— Объяснить своим оппонентам их заблуждения решили, — неопределённо хмыкает Оля, — Маша, пойди посмотри экспозицию, ты же биолог тебе интересно будет… Скажите, Николай Иванович, найдётся тут у вас тут местечко откуда можно будет наблюдать всё здесь происходящее, оставаясь незаметной?
— Конечно, Анечка, какие царские палаты без подземных ходов и потайных окошек!
— Отлично, мне попозже ваш кабинет понадобится на некоторое время.
В Столовой палате, громко разговаривая между собой и посмеиваясь, появляется группа мужчин среднего возраста, проигнорировавших гардероб, в одинаковых серых длиннополых плащах и, сдвинутых на затылок, тёмных фетровых шляпах. Вавилов, сразу заметив процессию, спешит навстречу.
— Трофим Денисович, товарищи, — радушно улыбается он, — очень рад что вы нашли время перед заседанием посетить Президиум. Тут мои коллеги как раз подготовили несколько интересных препаратов хромосом, хотите ознакомиться?
— Посмотреть? Отчего ж не посмотреть? — Лысенко насмешливым взглядом окидывает ассистентов Вавилова, напряжённо переминающихся с ноги на ногу у столиков с микроскопами, — Вона сколько людей, в поте лица своего трудилась над картинками этими.
Из-за спины «народного академика» послышались подобострастные смешки. Не снимая плаща, Лысенко, а за ним и другие члены его команды копируя вожака, бочком присаживался на стул, не подстраивая окуляр, на секунду заглядывал в микроскоп, бросал несколько более длительный взгляд на лежащую рядом картинку, неопределённо хмыкал и переходил к другому столику. На осмотр экспозиции всей командой ушло не более пяти минут. Лишь маленький вертлявый человек из свиты надолго застрял у одного из столиков, оживлённо обсуждая что-то с высокой молодой черноволосой женщиной, они поочерёдно присаживались к микроскопу, записывая что-то карандашом на листке бумаги.
— Исай, ты с нами, — теряет терпение Лысенко, — или уже в вейсманисты-морганисты записался?
Человечек, чертыхаясь. поспешно прячет бумагу в карман плаща, что-то ласково шепчет женщине и, подхватив со стола шляпу, неохотно бредёт к начальству.
— Трофим Денисович, — склоняется Вавилов к академика и просительно шепчет ему на ухо, — пройдёмте ко мне в кабинет, нам надо с вами кое-что обсудить.
— Ну пойдём, поговорим, — узкие губы Лысенко в насмешливой улыбке растягиваются в ниточку, — хлопцы, погодите меня здесь…
— Катенька, что там за шум? — раздражённо кричит Вавилов, поднимаясь с кресла.
— Николай Иванович, тут товарищи из НКВД… — вслед за секретарём в просторный кабинет, обставленный дорогой старинной мебелью, входят вохровцы, ведущие под руки давешних брюнетку и человечка.
— Обращаю внимание всех, — гробовым голосом начинает Оля, подходя к столу для заседаний, — органами государственной безопасности пресечена попытка шпионажа, товарищ Вавилов, мне нужен ваш кабинет для проведения следственных действий.
— Я — Мария Кёгель, гражданка третьего Рейха, у меня имеется дипломатическая неприкосновенность, требую немедленно сообщить о моём задержании в Германское посольство, — истерично выкрикивает она.
— Я, я… — коленки Презента явственно задрожали.
— Этого не может быть, — руки Лысенко безжалостно терзают шляпу.
— Молчать! Всем… — Оля стучит кулаком по столу, стаканы на стеклянном подносе звонко звякают, — гражданин Презент, что вы спрятали в карман плаща, там в зале?
— Я думал, что она ассистентка… попросил её номер телефона… — мямлит он, протягивая ей бумагу.
— Так, что тут у нас, номер телефона… чей он? — головы собравшихся поворачиваются в сторону немки.
— Я требую встречи с представителем посольства Третьего Рейха… — закусывает губу женщина.
— Нет так нет, — насмешливо улыбается девушка, переворачивает листок — выяснить кому он принадлежит мне не составит труда… а это что, колонка цифр… шифровка?
— Это провокация! — возмущенно выдыхает всей грудью Презент.
— Ничего, наши специалисты разберутся… Посторонних прошу покинуть кабинет… да-да, товарищ Вавилов, вас тоже, здесь останутся только задержанные… последите за ними чтоб не разговаривали, — кивает Оля вохровцу, выходя вместе с остальными в приёмную, — надеюсь, что все понимают, что в интересах следствия разглашение обстоятельств случившегося запрещено (все согласно закивали)… Ну а чтобы не было соблазна (Оля выразительно посмотрела на секретаршу), вы сейчас дадите об этом подписку. Понимаю, что присутствие здесь сотрудников НКВД и последовавшие задержания могут вызвать нездоровые слухи, поэтому на вопросы коллег вам следует отвечать, что здесь арестована воровка, укравшая крупную сумму денег у командированного из Одессы, всё понятно?
— Да… ясно.
— Вот и отлично, товарищ Лысенко, попрошу вас задержаться, надо будет проехать на Лубянку и дать письменные показания…
— Так у меня выступление через час, — глубоко посаженные глаза академика часто замигали, — и выборы потом…
— Так это ваш сотрудник или не ваш? — хмурится девушка.
— Он работник моего института.
— Вы несёте за него ответственность или нет?
— У меня двести человек в коллективе, кто ж знал, каждому в душу не залезешь…
— Маленькая ложь, Трофим Денисович, рождает большое недоверие, — рука девушки ложится на отполированное тысячами прикосновений дерево перил, — многие ваши сотрудники подтвердят, что Презент был вашим близким другом…
— И такое бывает в жизни… кажется знаком с человеком давно, не один пуд соли с ним съел, а выходит, что не черта ты его не знаешь… Вы, товарищ Мальцева ещё молоды…
— Вы написали поручительство за Презента, когда в Одессе в прошлом году он был задержан милицией по обвинению в растлении несовершеннолетней? — желваки заиграли на скулах Оли.
— А вы неплохо подготовились, я смотрю, — одними губами улыбается Лысенко, зло глядя на девушку, — матерьяльчик подготовили… Понимаю теперь откуда ветер дует: дармоеды эти столичные, шаркуны паркетные, что в палатах царских сибаритствуют, науськивают вас. Ничего, посмотрим ещё чья возьмёт…
— Ни чья не возьмёт, — улыбается в ответ девушка, — НКВД в последнее время начали поступать сигналы о неутешительных результатах так называемой яровизации… не надо возражать, дослушайте до конца. Органы провели своё негласное расследование, факты подтвердились. В этой грязной истории оказались замешаны обе ваши группировки: одна прикрывала её сверху, другая толкала снизу. Но хуже всего, что вы ввели в заблуждение партийное руководство, исполнительную власть и весь советский народ.
Лысенко нервно передёрнул плечами, но промолчал.
— Чтобы как-то разрешить ситуацию, товарищ Берия поручил мне, — Оля поправила орден Ленина на груди, — провести с вами и товарищем Вавиловым разъяснительную беседу и предложить вам снять свои кандидатуры с выборов Президента ВАСХНИЛ. С Николаем Ивановичем я уже поговорила и он с нашими предложениями согласился. Есть мнение, что Президентом должен стать академик Сиваченко, учёный-механизатор, а вам заняться вашими непосредственными обязанности — выводом высокоурожайных сортов сельхозкультур. Было бы неплохо, чтобы вы предложили его кандидатуру совместно.
— Кхм-кхм, что будет с Исаем? — хрипит академик.
— Не беспокойтесь, товарищ Лысенко, вас эта история не коснётся, однако настоятельно советую уволить его по статье. В любом случае к вам в Одессу он больше не вернётся: кроме сегодняшнего, на нём ещё висит дело о растлении несовершеннолетней, Прокуратура возобновляет его, как незаконно прекращённое.
— Правда, что ль? — за вуалькой шляпки, не могу разглядеть выражение глаз подруги.
— Правда, — кивает она, — позвонила Шейнину, он запросил дело из Одессы и своей властью задержал Презента на сорок восемь часов…
— А что за необходимость была именно сегодня идти в Большой на «Травиату»?
— Вот именно «идти» необходимости не было никакой, — ворчит подруга, стуча каблучками по Красной площади, — можно было на машине подъехать. А сегодня потому, что открытие сезона наверняка будет кто-то из Политбюро, да и президиум ВАСХНИЛ в полном составе там быть должен…
— Какие-то проблемы?
— Думаю нет, но подстраховаться надо, — Оля крепко сжимает мою руку, — вдруг у кого-нибудь из академиков появится соблазн переиграть выборы.
— Задачу понял, обеспечить нам лучшие места, желательно в «царской ложе»… — жёсткий захват сменяется ласковым поглаживанием.
— Вы заранее, товарищ Чаганов, не могли предупредить? — понижает голос комендант Большого театра Рыбин, страдальческая гримаса искажает его узкое лицо, — сегодня самого Хозяина на театре ждём, открытие сезона, как-никак… ложи белетажные давно все разобрали наркомы да секретари.
— А ложи первого яруса? Подальше от сцены… с десятой по двенадцатую? — безуспешно пытаюсь встретиться взглядом с его смотрящими в разные стороны глазами.
— Есть шестая по левой стороне, — не заглядывая в бумаги быстро отвечает Рыбин и решительно поднимается, — идёмте скорей, если там пока никого, я их на балкон пересажу… польта оставьте у меня здесь.
Немного отстав от худого длинноногого коменданта, мы с подругой подходим к полуоткрытой двери ложи.
— Но почему?! — доносится оттуда возмущённый мужской голос.
— Понимаете, товарищ Бонвинтик, — бубнит Рыбин, — касса продала двойные билеты…
— Но мы пришли первыми! Пусть пришедший позже и идёт на балкон. И вообще, я — орденоносец!
Оля надувает губки, с тяжёлым сердцем переступаю порог ложи и в тамбуре перед собой вижу нахохлившегося гроссмейстера Ботвинника, тычущего себе в грудь на орден «Знак Почёта».
«Некрасиво получилось, но назад дороги нет».
— Что двойные билеты? — лихорадочно соображаю я, спиной ощущая горячее дыхание подруги, — может быть тогда сделаем так: одно отделение смотрите в ложе вы, другое-мы?
— В «Травиате» три отделения… — из-за спины Ботвинника на нас с подругой насмешливо смотрит его спутница, жгучая брюнетка.
— На заключительное отделение бросим жребий, — тушуется гроссмейстер, заметив ордена на моей груди.
— Всем места хватит, — весело резюмирует Оля, — девочки сядут вперёд, а мальчики сзади на стульях с высокими ножками. Идёт?
— Идёт! — смеется черноглазая.
— Сей минут стулья организую, — облегчённо выдыхает Рыбин.
— Отлично, давайте знакомиться, — пропускаю Олю вперёд, — я — Алексей Чаганов, это моя невеста Аня.
— Я — Михаил Ботвинник, моя жена — Гаянэ.
— Очень приятно, — произносим хором и хохочем.
— Позвольте, — осеняет меня вдруг при внимательном взгляде на жену гроссмейстера, — я вас видел в Ленинграде в Мариинском, вы — балерина, танцевали вместе с Улановой в «Лебедином озере».
— Верно, — польщённо улыбается Гаяне, — вы, Алексей, человек известный, а чем Анечка занимается?
— Заканчиваю мединститут, — приходит мне на помощь Оля, — ну и охраняю товарища Чаганова… от чересчур настойчивых поклонниц.
Наш смех тонет в аплодисментах публики, в правительственной ложе появляются Сталин и Киров. Сзади открывается дверь, внутрь протискивается служитель нагруженный стульями, за ним маячит Рыбин.
— Алексей, товарищ Сталин приглашает тебя с Аней к себе в ложу… — неожиданно из-за спины коменданта выглядывает коротко стриженная голова Власика.
Гаянэ удивлённо глядит на Олю, Ботвинник хватает меня за руку. — Товарищ Чаганов, мне нужно с вами поговорить, — с мольбой смотрит он на меня, — после спектакля? Пять минут, не больше.
— Хорошо, ждите нас после спектакля под колоннами, — шутливо подмигиваю ему я, — но с вас партия в шахматы со мной…
При первых нотах грустной мелодии увертюры великой оперы занимаем кресла рядом с Кировым, вождь приветливо кивает нам.
— Товарищ Чаганов, — в первом перерыве гуляем со Сталиным по пустому фойе, примыкающему к правительственной ложе, — будьте готовы в конце месяца к отплытию в Амстердам. Там вы встретитесь с известным вам господином Дэвисом и его супругой, у них возникли вопросы по нашему дальнейшему сотрудничеству. Проведёте переговоры с госпожой Пост по возможности ускорения поставок алюминиевого завода. Господин Дэвис сейчас в должности посла в Бельгии, по дороге в домой он сделает остановку в Амстердаме, где к нему присоединится жена, любительница шахмат. В это время в Голландии как раз будет проходить шахматный турнир сильнейших гроссмейстеров.
— Понимаю, товарищ Сталин, супруги не хотят афишировать свои контакты с нами.
— Правильно понимаете, товарищ Чаганов, они сами выбрали место и время встречи. Все ваши встречи с Дэвисом и Пост будут происходить в порту, на их яхте «Си клауд». Вам запрещается сходить на берег в течение всего времени пребывания в Голландии, постоянно будете находиться на нашем судне, на советской территории под надёжной охраной, ну за исключением самих переговоров.
— Товарищ Сталин, в Брюсселе находится штаб-квартира компании «Юнион Майнер дю О-Катанга», той самой, которая добывает уран в Африке. По её отчётам выходит, что около тысячи тонн руды компания завезла в Бельгию. Для полноценной атомной программы этого может и не хватить, но на первом этапе будет большим подспорьем при ее развёртывания. В случае войны Германия сможет легко захватить эти запасы урана.
— А сколько у нас урана сейчас? — пыхнул трубкой вождь.
— Полторы тысячи тонн уже в Союзе, пятьсот тонн — в пути.
— Так поручите это вашему коммерсанту, как его Мак Ги?
— Он попробовал, но у него не вышло. Мак Ги считает, что после того как он скупил весь добытый уран в Бельгийского Конго, на рынке возник интерес к урановой руде. Возможно, что «Юнион Майнер» хочет набить цену на неё, но может быть что ситуацией заинтересовались иностранные разведки…
Сталин останавливается в задумчивости посреди фойе, не обращая внимания на третий звонок.
— Хорошо, товарищ Чаганов, мы проверим ваши предположения…
— И ещё одно, товарищ Сталин, — тороплюсь я, так как вождь повернул в сторону ложи, — ко мне обратился сын академика Ипатьева, он руководит НИИ высокого давления в Ленинграде. Там получен материал с уникальными изоляционными свойствами. Над похожими материалами сейчас работают в Англии, САСШ и Германии. Мы считаем, что у нас в стране тоже нужно в срочном порядке организовать производство полиэтилена.
«Похоже, слышал о таком»…
— Готовьте ваши предложения, — кивает вождь, — а сейчас пойдём послушаем Барсову, она сегодня чудо как хороша.
— Слушай, совсем забыл, заметили тебя твои васхнилововцы? — проводив членов правительства, идём с Олей по Щепкинскому проезду, вдоль здания Большого театра.
— Не то слово, — хохочет она, — у Лысенко челюсть отвисла… когда «генетики» с «мичуринцами», ты не заметил, они в амфитеатре прямо под нами сидели, в антракте решили засвидетельствовать своё почтение вождям, то их охрана тормознула на лестнице… а тут мы с товарищем Кировым навстречу под ручку…
— Под ручку?! — опешил я.
— Фигурально выражаясь… Ты что ревнуешь? Он же старый уже…
— Ему всего пятьдесят два.
— Действительно, — подруга на секунду замолкает, по её лицу блуждает счастливая улыбка, — как же повезло нам с тобой, Трубин.
Из открытых дверей театра на Театральную площадь, сплошь заставленную автомобилями, хлынула хорошо одетая публика.
— Мы здесь! — радостно машет рукой озябшаяГаянэ. Ботвинник водружает обратно на нос роговые круглые очки с толстыми линзами и, подхватив под руку жену, спешит нам навстречу.
«Неужели даже спектакль не досмотрели, так боялись нас пропустить»?
— Предлагаю зайти к нам в гостиницу «Москва», — неуверенно начинает гроссмейстер, отпуская руку жены, — на третьем этаже есть неплохой буфет, выпьем кофе, там тихо, можно спокойно поговорить.
— Отличная идея, — подхватывает Оля, — а мы с Гаянэ — вина…
— Товарищ Чаганов, — горячо начинает Ботвинник, уже не слыша последних Олиной слов, — вы, наверное, слышали, что скоро в Голландии пройдёт шахматный турнир. Его проводит радиокомпания «АВРО»…
«Страшно порой становится от таких совпадений, АВРО-турнир, что-то я о нём слышал»…