. – Воин там, дозорный на нас смотрит.
– Вот оно! – обрадовался Ратибор. – Так и хазарин увидит и по нему начнет стрелять, и невдомек ему будет, что это чучело.
– Чучело?! – Борут даже шлем снял, чтобы лучше видеть. – Да не может быть!
– Еще как может! – Воевода радостно потер руки. – И пока это чучело там стоит, хазарин в наших ребяток стрелять не будет. Смекаешь?
– Здорово! – Сотник еще раз придирчиво прищурил глаз. – Но если приглядеться, то можно понять, что это не живой воин, а болван.
– Вот поэтому сразу высовывать их не будем, а как станет ребяткам на стенах тяжело, – Ратибор улыбнулся, довольный своей хитростью, – так болванчиков в бойницы, и пусть хазарин на них стрелы тратит.
– Да, так, пожалуй, может сработать, – Борут провел ладонью по вислым усам. – Точно сработает.
– Чтоб сработало, – воевода внимательно посмотрел в глаза сотнику, – ты возьми с башни сорванцов, которые сделали этого болванчика, дай им помощников поболее, и пусть в городской доспешной лепят болванчиков. А как сделают, сразу на стены несут и прежде всего на правое крыло. Там, думаю, хазары попрут, и там хуже всего будет.
– Лады, сделаю! – Сотник рванулся исполнять, но, сделав шаг, вдруг обернулся. – Сколь времени-то есть?
– Часа два, не более.
– Ничего, успеем! – Он побежал, придерживая левой рукой меч.
– Ну а я пойду проверю, как новые стрелки встали, – сказал Ратибор самому себе и стал взбираться на стену по скрипучей лестнице.
Он прошел все правое крыло стен, наставляя ополченцев, чтоб не высовывались в бойницы, а смотрели с опаской, ставя их парами около каждого стрельного окна. Потом спустился, обогнул Гремячую башню и пошел по левому крылу стен, неустанно напутствуя ополченцев. Когда почти вся воеводская работа была сделана и он устало шел назад, поглядывая, как медленно просыпается город, еще не осознавший всей грозящей ему опасности, с Гремячей башни послышались звонкие удары в железное било, и долетел тревожный крик дозорного: