- Мальчик мой! - радостно и немного вяло взмахнув рукой, воскликнул Вульф, приветствуя таким образом гостя. - И ты, Наката, здравствуй.
Наката лишь кивнул, не забыв несколько демонстративно окинуть взглядом комнату. После чего решительно уселся подле двери. Чёрный простой плащ его на миг распахнулся, обнажив целый арсенал. Как и все ниппонцы, Наката предпочитал клинок пистолю или штуцеру. Впрочем, стрелять он умел, и стрелял неплохо.
- Мечей никак прибавилось? - ухмыльнулся дружелюбно Вольф. - Ну-ну…
Наката смолчал. На самом деле, как и у любого самурая, собственно мечей было у него всего три: дайто-сёто из вакидзаси и катаны, и родовой меч - итомаки-тати. Последний, изукрашенный чёрными лентами и тесьмой, был сейчас втиснут меж крепко сжатых коленей. На рукоять его Наката и оперся.
Что до остального…
Если посчитать, так сейчас он почти и не имел ничего. Кроме трёх мечей, из которых один - вакидзаси - был чуть длиннее обычного ножа, при нём было не более полудюжины единиц другого оружия. Вот в бою он походил на ощетинившегося сталью ежа.
На его фоне Ян, вооружённый «всего лишь» кварт-пистолем, двумя полуторафутовыми дагами и полуторным фламбергом, выглядел безоружным. Да что там - неприлично голым!
Ну а на Вульфа, который принципиально не носил оружия длиннее булавки для длиннющей своей косы, и вовсе смотреть было стыдно и грустно.
- Итак! - сказал Вульф. - Что на сей раз?..
В этот раз улов был не столь богат, как обычно. Хотя, как посмотреть. Троллиты, быть может, и не были чрезмерно крупными, но каждый из них тянул на десяток каратов. И таких камешков набралось два десятка. Притом их ещё добыть надо было, для чего требовалось хорошенько покопаться в тролльих внутренностях, предварительно вспоров его многослойную «одёжку». А для начала - затропить!
- Двести золотых! - сказал Вульф, едва мазнув по камням быстрым, цепким взглядом.
И каждый знает, что цену Вульф даёт один раз. Не нравится - торговли не будет.
Молча, дабы, не дай бог, дать торговцу повод для отказа, Ян поворошил пальцем кучку лежащих перед ним драгоценностей. Выбрал самый мелкий камешек, отливающий зеленовато-чёрным. Такие никому в Трампе прежде видеть не доводилось. Придирчиво оглядев его в лупу, Вульф поднял цену. Притом резко - вдвое.
- Четыреста! - и кашлянул виновато, признавая, что и впрямь ошибся.
Четыреста золотых было меньше, чем Ян рассчитывал, но он уже раз рискнул.
- Что ещё? - Вульф был явно недоволен своим промахом, а потому говорил резко и нарочито грубо.
- Сто саженей тролльей шкуры, четыре клыка - целых. Кварта тролльей красной желчи… месячной! Как обычно?
- Шкуру и клыки - так же. А на кой мне месячной давности троллья желчь? Что ж ты так припозднился, Ян Орлов? Вещь ценная, я бы тебе за неё пятьсот золотых отвалил. А теперь… Ну куда она мне - месячная? И где это, скажи на милость, ты месяц шлялся-то, с тех пор как тролля завалил?
- Шлялся… - дернув ртом, не проговорил, а прошипел, Наката.
- Шлялся… - эхом откликнулся Ян, только в другой интонации, - Да как тебе сказать, Вульф?… По бабам гулял. По орочьим… Вот орки озлились на нас да и насели сразу в две ватаги! До сих пор не понимаю, как уйти свезло… Ты, Вульф, за золотишком не тянись, не нужно оно мне. На эти деньги ты мне чек дай.
- Как всегда у Рыжей отоваришься? - буркнул Вульф недовольно. - Забыл уж, поди, когда последний раз у меня в магазине появлялся. А то смотри, Ян, я тебе, как постоянному клиенту, скидку дам! Немалую - десятую часть скину!
Предложение было заманчиво, и, по тому, как шевельнулся за спиной Наката, Ян угадал - тот бы согласился. Сам же он только головой покачал:
- Нет, Вульф. Ты же знаешь…
- Да знаю, знаю! - поморщившись, сказал Вульф. - Так ты смотри, если что…
- Только к тебе! - заверил его Ян со всей возможной сердечностью.
Вульф, не чинясь, выписал ему чек ещё до оценки остального груза. Всего вышло полторы тысячи. Бывало лучше, бывало хуже - им не слишком везло в последние походы. Да и в истории Трампа редко кому из трапперов удавалось заполучить троллит ценой больше тысячи золотых. Однако, жили - не жаловались. На пиво с мамуком хватало, прам содержался в исправности, и в пороховницах всегда был порох.
У Яна и Строри даже собственные фактории были - на дальних выселках. Остальные держали долю в праме и каноэ, от того имели доход, называемый малым. Вот и сейчас - почти всё заработанное уйдёт на покупку снаряжения.
Потому и вздыхает Наката, безоговорочно признающий за вожаком право самому выбирать поставщика. Как бы там ни было, Рыжая берёт подороже Вульфа. Да и скидки она не предлагает, несмотря на всё своё особое к Яну отношение.
- Прямо сейчас и пойдёшь? - спросил он недовольно, спускаясь по лестнице, как всегда - в полушаге сзади и чуть сбоку.
- А чего тянуть? - повёл плечом Ян. - Всё равно раньше, чем к утру, она спать не ляжет. А если уж прознала, что я вернулся…
- Да, тогда лучше поспешить! - согласился Наката. - Рыжая, она такая.
Рыжая, она же Оксана Рыженко, жила в самом престижном районе Трампа… если, конечно, сей город можно разделить на районы, а улицы его назвать улицами. Вся хитрость в том, что строили его на болотистой почве, на воде, оттого улицы и дома были подняты на сваях на несколько саженей. На сваях же стояли крепостные стены, форт, наблюдательные башни - всё здесь было на сваях.
В хитросплетениях его мостиков, переходов, подвесных канатных дорожек и беспорядочном, хаотичном расположении домов запутался не один новичок. Впрочем, Яну Трамп был домом родным, а уж заплутать по дороге из «Лысого скальпа» до фактории Оксаны было и вовсе мудрено. Он бы и с закрытыми глазами - на спор или просто так - пересёк восемь «улиц», четырнадцать мостов и мостиков. И, под конец, пройдя по Горбатому мосту, вышел бы к крепко отстроенной, укреплённой почище иного форта, фактории Оксаны.
Оная досталась молодой женщине в наследство от мужа-траппера, погибшего, когда было ей всего шестнадцать. Сейчас, вроде бы, исполнилось двадцать восемь, но никто не уточнял - ни к чему. Это была красивая, крепкая, а, главное, невероятно умная женщина. А по хитрости и деловой хватке сравняться с ней из всех торговцев Трампа мог только Вульф. Ну, уж в этом-то он Оксану даже превосходил, отчего она вовсе не страдала - жила весело и привольно. А ежели кого привечала, то уж от всей души.
Яна, кстати, она сама в постель и затащила, да так, за пять с лишним лет, и не выпустила.
Были ли у неё другие мужчины? Наверное, были. Ян точно не был монахом, хотя в открытую старался подруге не изменять. Про Рыжую, как в глаза и за глаза звали Оксану, говаривали всякое, однако грязи - никто. И Ян со своим, вовсе не сахарным характером не давал такой возможности, да и повода не было.
Сегодня Оксана его не ждала, потому и решил он сделать любимой маленький сюрприз. Ян ведь не всё рассказал Вульфу. В том числе причину, по которой орки так взъярились на него. За пазухой его обреталось сокровище, которому и жить-то всего неделю осталось, - но даже сейчас очень многие, не задумываясь, выложили бы за него целое состояние.
Нет, решено! Оно пойдёт Оксане! Пусть наслаждается!
Что трапперу стена в два этажа? Тьфу, семечки. Ян преодолел её прежде, чем собаки за стеной сообразили - кто-то лезет, и зашлись лаем. Дальше - по крыше склада, бегом до стены дома, возвышавшегося ещё на этаж, и две сажени до окна Оксаны.
Раму, правда, вышиб неудачно - целиком обрушил в комнату. Сам ввалился, весёлый и собой очень довольный…
Свет ударил в глаза, глухо щёлкнул взведённый замок пистолета. И тут же дрожащий от изумления, ярости, восторга голос:
- Ян!!!
Ян всё ещё был ослеплён и почти ничего не видел. Мгновением спустя тяжёлое тело ударилось в него, едва не сшибив с ног. И сейчас же он ощутил тепло ее мягкой, полной груди, прижавшейся к нему. Оксана была почти одного с ним роста, и Яну всегда особенно нравилось, что ей не требовалось вставать на цыпочки, чтобы обнять его и поцеловать. И сейчас не потребовалось.
- Вернулся! Ты вернулся! - прошептала Оксана.
Время снова привычно замедлило свой бег, и Ян вспомнил про подарок, который с таким риском, с таким трудом тащил более двухсот вёрст. Вспомнил, вмиг покрылся холодным потом, сунул руку за пазуху…
И выругался обречённо.
Бесценный цветок симарийского болотного лотоса был смят и изломан. Только что в порошок не растерт. Его ещё недавно необыкновенно тонкий, нежный аромат загустел, стал терпким и резким. Очень скоро он и вовсе будет невыносимым. Пришлось бежать к окну и спешно выбрасывать его прочь. Через час лотос сгниёт, от него останется лишь небольшая лужица светло-коричневой грязи.
Подарка же не будет. И ему не удастся порадовать Оксану…
Впрочем, не похоже, чтобы это волновало сейчас молодую женщину. То всхлипывая, то смеясь почти истерично, она прижималась к нему. Отталкивала. И вновь ластилась кошкой. Конечно, так не могло продолжаться бесконечно долго - оба слишком долго были друг без друга. Ян притянул её раньше, чем девушка успела дойти до того, чтобы первой начать срывать с него одежду - несмываемый позор для молодого, полного сил мужчины.
Они едва успели дойти до её ложа…
Оксана лежала у него на плече, сильной, но необыкновенной нежной ручкой игралась волосами на его груди и молчала. Зная её, Ян не ждал от этого молчания ничего доброго…
Ну вот, дождался! Именно того, о чём думал, чего боялся.
- Ты ведь не задержишься здесь долго? - тихо и вроде бы спокойно спросила она. - Когда твой прам снова выйдет в поход?
- Две недели я отдыхаю! - решительно сказал Ян. - Две недели я тебе обещаю твердо!
- Две недели… - горько сказала Оксана. - Две недели! Иные и по два месяца сидят - не бедствуют. Ты и так опоздал более чем на месяц! Ты же не нищий, Ян. Почему не можешь позволить себе отдых?
Ян смолчал, надеясь ещё, что удастся как-то уйти от этого неприятного разговора. Увы…
- Ты мне обещал, что остепенишься, наконец! - слегка повысив голос, со слезой выдохнула Оксана. - Ян, тебе ведь не семнадцать уже! Ну, сколько тебе ещё выходить на тропу? Подумай, прошу тебя! В конце концов, если ты и сейчас между мной и тропой выберешь тропу, так я точно не желаю быть вдовой второй раз. К тому же - соломенной вдовой. Если ты ещё раз уйдёшь в поход… если…
Ян ласково, палец прижав, закрыл ей рот.
- Не стоит, милая, - попросил тихо, - Ты ведь знаешь, никогда не стоит говорить, что ни попадя. Потом не расплатишься сполна… Нет, я не могу сейчас уйти с тропы. Прости… И, если ты сейчас скажешь «уходи», я уйду. И потом позовёшь - приду…, наверное. Но ты, Рыжая, лучше не проверяй!
- Уходи, - холодно, с едва сдерживаемой яростью велела Оксана, - Уходи, тебе говорю! Прочь поди!
Чего-то подобного Ян ждал, потому сумел сохранить голову холодной. Впрочем, на ногах он оказался всего пару мгновений спустя, а оделся, как по тревоге. Опоясался поясом с дагами и кобурой огромного кварт-пистоля, перекинул через плечо перевязь с мечом…
Оксана была женщина характерная. Она дождалась, пока он окажется на пороге, и лишь тогда бросилась следом:
- Подожди!
Что ж, примирение оказалось ничуть не хуже, чем встреча…
Лишь ближе к утру, когда предрассветная хмарь затянула окна серым, любовь их насытилась и притихла сама собой. Довольная и умиротворенная Оксана посапывала у него на плече. Ян расслабился и тоже позволил себе немного вздремнуть.
Сказалась ли тяжёлая последняя неделя, когда все десять дней их преследовали неотступно орочьи каноэ, или бессонная ночь с любимой, давшаяся впрочем, ничуть не легче, но гораздо приятней, проснулся он лишь когда сумеречный полумрак обычного для этого сезона дня с трудом пробился сквозь плотно затворённые шторы. С трудом продрав глаза, Ян сел и огляделся.
Оксаны, конечно же, не было. Она в такое время уже вовсю трудится в фактории, где позарез нужны ее острый глаз и твёрдая рука - надзор за приказчиками и продавцами. Но и гость вовсе не был забыт - огромный поднос, уставленный яствами, был тому несомненным подтверждением. И было здесь всё любимое: и нежнейшая, свежайшая розовая ветчина, и дорогущий яблочный сок (ну не росли яблони на болотах Порубежья, за тысячи миль везли сюда эти обычные, давным-давно приевшиеся кое-где плоды!), и блинчики со сметанно-вареньевой макухой.
Дом, сладкий дом. Как хорошо было бы в нём остаться…
Ян точно знал - никогда не войдёт он в этот дом мужем. Он любил Оксану. Крепко любил! И не мог позволить, чтобы любовь их была разрушена чужим сомнением и шепотками: уж не приживалом ли решил заделаться прежний лихой траппер?
Ну, уж нет, дудки! Никогда! Ни за какие коврижки!
Только вот мысли его должны были как можно дольше оставаться тайной для молодой хозяйки. Она-то планов своих вовсе не скрывала: заполучить на безымянный пальчик правой руки золотой ободок, зримое доказательство того, что отныне она мужняя жена.
Когда-то предстоит ей испытать жестокое разочарование…
Наскоро подкрепившись и по достоинству оценив тот немаловажный факт, что вся еда оказалась нужной температуры - ветчина холодной, а блинчики наоборот - обжигающе горячими, будто только-только со сковороды, Ян споро оделся и спустился по крутой винтовой лестнице вниз.
Прямо под жилым этажом, где обитала хозяйка, находился главный лабаз её торговой фактории. Здесь трудились, если Яна не подводила память, двадцать продавцов и пять приказчиков.
Огромный магазин в этот час был почти пуст. Лишь в дальнем углу низенький и худощавый чухонец Эрик «окучивал» сонного гнома, пытаясь всучить ему два мешка муки вместо одного потребного. Обещая при этом непомерно огромные скидки…
Гном равнодушно отбрехивался, Эрик всё больше распалялся…
И как-то само собой выходило, что это гном «окучивает» продавца. У противоположной стены, по-бабьи навалившись локтями и грудью на конторку, Оксана с интересом наблюдала за происходящим. Вмешаться, впрочем, не пыталась.
К ней Ян и направился.
- Развлекаешься?..
- Что?.. - Оксана резко обернулась. Увидев его, просветлела лицом. - А, встал, наконец! С добрым утром, милый. Завтрак понравился?
- Спрашиваешь! - губы Яна сам собой растянулись в довольной улыбке.
Вообще-то Оксана очень не любила, когда её целовали при всём честном народе. Но сейчас и случай был особый.
Губы её были мягки и нежны, но поцелуй всё равно вышел несколько скомканным и отстранённым. Через плечо Яна - немногим такое дано - она по-прежнему наблюдала за Эриком.
- Что это он там творит? - удивлённо спросил Ян, отодвигаясь. - Ведь он так протратится!
- Ну что ты! - Оксана с трудом сдержала себя, чтобы не рассмеяться. Но сдержалась всё же. Она была умной женщиной. Знала, когда можно смеяться над любимым, а когда, как сейчас, например, не сто #769;ит. Украдкой вздохнув, - ох, уж эти мужчины! - она пустилась в объяснения…
Ян не слишком много понял из ее рассказа. Ну не силён он в торговле, что поделаешь? Тем более, что в школе им этого не давали, а торговых училищ в Северном порту и вовсе не было. Понятно только стало, что Эрик и гном вели отчаянную торговлю. Причем для этого пояснений и вовсе не требовалось - все и так было видно. Первый намеревался продать, а второй купить партию в десять мешков муки высшего качества. Смысл сакральных чисел «один» и «два», то и дело мелькающих в споре, был понятен, наверное, только самим спорящим. Да еще Оксане, которую все происходящее явно забавляло. Не иначе, то самое хваленое мастерство торговли, тудыть его растудыть!
Тут как раз и развязка подоспела. Гном вдруг взвыл, да так страшно, что все, кто слышал, подпрыгнули и обернулись на шумного покупателя, шарахнул секирой о бочку - хорошо ещё тупым концом, но бочка всё же треснула - и оглушительно громко объявил:
- Десять мешков давать! Я - полуторную цену платить!
Видать, допек его Эрик…