Свеча, которую Дженис поставила на его край, начала подрагивать. Ее пламя заколыхалось сильнее, и множество юрких теневых зверьков заскакало по лицу Дженис. Снова раздался скрежет, на этот раз громче, тяжелее, будто с глухим хрипом камень трется о камень. Свеча закачалась еще больше, Наклонилась и упала. Только на одно короткое мгновение тьма объяла фигурку Дженис, пока Могенс не вскинул лампу, свет которой разорвал ее удушающие объятия. Дженис отступила от саркофага на два шага. В блекло-желтом пляшущем свете керосиновой лампы ее лицо было мертвенно-бледным, а глаза от ужаса почернели.
— Что здесь происходит? — Грейвс остановился на последней ступени и поднял руку, так что свет его фонаря слился с лампой Могенса. Скрежетание нарастало, и крышка саркофага начала сдвигаться! Грейвс испустил испуганный крик, Дженис тоже закричала и поднесла другую руку ко рту. Под крышкой обозначился зазор с волос толщиной, он расширился до щели, в которой показалась заскорузлая трехпалая рука, она с силой вцепилась в край саркофага и раздвинула проем еще шире.
Дженис завизжала. Грейвс в ужасе вскрикнул громче, чем прежде, а щель стала много шире. Могенса пробил ледяной озноб от чистого омерзения, когда он яснее разглядел руку. Это была не человеческая ладонь, а мощная, покрытая шерстью лапища, огромная, как совок лопаты, с ужасающими когтями. Показалась мускулистая, до абсурдности длинная рука, и крышку гроба, весившую не меньше центнера, отшвырнуло с таким толчком, что она пролетела через все помещение и, ударившись о стену, разбилась на кусочки.
И безумие обрело плоть.
Могенс не знал, кричал ли он, но кто-то кричал, свет начал сумасшедший стробоскопический танец, в котором движения… этой особи стали походить на череду следующих друг за другом моментальных снимков безумия, и глазам Могенса предстало покрытое шерстью существо, некоторым образом антропоморфное, напоминающее калеку, выше, чем мужчина, но много массивнее, с бесформенной бочкообразной грудной клеткой, длинными, висящими, как плети, руками и мускулистыми ногами, колени которых были выгнуты под каким-то неправильным углом, и устрашающими когтями на ногах и руках. Однако самое страшное являл собой череп. До шеи тварь все-таки имела в своем облике что-то человеческое, но все, что находилось выше, было чистым кошмаром. Причудливый череп больше походил на собачий, только шире и приплюснутей, на нем торчали большие острые уши, из которых произрастали жесткие пучки волос. Морда была чересчур вытянута в длину, под широким собачьим носом, вырезанным словно тесаком, лоснились противные слюнявые розоватого мяса губы, а за ними поблескивал оскал пары дюжин криво посаженных острых, как кинжалы, клыков. Челюсти выглядели такими крепкими, что могли бы без труда перекусить руку взрослого мужчины. Но каким бы жутким ни выглядел сам череп, страшнее всего были глаза на нем.
Чудовищная тварь вовсе не имела острые звериные глаза или горящие красным огнем глаза демона, нет, Могенс назвал бы их человеческими, если бы не переполнявшая их адская злоба и алчность, при одном виде которых душа Могенса скорчилась, как смертельно раненный зверь.
Все это Могенс увидел в одну нескончаемую секунду. Потом свет качнулся дальше, чудовище исторгло хриплый рык и невообразимо мощным рывком набросилось на Дженис.
Могенс изо всех сил метнул в него лампой. Керосиновая лампа дважды перевернулась в воздухе, угодила монстру промеж лопаток и со звоном разбилась. Возгоревшийся ярким пламенем керосин вылился на спину и плечи твари и поджег его шкуру, но брызги пылающей жидкости попали также на волосы и платье Дженис, и ее крики стали еще пронзительнее. Могенс бросился вперед, в порыве отчаяния боком перескочил через разверстый саркофаг и заколотил крепко сжатыми кулаками по затылку чудовищного существа.
Эффект оказался таким же, как если бы он бил по голой скале. Мускулатура под заскорузлой, покрытой коркой грязи шкурой была тверда, как железо, и Могенс завопил от боли, когда горящий керосин опалил его руки. Монстр обернулся с яростным ревом, мгновение помедлил, а потом направил на него удар полыхающей лапищи. Могенс попытался уклониться от него и одновременно ударить в ответ, но для первого он был не слишком проворен, а второе, хоть и удалось осуществить, не возымело ни малейшего действия. Он врезал прямо в морду кошмарной твари, но почувствовал только, как ободрал кожу на костяшках своих пальцев, когда его кулак обрушился со всей силой на твердую, как сталь, челюсть. И практически в ту же самую секунду его достала лапа бестии.
Удар оказался настолько мощным, что просто сбил Могенса с ног и отшвырнул назад. Вместо пронзительного крика из его уст вырвался лишь захлебывающийся хрип, когда ему сдавило легкие, и он почувствовал, как два-три ребра с хрустом сломались. Беспомощно размахивая руками, он опрокинулся навзничь в стоящий позади него саркофаг. Последнее, что он помнил, было горящее факелом чудовище, которое, рыча от ярости и боли, снова повернулось к Дженис, подхватило ее на руки и потащило в туннель. Потом Могенс ударился затылком о край каменного саркофага и потерял сознание.
— И только на следующее утро я очнулся, — обессиленно закончил Могенс свое повествование. С каждой минутой его голос становился все слабее, и последние слова он почти прошептал. Горло саднило, и, хотя Том снял с него промокшую одежду и укрыл тремя шерстяными одеялами, его все еще знобило.
— Это случилось девять лет назад, но я никогда не забывал эту мерзостную тварь. И прошлой ночью я увидел ее снова.
Том налил ему еще кружку кофе — это была уже третья, если Могенс правильно сосчитал, а возможно, и четвертая — и протянул ее Могенсу, прежде чем присесть на краешек кровати. Могенс отхлебнул большой глоток и обхватил обеими ладонями эмалированную кружку. Но ни дрожь тела, ни внутренняя дрожь не отступили, как он надеялся. Что-то в нем заледенело, окончательно и бесповоротно.
— На кладбище? — спросил Том.
Могенс кивнул. Он отхлебнул еще раз. Кофе был таким горячим, что обжигал язык, но ощущение внутреннего оледенения только окрепло.
— Да, — ответил он. — Все эти годы я пытался себя убедить, что все это было только страшной галлюцинацией. Шок от смерти Дженис, а может, и от удара головой. Такое ведь случается, правда? Иногда люди теряют память или вдруг вспоминают то, чего в их жизни никогда не происходило.
— Я о таком слышал, — согласился Том.
— Но вчера ночью я это существо видел! — Голос Могенса взвился до пронзительного крика. — Я стоял напротив него, лицом к лицу! И клянусь тебе, Том, это была та же самая тварь, которую я видел тогда на кладбище, которую я принял за Грейвса и которая… — Голос отказал ему, но Том понял и без слов, что он хотел сказать. В глазах юноши появилось выражение искреннего сочувствия.
— А что было потом? — спросил он через некоторое время. — Тогда, в Гарварде. Я имею в виду, вашу подругу нашли?
— Нет, — ответил Могенс. Он — на этот раз осторожнее — приложился губами к кружке и сделал небольшой глоток, прежде чем продолжить. — А также ни Марка, ни Элен. После того как я очнулся, мне сказали, что штольня, в которую уволок Дженис… уволокла… эта особь, обрушилась. Сам я больше никогда не ходил к этому мавзолею, но слышал, что они там раскапывали… на несколько ярдов, только потом пришлось прекратить, потому что туннель грозил обрушиться. Это было слишком опасно. От нее не нашли и следа. Ни следа Дженис, ни обоих других.
— А вы? — сострадательно спросил Том.
— А как ты думаешь? — горько сказал Могенс. — Для полиции дело было очевидным. У них имелся в наличии сломанный замок и открытый гроб. Двое молодых людей встречаются ночью на кладбище, один из них имеет пристрастие к разного рода подозрительным вещам… — Он с выразительным вздохом пожал плечами. — К тому же еще каучуковая маска, которую они нашли в кармане моего пиджака. Нет, Том, для полицейских следователей дело было закрыто еще до того, как я пришел в сознание.
— И вы никому не рассказали об этом… существе? — предположил Том.
— Это было моей величайшей ошибкой, Том. Я рассказал. Но это только ухудшило положение. Мне никто не поверил. Ни полиция, ни коллеги, ни мои профессора, ни даже те, кого я считал… своими друзьями. — Он издал горький смешок, про который сам не смог бы сказать, смех это был или его полная противоположность. — Большинство посчитало это глупой отговоркой. Некоторые решили, что я просто свихнулся. И никто мне не поверил. Думаю, я и сам бы не верил, случись это с кем другим.
— Но Грейвс! — вырвалось у Тома. — Я… я имею в виду доктора! Он же сам видел монстра!
— Я тоже так думал, — чуть слышно сказал Могенс. — Но, наверное, ошибся.
Том с сомнением посмотрел на него. Он ничего не сказал, но Могенс чувствовал, как трудно ему было поверить в это последнее утверждение. Да и почему он должен верить? Это же было чистой ложью. Правда заключалась в том, что Грейвс вообще отрицал, что той ночью находился на кладбище. Правда заключалась в том, что это был именно Грейвс, тот, кто поведал полиции о его увлечении оккультизмом и всем тому подобным. И правда была в том, что он, Могенс, провел четыре месяца в тюрьме и не попал на скамью подсудимых с лишением всех ученых званий только потому, что университет, желая избежать скандала, вмешался в это дело. И это был Грейвс, тот, который неделю спустя после страшных событий сел в поезд на Нью-Орлеан, чтобы занять место, предназначенное Могенсу, и въехать в квартиру, которая ждала их с Дженис. А позже Могенс убедился на собственной шкуре, что черные списки не только существуют, но и явно относятся к наиболее читаемым в стране сочинениям.
Ничего из этого он не поведал Тому. Он уже сказал ему больше, чем кому-либо на свете, — собственно говоря, он не рассказывал никому о событиях той страшной ночи. Но незачем было нагружать Тома своими собственными проблемами.
Однако во взгляде Тома он прочел, что тот раскусил гораздо больше из того, о чем Могенс умолчал, если не в деталях, то уж по смыслу точно. Да Могенс и с самого начала не делал тайны из того, что они с Грейвсом никакие не друзья. Том собирался что-то ответить, но в этот момент снаружи заслышались громкие голоса, юноша поднялся, прошел к двери и открыл ее, чтобы посмотреть. Могенс тоже попытался бросить взгляд наружу, но Том приоткрыл дверь всего лишь на щелку, да еще своим телом загораживал ему обзор.
— Сейчас вернусь, профессор, — поспешно сказал он, быстрым шагом вышел и плотно прикрыл за собой дверь. Могенс заметил лишь проблеск серого рассветного сумрака, пока дверь раскрывалась, и тем не менее он не только расслышал голос Грейвса, но и то, что тон его был очень возбужденным. Похоже, там, снаружи, разгорался яростный спор. Могенса, впрочем, это нисколько не удивило, как и не тронуло. Редкий человек, по его мнению, через более или менее короткое время общения не вступал с Джонатаном Грейвсом в спор.
Его мысли сейчас были заняты Томом — и прошлым вечером, конечно. Он не помнил, что происходило на кладбище дальше, равно как и не мог сказать, каким образом он добрался назад до своего дома. Том сообщил Могенсу, что нашел его на кладбище и принес сюда, и по положению вещей у Могенса вроде бы не имелось оснований сомневаться в этом — хоть он и с трудом мог себе представить, что этот хрупкий юноша без посторонней помощи поднял его через пятифутовую кладбищенскую стену, а потом тащил на себе обратно. Но, с другой стороны, зачем Тому его обманывать? У него нет на это никаких причин, и, кроме того, Могенсу просто не хотелось считать Тома лжецом. Ему мало встречалось людей, к которым бы он сразу испытал такое безоговорочное доверие, как к этому нежному, почти женственному юноше. Но и то, что он ему так безоглядно доверился, не слишком смущало его. Как образованному человеку, ему было ясно, что он находится в исключительной ситуации, в положении, когда он должен поговорить хоть с кем-нибудь, чтобы не свихнуться от ужаса, который подняли в нем былые воспоминания. Наверное, он доверился бы каждому, кто оказался рядом, когда он пришел в себя, даже мисс Пройслер.
Особенным же было то, что он нисколько не стеснялся Тома. После того как его с позором изгнали из Гарварда, Могенс никому не поверял эту историю и еще день назад мог бы поклясться, что унесет эту тайну в могилу. И все же он не сокрушался, что доверил Тому события той судьбоносной ночи. Если бы на его месте был кто-то другой, он, не медля ни минуты, оставил бы все это и никогда больше сюда не возвращался. Но, касаемо Тома, его тайна была в надежных руках — это он чувствовал всеми фибрами своей души. Что ни говори, а мальчик прошлой ночью, можно сказать, спас ему жизнь. Если бы он не появился вовремя… Могенса пробил холодный озноб при одной только мысли, что он мог бы оказаться один на один с этой песьеголовой бестией…
Если бы только он смог вспомнить, что произошло на самом деле, когда он повернулся и так внезапно оказался лицом к лицу со страхом из своего прошлого! Но там ничего не было. Его воспоминания обрывались на лицезрении страшного звероподобного рыла, а следующее, что он увидел, был Том, который сидел на табурете возле постели и терпеливо ждал, когда он очнется.
Дверь открылась, вернулся Том. Могенс припомнил громкий спор, свидетелем которого он стал хотя бы на слух, и попробовал что-нибудь прочитать по лицу Тома, но это ему не удалось.
— Что там стряслось? — спросил он прямо. И когда Том на это неопределенно пожал плечами, уточнил: — Надеюсь, у тебя из-за меня нет неприятностей с Грейвсом?
— Нет, — покачал головой Том. — Это один из «кротов».
В первый момент Могенс недоуменно посмотрел на него, но потом вспомнил разговор, который они с Томом вели в машине.
— Один из геологов?
— Они постоянно прокрадываются в лагерь и на кладбище, — подтвердил Том. — Доктор Грейвс страшно бушует по этому поводу. Однажды он даже пригрозил, что пристрелит следующего, кого застанет на месте раскопок. — Он пожал плечами. — Я-то не думаю, что он на самом деле сделал бы такое, но звучало это вполне убедительно.
По крайней мере, в этом пункте Могенс был согласен с Томом: он тоже не верил, что угроза Грейвса стрелять в геологов была высказана на полном серьезе. Джонатан Грейвс предпочитал добиваться своих целей куда более тонкими средствами.
— Еще кофе, профессор? — предложил Том.
Хоть Могенс и протянул ему пустую кружку, но в то же время отрицательно покачал головой и жестом дал понять, чтобы Том поставил ее на стол.
— Кажется, я еще не поблагодарил тебя, Том, — сказал он. — Без тебя меня бы сейчас не было в живых.
— Ерунда, — горячо возразил Том и, на секунду сделав испуганное лицо, быстро поправился со смущенной улыбкой: — То есть я хотел сказать, что это вам пришло в голову?
— Ну, если бы этот монстр меня…
— Никакого монстра там не было, профессор, — не дал ему договорить Том.
— Что значит не было? — оторопел Могенс. — Я его видел собственными глазами!
Том ответил не сразу, а когда заговорил, его голос изменился, стал тише, и сам он старался не смотреть Могенсу в глаза.
— Боюсь, это я должен извиняться перед вами, профессор, — сказал он. — Вчера вечером вы видели не монстра, а меня.
— Тебя? — Могенс решительно покачал головой. — Нет, Том, совершенно точно нет. Я знаю, что видел. Я хотел включить свет, но тока не было, и я вспомнил, что ты говорил, чтобы я просто позвал тебя, если будет что-нибудь нужно. Так что я вышел из дома, чтобы поискать тебя. И тут услыхал шаги и заметил какую-то тень. Кто-то бродил по лагерю.
— Мы выключаем генератор сразу, как только последний человек поднимается наверх, — пояснил Том. — Он жрет слишком много горючего, а его специально доставляют из Фриско. — Он поднял плечи. — Надо было предупредить вас. Извините.
Как будто дело было в этом!
— Я видел кого-то, — не отступался Могенс. — И я пошел за ним. Он прокрался через лагерь и направился к старому кладбищу!
— Это был я, — упорствовал Том.