Раздался хруст сломанных челюстей, и ксенос завертелся на месте, молотя хвостом по земле. Сквозь вопль боли, вылетающий из его разбитого рта, Соломону послышалось слабое эхо болтерной стрельбы в другом конце площади, но Капитан, не теряя времени зря, подскочил к лаэранцу и с размаху ударил его бронированным кулаком.
Глаз твари выскочил наружу от удара, сопровождаемый ещё одним страшным криком. Деметер всадил левый кулак в закрытую серебряной кирасой грудь лаэранца, и запачканный кровью металл не выдержал. В лицо Капитана брызнул фонтан горячей крови и слизи, и Соломон взревел в гневе. Алый туман ярости заволок глаза Десантника, он схватил поблескивающее тело врага обеими руками и с размаху ударил головой об острый край коралла.
Ксенос не перестал вопить, и Деметер продолжил бить его о твердое подножие атолла. Но даже когда лаэранец издох, Капитан не смог остановиться и, наконец, превратил череп врага в кашу из дробленых костей и кусочков мозга.
Соломон поднялся с колен и захохотал, радуясь, словно первобытный дикарь, его доспехи с головы до ног были покрыты темной кровью лаэранца.
Слегка пошатываясь, Капитан подошел к первому из ксеносов, убитых им за последнюю пару минут, и с трудом выдернул-таки меч из его головы.
Звук болтерных очередей тем временем усилился, и тут до Деметера наконец дошло, что и он, и его Астартес давным-давно истратили все свои боеприпасы. Соломон только теперь понял, что почти обезумел от ярости, заставившей его изуродовать труп второго лаэранца.
Капитан обернулся, определив, с какой стороны доносится шум пальбы… и не удержался, подняв сжатый кулак в победном жесте. Он увидел Мария Вайросеана, которого нельзя было не узнать даже здесь, на затянутом дымом поле боя. Третий Капитан входил на площадь во главе безупречного клина Космодесантников, и рядом с ним вел свой отряд Гаюс Кафен.
Лаэранцы, ошеломленные новым нападением с тыла, потеряли строй и почти не могли сопротивляться воинам Мария, которые убивали их из болтеров, не подпуская к себе. Что до бойцов Второй Роты, то нежданное явление боевых братьев удвоило их силы и наполнило уставшие руки новой мощью. Атаки лаэранцев окончательно захлебнулись, и, хотя чувства ксеносов были невероятно чужды человеческим, Соломон ощутил парализовавшее их отчаяние. Защитники Атолла-19 поняли, что уже ничто не спасет Лаэр от гнева и ярости врагов.
— Вторая, за мно-ой! — прокричал Второй Капитан, устремляясь навстречу Марию. Его Астартес не нуждались в иных приказах или призывных речах — они немедленно бросились за Соломоном, собираясь в боевое построение для завершающей атаки. Если бы кто-то взглянул на них сверху, то увидел бы нечто похожее на кинжал, нацеленный прямо в сердце атолла.
Никто из Детей Императора не собирался щадить, или, того пуще, жалеть врагов, и через несколько минут всё было кончено. Как только последние вражеские воины пали под неудержимым напором ветеран Вайросеана, смолкло и безумное завывание коралловых башен. Над площадью, ставшей могилой для сотен людей и ксеносов, наконец воцарилась тишина.
Но молчание длилось недолго, и на поле боя зазвучали бесконечные благодарности и приветствия воинам Третьей роты от выживших Десантников Соломона. Сам же Второй Капитан в это время уже вложил меч в ножны и медленно шел по площади, надеясь отыскать свой болтер, потерянный в кромешной резне. Ноги с трудом держали Деметера, его руки не сгибались от усталости, а тело горело от множества ран, на большинство из которых он как-то не обратил внимания в бою.
— Значит, опять понесся на врага по центру, да? — спросил знакомый голос за спиной у Соломона.
— Да, Марий, — не оборачиваясь, ответил Второй Капитан. — Что, выговор мне собираешься сделать?
— Ну, всё может быть.
Повернувшись к другу, Деметер увидел, что тот снимает шлем и трясет головой, стараясь поскорее избавиться от небольшого потрясения, случавшегося каждый раз, когда Десантник возвращался к собственному зрению и слуху от авточувств брони Мк. IV. Взгляд Мария, как всегда, был строгим, волосы цвета перца с солью, слиплись от маслянистого пота.
В отличие от большинства Астартес, Вайросеана обладал тонкими, острыми и живыми чертами лица, которые были словно прорезаны в темной коже, похожей на древесину старого дуба.
— Добрая встреча, брат, — произнес Соломон, крепко пожимая его руку.
Марий кивнул в знак согласия и заметил:
— Похоже, здесь была настоящая бойня?
Деметер наконец-то отыскал потерянный болтер, и, очищая его поверхность от крови, отозвался:
— Что правда, то правда. Лаэранцы оказались крепкими ублюдками.
— С тобой не поспоришь. Может, знай ты это заранее — не ринулся бы сломя голову по центру, а? — невинно спросил Марий.
— Знаешь, Марий, если бы в пылу боя у меня вдруг появились несколько отличных идей и куча времени — я бы подумал над этим. Но все, что я знал тогда — лаэранцы прочно окопались перед нашим фронтом. Я послал людей на фланги, но главное направление не смог доверить никому, кроме себя самого. Вот и все.
— К счастью для тебя, Сержант Кафен разделяет твои взгляды на то, как следует поступать командиру в такие минуты.
— Гаюс отличный боец», — твердо сказал Соломон. — Он далеко пойдет, возможно, когда-нибудь станет Капитаном.
— Не буду спорить, хотя мне показалось, что он сейчас на своем месте. Боевой офицер, который без особых рассуждений выполняет приказ.
— Нам как раз нужны такие офицеры, — заметил Деметер.
— Снова соглашусь, но, с другой стороны, такие воины постепенно перестают развиваться. Он никогда не достигнет совершенства, просто делая свою работу.
— Не каждому суждено стать Капитаном, Марий. Рядовые нужны на войне так же, как и командиры. Люди вроде тебя, меня или Юлия будут вести Легион к величию, перенимая у Примарха и Лорд-Коммандеров образцы храбрости и чести, а после, передавая их тем, кто стоит ниже нас. Сержанты, боевые офицеры — часть общего дела, они важнейшее связующее звено между нами и простыми бойцами, они, в конечном счете, доносят до них волю Примарха».
Марий остановился и положил руку на наплечник Соломона:
— Послушай, я знаю тебя несколько десятков лет, но ты не перестаешь удивлять меня, друг. Я-то думал, что сейчас здорово выругаю тебя за мальчишескую «тактику», а вместо этого выслушал настоящую лекцию о том, как мы должны вести в бой наших воинов.
— Что тут скажешь? — улыбнулся Деметер. — Похоже, это Юлий и его книги так действуют на меня.
— Кстати, раз уж мы заговорили о Юлии, — протянул Вайросеан, вглядываясь в кристально чистое небо. — Похоже, он получил приказ начать кампанию Очищения.
Соломон поднял голову и увидел сотни боевых челноков Легиона, врывающихся в атмосферу Лаэра.
ЗАХВАТ АТОЛЛА-19 означал успешное завершение первой стадии Очищения Двадцать Восемь-Три. Впрочем, о том, насколько свирепой и кровавой была битва, и что победа в ней висела на волоске, не знал никто, кроме выживших воинов Второй и Третьей Рот.
Тем временем, истребители-перехватчики Флота спускались на Лаэр вслед за челноками и кружили над атоллом, образовав восемь оборонительных колец на случай контратаки ксеносов. Огромные транспортники Имперской Армии выгружали зенитные орудия и подразделения Архитских Паладинов Лорда-Коммандера Файля, немедленно занимавших позиции в руинах летающего города. Вскоре атолл заполнился их фигурами в багровых туниках и серебристых нагрудниках.
Широкие грузовые корабли Механикумов заходили на посадку в клубящихся облаках пыли, и из них высаживались молчаливые адепты в красных балахонах, тут же устремляющиеся к удерживающим атолл в воздухе «энергоперьям». Тяжеленные строительные машины вместе с отрядами бурильщиков и камнетесов расползались по острову с единственной целью — выровнять его поверхность и уложить на неё длинные листы шероховатого металла. Так создавались посадочные полосы для боевых и транспортных судов Экспедиции.
Атоллу-19 суждено было стать первой из множества баз, опираясь на которые, Дети Императора навсегда покончат с лаэранцами.
СЕРЕНА вернулась к себе, сказавшись усталой, но Остиан остался на палубе и продолжал всматриваться в глубины Лаэра. Красота Двадцать Восемь-Три заворожила его, а рассказы Серены о дивных пейзажах иных миров разожгли в его сердце небывалые прежде желания. Ему хотелось немедля ступить на поверхность чужой планеты, подставить лицо лучам странных солнц, ощутить на коже дуновение ветров с далеких континентов, не виданных человеком. Словно яд, эти видения проникли в кровь Делафура и заставили его сильнее прежнего, чуть ли не до боли, мечтать о высадке на Лаэр.
Остиан ещё раз попробовал представить себе линию горизонта этого мира — безжизненную, бесконечную дугу темной синевы, вздымающуюся гигантскими волнами и незримо связывающую края света. Какие неведомые существа населяют эти глубины? Какое чудовищное бедствие обрушилось на древних обитателей планеты и погребло их под тысячеметровой толщей воды?
Уроженец Терры, чьи океаны давным-давно испарились в забытых войнах или природных катастрофах, Остиан просто не мог представить себе мир, лишенный суши.
— На что это мы смотрим? — вдруг услышал скульптор.
Делафур скрыл удивление, и, обернувшись, увидел перед собой Бекву Киньску. Темно-голубые волосы певицы были уложены в чрезвычайно замысловатую прическу, на которую явно ушел не один час, а на губах играла хищная улыбка.
Остиану неожиданно пришло в голову, что, хотя, алое платье с корсетом, которое было на девушке, совсем не «выходное», она все равно выглядела так, будто собиралась отправиться в какую-нибудь знаменитую бальную залу Мерики.
— Здравствуйте, госпожа Кинска, — сказал скульптор так равнодушно, как только мог.
— Ой, пожалуйста, зови меня Бек, как и все мои хорошие друзья, — ласково произнесла певица, и, взяв Остиана под руку, подошла к тонкому стеклу наблюдательной палубы. Аромат её тела и духов, с сильным яблочным оттенком, проник в ноздри Делафура. Вырез платья певицы был неприлично глубоким, и Остиан покрылся испариной, обнаружив, что таращится прямо на нежные линии её груди.
Быстро подняв глаза, скульптор увидел, что Беква внимательно смотрит на него, и немедленно покрылся румянцем: певица не могла не понять, чем же он так заинтересовался.
— Э-э, то есть, простите, я…
— Да ладно, дружочек, все в порядке, — отмахнулась Беква с игривой улыбочкой, которая совершенно не понравилась Остиану. — В этом нет ничего плохого, правда? Мы ведь оба — взрослые люди и понимаем, что к чему.
Вместо ответа скульптор уставился на медленно вращающийся Лаэр, делая вид, что его крайне заинтересовали какие-то океанические течения или грозовые вихри в атмосфере. Но певица только прильнула к нему ещё ближе и вкрадчиво заговорила:
— Знаешь, война всегда казалась мне чем-то по-настоящему будоражащим воображение. Кровь вскипает, тело пылает огнем при виде ненавистных врагов! Сколько во всем этом истинного мужества, я бы даже сказала, мужского начала. Ты не находишь, Остиан?
— Ну, э-э, я не то чтобы часто думал об этом…
— Чепуха, не мог ты не думать, — фыркнула Беква. — В каждом настоящем мужчине мысли о войне пробуждают дикого зверя, хищное животное. Нужно быть никчемным слабаком, чтобы не возбудиться при звуках военных гимнов или криков поверженных врагов! Я сама не стыжусь признать, что грохот выстрелов и звон клинков по-настоящему горячат меня… если ты понимаешь, что я имею в виду.
— М-м, не совсем уверен, — пролепетал Остиан, хотя на самом деле он слишком хорошо всё понял.
Беква шаловливо ударила его по руке:
— Остиан, не надо так глупо шутить, я не стану тебе подыгрывать! Никогда не думала, что ты такой жестокий мальчик и начнешь дразнить меня в ответ на откровенность.
— Д-дразнить? Я вовсе не…
— Ты же прекрасно все понял, — сказала певица, выпустив руку Делафура и повернувшись на каблуках. Теперь они стояли лицом к лицу. — Я хочу тебя. Прямо здесь. Прямо сейчас.
— Что?
— Не будь таким ханжой, неужели чувства для тебя ничего не значат? Ты ведь слышал мою музыку?
— Да, но при чем…
— Никаких «но», Остиан, — перебила Беква, ткнув его в грудь длинным крашеным ногтем и заставив прижаться спиной к обзорному стеклу. — Наше тело остается просто тюрьмой для души, пока мы не развиваем и не используем на полную все пять наших чувств. Освободи их — и ты распахнешь дверь в темницу души! А я всегда была уверена, что секс — именно то почти мистическое переживание, которое позволяет выпустить на волю все пять чувств разом.
— Нет! — выкрикнул Делафур, вырываясь из её рук. Певица вновь потянулась к нему, но он отступил на несколько шагов. Скульптора бросило в дрожь при мысли о том, что Беква относится к нему, как к игрушке для своих утех, и он затряс головой, пытаясь прийти в себя.
— Перестань изображать из себя дурачка, Остиан, — недовольно сказала Кинска, вновь подойдя вплотную. — Я же не собираюсь тебя насиловать. Если дело в том, что я не в твоем вкусе, просто скажи.
— Нет-нет! — задохнулся Делафур. — Просто…
— Просто — что? — спросила Беква, и Остиан понял, что она по-настоящему смущена. Похоже, ни один мужчина прежде не отказывал ей во взаимности, и скульптор отчаянно пытался отыскать разумный ответ на заданный вопрос. К сожалению, Делафур был настолько ошарашен происходящим, что его разум оказался чище араратского мрамора.
— Просто… мне надо идти. — наконец выдавил Делафур, ненавидя за настолько идиотскую фразу хныкающего, жалкого ублюдка, которым был он сам. — Мне нужно к Серене, у нас… свидание.
— К художнице? А, так вы с ней любовники?
— Нет-нет-нет! — выпалил Остиан. — В смысле, да! Мы очень сильно любим друг друга, вот так.
Беква надулась и скрестила руки на груди. Её поза, взгляд, которым она окинула скульптора — всё говорило Остиану о том, что теперь певица относится к нему несколько хуже, чем к содержимому выгребной ямы.
Делафур попытался сказать что-то ещё, но Кинска оборвала его на полуслове:
— Вы же, кажется, спешите? Ну, так можете идти, мы уже достаточно наговорили друг другу.
Не найдя слов, Остиан повиновался ей и сбежал с проклятой палубы.
Глава Четвертая
Быстрота ударов/Долгая дорога/Братство Феникса
ПО МНОГИМ ПРИЧИНАМ, Очищение Лаэра стало достойным испытанием на пути Фулгрима и его Легиона к совершенству. Битвы, шедшие на затопленной планете, были по-настоящему жестокими и беспощадными. Победы же в них доставались тяжелым ратным трудом и лишь после борьбы, столь же кровавой, как самые страшные схватки в прежней истории Детей Императора. Но, несмотря на потери, войска 28-ой Экспедиции продвигались в недра планеты с быстротой, воистину граничащей с волшебством. Ни для кого не было тайной, что платой за уничтожение лаэранцев и захват их мира служили потоки крови Космодесантников.
Каждый летающий атолл после Очищения стремительно преобразовывался в базу для последующих операций, обороняемую и удерживаемую Архитскими Паладинами, пока Астартес воплощали в жизнь смелые планы своего Примарха. Хотя лаэранцы и были высокоразвитой технологичной цивилизацией, они никогда не сражались против столь беспощадного и могучего противника, как Дети Императора. Изящные задумки Фулгрима и его гениальный дар полководца в сочетании с мудрым предвидением возможных поворотов войны делали сопротивление лаэранцев бесполезным. Они не могли надеяться даже хоть немного отдалить свою гибель, не говоря уже о том, чтобы отстоять Лаэр и избежать того, что было предначертано судьбой.
Убитые в бою или взятые живьем ксеносы доставлялись на «Гордость Императора», где под строгим карантином изучались и препарировались Апотекариями Легиона, стремившимися узнать о враге все, что только возможно. Особи, попадавшие им в руки, изменялись от «воинов», защищавших Атолл-19, до ядовитых «летунов» с когтистыми крыльями, и водных тварей, с легкими, перестроенными в жабры, и костяными гарпунами вмести хвостов. Такое разнообразие существ внутри одного вида было просто поразительным, и с каждым днем на флагман прибывали все новые и новые необычные твари.