Ажурный венский стул легонько скрипнул под тяжестью молодого мускулистого тела.
— То же самое, — щёлкает он длинными пальцами, кивая на немудрёный ужин соседа (сосиски с кислой капустой), дородная полногрудая официантка, несущая в двух руках шесть кружек пива, весело кивает в ответ.
— Давайте знакомиться, — протягивает руку парень, — Николас Шмидт, художник. Я из Голландии, в вашем городе проездом, хочу побродить по окрестностям поискать подходящую натуру.
— Иоганн Эльзер, столяр, — в тон собеседнику отвечает рабочий, — работаю здесь в пригороде в мастерской.
— Столяр! — Шмидт принимает тарелку из рук официантки и бросает взгляд на пустую кружку соседа, — ещё пиво моему другу Иоганну за мой счёт. Так мне вас сам бог послал, я в гостинице обнаружил, что одна ножка моего мольберта сломалась. Не почините? Я хорошо заплачу.
— Кто ж отказывается от денег? — пивная кружка Эльзера стучит по столешнице, — прозит!
— Э-э, да тут всё просто, — разочарованно протягивает столяр, закручивая гайку на мольберте, — винт раскрутился…
— Иоганн, — голубые глаза Шмидта становятся ледяными, — мне тебя рекомендовал один человек, который раньше сражался вместе с тобой в организации «Рот Фронт»… рекомендовал как надёжного бойца, идейного антифашиста. Сам я служу в Секретной Службе Британии. После подписания позорного Мюнхенского сговора, стало понятно, что моё правительство ничего не собирается делать для того, чтобы остановить Гитлера….
— Это точно самое, что чувствую я! — вырывается у Иоганна.
— Честные люди есть и в нашей Службе, — Шмидт подходит ближе и напряжённо глядит в глаза столяра, — их правда немного, но они разделяют мои взгляды. Мы решили уничтожить Гитлера, он толкает Европу к краю пропасти, к миллионам жертв. Можем ли мы рассчитывать на твою помощь?
— Не сомневайся во мне, Николас, — слеза покатилась по гладко выбритой щеке Эльзера, — я сделаю всё что потребуется. Эта мысль, казнь Гитлера, давно уже не даёт мне спокойно спать… только не знаю, как подступиться к этому делу… я — простой столяр…
— Я почему-то был уверен в тебе, — художник с облегчением вздыхает и чувством пожимает руку товарищу, — не беспокойся, Иоганн, всё необходимое ты получишь…
— … как это ужасно видеть, как твой сын, — всхлипывает столяр, не слушая собеседника, — вступив в «гитлерюгенд» становится чужим тебе…. не человеком, а послушным инструментом в руках нацистов…
— Сын живёт с тобой?
— … нет со своей матерью, мы в разводе…
— Так тебя ничего не держит здесь?
— Я совершенно свободен, — Эльзер смахивает слезу мозолистой рукой, — сегодня в мастерской получил оплату за две недели, если в понедельник не приду на работу, то никто не расстроится…
— Отлично, тогда завтра утром выезжаем в Мюнхен…
— … А-а-а, понимаю… пивной зал «Бюргербройкеллер», — на губах столяра заиграла пьяная улыбка, — место начала «пивного путча», где Гитлер ежегодно выступает перед старыми нацистами… 8 ноября!
4 ноября 1938 года, 19:00.
— Слово предоставляется президенту радиокомпании «АВРО» господину Клерку, — от группы почётных гостей, стоящих у подножия мраморной лестницы, отделяется высокий худой господин во фраке, поднимается вверх на несколько ступенек, поворачивается и с импровизированной сцены обводит взглядом просторное прямоугольное лобби гостиницы, превращённое в зал.
— Что он говорит? — шепчет Оля на ухо Гаянэ.
— Не знаю, по-голландски я не понимаю… — морщится балерина, досадливо хлопнув по каменной балюстраде «галёрки», на которой собрались постояльцы отеля, не получившие мест в «партере», — ну и что я буду передавать в редакцию?
— Не волнуйся, предоставим в лучшем виде, — беззаботно взмахивает та крашеными в чёрный цвет волосами, но её глаза при внимательно сканируют лица гостей, расположившихся внизу на стульях, — записывай: «господин Клерк пожелал гроссмейстерам участникам турнира творческих успехов и удачи».
— Неплохо, не зря ешь хлеб переводчика нашей делегации… — , — фыркает Гаянэ повернувшись к подруге, но той уже и след простыл.
— Иди за мной. — шепчет не разжимая губ Оля вздрогнувшему Кузнецову, неожиданно появившись из-за колонны.
Девушка уверенно открыла какую-то неприметную дверь, они спустились по служебной лестнице и оказались в помещении, заставленном швабрами, оцинкованными вёдрами и мешками.
— Что случилось?
— Григулевич проследил за моим англичанином… похоже, он клюнул… сегодня первым поездом выехал в Арнем, городок в ста километрах от Амстердама, рядом с германской границей… встретился там в кафе с солидным мужчиной, лет сорока… по тому, как мой перед ним шапку гнул — его начальник… оба быстро собрались и выехали обратно на автомобиле «Бьюик»… Тут — не Америка, снять автомобиль невозможно. Григулевич позвонил мне, я вас не нашёл, решил ждать их здесь у отеля… Через два часа подъехали, сразу в бар, крепко так выпили, но по ним незаметно… у портье узнал, двадцать пять центов потребовал, гад, что старший тоже поселился здесь — номер 32.
— Младший точно установлен — это капитан Бэст, сотрудник СИС. Старший… опиши его…
— Рост примерно метр семьдесят пять, тёмные с сединой редкие волосы, высокий лоб, крупный мясистый нос, усы тонкие губы, тяжёлый подбородок…
— Да, это майор Стивенс, резидент СИС в Голландии, — перебивает его Оля, — что слышно из Мюнхена?
— «Столяр» вчера должен был выпилить деревянный декор на столбе и поставить его на петли в виде дверцы, закладка бомбы в тайник будет проходить сегодня ночью. Запасной день завтра, дальше он садится на поезд и едет в Дюссельдорф, где я его встречаю на вокзале восьмого утром…
— Хорошо, радиоприём в пивной проверил?
— Прямо за столиком у столба, лампочка загорелась… — хмурится Кузнецов, — Альта с передатчиком была от пивной «Бюргербройкеллер» в полукилометре, Эльзер о радиовзрывателе не знает, думает, что механизм часовой… да вы не беспокойтесь, зал был полон, внимания к себе я не привлекал.
— Повтори, что будешь говорить на встрече с Бэстом… — кивает Оля.
— Я представился Франком, племянником статс-секретаря Министерства юстиции Фрейслера, — Кузнецов в такт словам чуть покачивает головой, — сообщаю, что дядя участвует в допросах арестованных генералов — заговорщиков…
— Где содержатся арестованные? — прерывает его девушка.
— В Берлине, в тюрьме Моабит… — быстро отвечает тот.
— В каком корпусе?
— В первом…
— Лучше не ври, — расстраивается Оля, — если не знаешь, так и говори… хотя какой из тебя берлинец… знаешь где клиника Шарите?… в двух шагах от тюрьмы! Эх, расколют тебя англичане, как пить дать расколют… С настоящими немцами был знаком?
— Был, со многими, — морщится как от боли Кузнецов, — с инженером из Целле…
— Вот… саксонец ты, не думаю, что англы вообще знают где это… Дальше.
— Предложу хм…. англам купить за сто фунтов список арестованных…
— Они их имена в газетах могут прочесть, — шипит Оля.
— Так я и не строю из себя ценного кадра: мелкий коммерсант, одинокий, эмигрировал в Голландию, оказался на мели — хочу подзаработать…
— Это хорошо…
— … Рассчитываю, что… англы клюнут на дядю, да клюнули уже… значит будут просить сведения о ком-то из генералов…
— Или просто заполучить ценного агента в министерстве юстиции, — веселеет девушка, — а племянник будет служить связником. Так и продолжай изображать простого парня: недалёкого, с плохой памятью. Пускай дают тебе инструкции письменно… Кстати, в их компании может появится офицер Голландского генштаба Клоп, который давно завербован СИС, так он может натравить на тебя с целью проверки местную полицию и пограничную стражу.
— Документы у меня подлинные, фото переклеено на высшем уровне, сам Франк уже ничего не скажет… кроме того, что уже успел рассказать о своей работе на СД… на несколько дней легенда выдержит.
— Значит так, — решительно выдыхает Оля, — если встреча пройдёт как задумали, сразу звонишь связнику Франка и просишь о срочной встрече, вечером ко мне — будем шлифовать план операции. Сразу за мной не выходи, выжди минут десять.
— Чемпион мира… — бледный Алехин в отутюженном смокинге хмурым взглядом обводит собравшуюся публику, — имеет не только обязанности, но и права… Я, не отказываясь играть с победителем этого турнира, вместе с тем не считаю себя связанным обязательством играть матч в первую очередь только с ним… Оставляю за собой право выбора места и времени встречи…
Оля, сидящая рядом с Ботвинником, едва заметно хмыкает, тот боится пропустить хоть слово.
— … с кандидатом, обеспечившим лучшее финансирование.
Зал недовольно загудел и осветился многочисленными фотовспышками.
— Именно так, — чемпион мира повышает голос, пытаясь перекричать публику, — достаточно внимательно прочитать контракт, заключённый участниками турнира с компанией «АВРО»!
— А теперь — жеребьёвка! — кричит президент радиокомпании, поднимает руку и пытается сгладить возникший инцидент.
В тот же миг за лестницей что зашевелилось и под одобрительные возгласы собравшихся, по двум широким проходам между рядами стульев двинулась кавалькада ряженых «коней», «слонов», «королей» и «королев». Высокие белокурые широкоплечие девушки в национальных костюмах стран, представители которых играют на турнире, замерли с букетами цветов наперевес, каждая перед своим гроссмейстером.
— Это точно наша? — неуверенно шепчет Ботвинник на ухо Оле.
— По крайней мере кокошник узнаю, — пожимает плечами она, — а наш сарафан, похоже, достался девушке Капабланки.
— Что-то его не видно…
— Капабланка в Амстердаме, он не хочет встречаться с Алехиным… нигде кроме как за доской, — также шёпотом отвечает девушка.
— Что ещё слышно из около турнирных новостей?
— Эйве с Файном продолжают сотрудничество, которое началось с матча за первенство мира с Алёхиным. Последний месяц американец живёт в Голландии, каждый день встречаются, анализируют партии и играют блиц. Сало Флор после оккупации Судетской области окончательно отказался от мысли играть матч с Алёхиным — его кредитор окончательно разорён, денег на приз собрать не удаётся…
— Прашю вас, гаспадинн Ботвинник, — заговорила «русская» девушка, протягивая букет гроссмейстеру, — ваш черёд тянуть жребий.
Чёрные глаза Гаянэ, стоящей на галёрке, вспыхивают мстительным огнём, когда муж передаёт цветы «переводчице».
6 ноября 1938 года, 12:00.
«Вот она моя бумажная могила… зарыли, закопали славного бойца кавалериста… ну пусть не славного и не совсем кавалериста, памятуя мой последний опыт передвижения: мешком на крупе лошади…. но ведь действительно закопали»…
Порывисто встаю, срываю с крючка матросский бушлат, старший смены поста радиоразведки парохода «Красный Дон» старшина Матус удивлённо поднимает брови, и стучу тяжёлыми ботинками по узкому трапу.
«Хрен вот так вручную наскоком возьмёшь шифр британской СИС… Что мне известно наверняка? Шифр Вижинера с „бегущим ключом“ равным по длине размеру сообщения… Если ключ статистически не случайный (книжный текст или тому подобное), то вполне себе поддаётся взлому при помощи частотного анализа… особенно если в общих чертах известна тема, о которой идёт речь в сообщении. А с последним — всё в порядке… речь там идёт о Франке Фрейслере, его деде-министре и немецких генералах, томящихся в гитлеровских застенках… А поскольку вероятность использования неслучайного ключа отлична от нуля, то прекращай истерить и продолжай работать… тем более, что делать тебе здесь, кроме как заниматься дешифровкой, на внешнем рейде Амстердамского порта абсолютно нечего… Да и погода благоприятствует. Представь, каково заниматься умственной работой в шторм»…
Напрягаю зрение, пытаясь безуспешно разглядеть в тумане очертания порта. Посол Дэвис с женой, или лучше сказать Мардж Пост с мужем уже находятся в Амстердаме, опоздав на нашу встречу на три дня, но без своей яхты, которая встала на неотложный ремонт в Лондоне. Сообщение об их приезде пришло лишь два часа назад и в Москве в данный момент решают, что делать со мной, но похоже ничего, кроме как разрешить мне сойти на берег, не просматривается: не приглашать же чету на сверхсекретное судно. Да и места для переговоров на нём нет, даже кают-компания, единственно подходящее по размеру помещение, превращена в комнату связи, на три четверти занятой стойками «Айфона».
«Что решит Сталин»?
Дело в том, что в добавок к проблеме, где проводить встречу с «мистером и миссис Пост», добавилась ешё одна: времени на неё почти не осталось. По плану «Красный Дон» вместе со мной до восьмого ноября, во избежание каких-либо случайностей, должен был быть уже в Ленинграде. Время и место проведения операции со взрывом в пивной «Бюргербройкеллер», задуманная Сталиным и Игнатьевым с целью, чтобы с одной стороны столкнуть правительства и спецслужбы Третьего Рейха и Великобритании, а с другой — дать толчок к началу процесса потепления отношений между СССР и Германией (НКВД должен был заранее предупредить Гитлера о готовящемся теракте), изменить было нельзя. Именно в этот день каждый год Гитлер выступал в мюнхенском «Бюргербройкеллере», где в 1923 году начался «Пивной путч», перед ветеранами национал-социалистической партии.
— Товарищ Чаганов, — из трюма показалась вихрастая голова вестового, — вас ждут в кают-компании.
— Берию ко мне, срочно! — Сталин раздражённо бросает трубку на рычаг и обессиленно опускается на стул и в упор укоризненно смотрит на Игнатьева, — как ей только в голову такое могло прийти?
— А почему нет, Коба? — всем корпусом резко разворачивается к вождю Киров, — мы сами-то в их возрасте о чём мечтали? То жандармского генерала взорвать, то банк обнести… Да и в конце-то концов, она не самовольничает, а предлагает свой вариант действий…
— Как же не самовольничает, — тяжёлый взгляд Сталина находит новую жертву, — ведь речь шла о бомбе с часовым механизмом, которую заложит одиночка, а выясняется, что кроме него задействованы агенты Разведупра, бомба имеет радиовзрыватель…
— В одном из вариантов плана операции радиовзрыватель присутствовал, товарищ Сталин…. — начальник Международного отдела опускает голову.
— Но решение-то по взрыву Мальцева предлагает принять нам, — перебивает его «хозяин Москвы», — и я бы так просто от этого предложения не отмахивался. Гитлер — пещерный антикоммунист, он открыто заявляет о предстоящем походе войной на СССР… ради уничтожения врага можно пойти на любые средства, а если при этом ещё столкнуть Германию и Англию, то это вообще замечательно.
— Да неужели вы, товарищ Киров, — хлопает рукой по столу вождь, — не понимаете, что завтра вместо старого Гитлера придёт новый? Не может не прийти, ситуацию в экономике Германии аховая, они — банкроты. Ограбление Австрии и Чехословакии позволяет ненадолго оттянуть конец, но дела не решает. Уже скоро чтобы свести концы с концами им понадобится свежая кровь.
— Из кармана нового Гитлера не вынешь, — багровеет его оппонент, — если одним махом уничтожить всю фашистскую головку, да ещё в период краха экономики, то новому Гитлеру будет не до войны с соседями, ему будет впору со своим народом воевать! Военные пойдут на эсэсовцев, рабочие на капиталистов. В Германии вполне может сложиться революционная ситуация.
— Фу-у-х… — тяжело выдыхает Сталин, — Алексей Алексеевич, подождите, пожалуйста, товарища Берию в приёмной… Не думал я, Мироныч, что ты склонен к авантюризму…
— Мой авантюризм, Коба, не больше твоего, — в глазах Кирова зажигаются весёлые искорки, — кто всё это задумал с покушением, папа римский?
— Как ты сказал? Папа римский? — невесело усмехается вождь, расчёсывая концом трубки усы, — от него не дождёшься… он в Чехословакии действует рука об руку с Гитлером. Ватикан исторически был связан с Габсбургами и с момента образования Чехословацкой республики ведёт против её независимости войну посредством своих церковников и католических организаций в Судетах и Словакии. Интересы папы и Гитлера во многом совпадают тут мы мало что можем сделать, а вот стремиться разбить «мюнхенскую связку» Гитлера, Муссолини, Чемберлена и Деладье мы обязан: создавать недоверие между ними, стравливать между собой, не дать объединиться в борьбе с СССР. А авантюрой я предложение Мальцевой называю потому, что теракт против всего руководства страны приведёт к последствиям, которые невозможно предвидеть. Вполне вероятно, что к власти смогут прийти настоящие марионетки британских империалистов. Гитлер — германский мелкобуржуазный националист, отражающий интересы в первую очередь германских капиталистов…