Возможности отдать команду айнам работать луками уже не было, я слегка поколебался, стянул с себя маузер, положил на землю винтовку, скинул портупею, а томагавк подцепил позади за воротник клинком, после чего вывалился из кустов и потопал к японцам, старательно изображая бухого вдрызг гуляку.
Побаивался, что пальнут сразу, без предупреждения, но японцы только вскинули винтовки и отдали какой-то приказ, наверное, подойти, или остановится, увы, не знаю.
«Поди разбери вас, макаки…» — ругнулся я, сделал вид, что положил руки на затылок, при этом взялся за древко топора и послушно потопал к патрулю, еще больше раскачиваясь и через шаг спотыкаясь.
Ожидал чего угодно, что будут обыскивать, либо пинать, но, один из японцев, после того как подошел вплотную, без разговоров ткнул в меня в живот штыком.
Увернулся чудом, помогло, что в этот момент в очередной раз покачнулся.
Коротко блеснула сталь в мертвенно бледном свете луны. Мордатый японец ухватился обеими руками за шею и булькая словно индюк, упал на колени.
Я присел и в прыжке рубанул по второму. Третий попытался заслониться винтовкой, но я уже закружился, цепанул его клинком под сгиб колена, а потом, еще раз переступив, коротко и мощно всадил томагавк между лопаток.
Глухо хрустнуло, солдат всхлипнул и как куль повалился на землю…
— Сучата… — я машинально потрогал бок, но, к счастью, штык только надорвал куртку.
Но времени жалеть одежку не было, я быстро оттащил трупы в кусты, туда же выбросил винтовки и коротким свистом подозвал остальных.
К трактиру проскочили незамеченными, я немного подождал, после чего вместе с Тайто перебежкой пересек деревенский майдан с тыльной стороны питейного заведения. Прокрался вдоль стены, выглянул и заметил скучавшего возле входа в трактир солдатика.
На этот раз геройствовать не стал. Свистнула стрела — японец тихонько похрипывая съехал по столбу крыльца на заплеванную землю.
Я удовлетворенно ухмыльнулся, жестом отдал команду убрать труп и осторожно заглянул в мутное окошко, в щель между рамой и занавеской.
И даже сразу не поверил своим глазам…
Глава 12
За стойкой в трактире стоял тучный мужик, в алой шелковой рубахе и жилетке. Обширная красная морда, хитрющие маленькие глазки, расчёсанные на пробор волосы, стриженная борода, весь такой холеный и на измученного пленника японских оккупантов никак не похожий.
Но удивил меня не он. И даже не японские офицеры за столом с какими-то девицами с прожженными и пропитыми мордами. А удивило то, что за тем же столом, в той же компании, сидели… Сидели, мать их так, русские. Кто в гражданском платье, но большинство в мундирах: чиновничьих, полицейских, судебного ведомства, а пара хмырей, так вообще в армейских мундирах. Эти тоже на узников не смахивали, даже совсем наоборот — имели вполне довольный вид, при этом по-дружески общались с косоглазыми, чокались с ними и неспешно закусывали.
— Вот же бляди… — сдержаться не получилось. — Ну да ладно…
В свое время, я зачитывался романом одного замечательного писателя о каторге Сахалина, так вот, он писал, что очень многие чиновники из администрации острова быстро нашли общий язык с японцами. И теперь видел это воочию…
«Да ну нахрен… — усилием воли прогнал сумбурные мысли. — Опять началось… Не время, пророчествовать, мать его ети…».
Быстро проинструктировал личный состав, шагнул на крыльцо, выдохнул и потянул на себя дверь.
В полутемном коридоре у двери в главный зал стояло еще два солдата.
Оба разом вытаращили на меня глаза, но за винтовки взяться не успели.
Веерный двойной мах с упором на правую ногу, смачный хруст — у первого от головы отлетел кусок черепа, а он сам беззвучно ссунулся на пол. Второй интуитивно успел отстраниться, но клинок томагавка успел пробороздить ему физиономию, от надбровной дуги, через нос к самой челюсти.
Лицо раскрылось как консервная банка, японец схватился за разваленную морду и рухнул на колени.
— Сейчас я вам устрою братание, бляди… — я алчно ухмыльнулся, выхватил пистолет из кобуры и пинком снес с петель двустворчатую дверь.
В лицо резко ударило спертым сигаретным дымом, дешевым парфюмом и почему-то запахом кислой капусты.
Сидевшие за столом недоуменно уставились на меня и солдат, ввалившихся следом в зал.
Один из японцев вскочил и потянул из кобуры револьвер.
Сухо треснул маузер, и он рухнул прямо на стол, со звоном роняя посуду на пол.
Остальные офцеры так и остались сидеть. Девицы сначала завизжали, но тут же заткнулись.
— Серьга, живо наверх, проверить второй этаж… — тихо приказал я унтеру, а потом сухо рявкнул. — Руки на стол, кто пискнет — лично глотку перережу.
Японцы дисциплинированно молчали, настороженно пялясь на меня узкими глазами. Но тут, один из русских, тощий козлобородый брюнет с нервным породистым лицом, вдруг гневно прихлопнул ладонью по столу и заорал фальцетом:
— Ма-а-алчать! Что вы себе позволяете? Боевые действия закончены! Вы нарушаете приказ генерал-губернатора Ляпунова о полной капитуляции!
Толстяк за стойкой под шумок попытался слинять через боковую дверцу, но схлопотал по морде прикладом от одного из ополченцев и тихо скуля забился под стойку.
Я поощрительно улыбнулся, после чего подошел к брюнету, ухватил его за воротник черного чиновничьего сюртука и прямо через стол притянул к себе.
— Что ты сказал, сучий потрох?
— Вы… вы… приказ… нарушать… — постукивая зубами и отчаянно заикаясь, замямлил чиновник.
— Назовись, живо.
— Коллежский а-асессор… М-маслов…
— Ты слышал, что я сказал, коллежский асессор Маслов?
— Н-нет — просипел чиновник, но тут же признался. — Д-да…
— Ну вот, а я думал глухой… — я вытащил его из-за стола, отволок в угол, одним движением перерезал глотку от уха до уха, после чего небрежно оттолкнул от себя.
— Хр-ы-ы-ыхр… — жалобно хрюкнув, Маслов упал на колени, зажал ладонью гортань и медленно повалился набок
В зале мерзко завоняло дерьмом и кровью, девицы истошно взвыли, но через мгновение опять замолчали. Один из русских, бородатый тучный мужик, в полковничьем мундире начал громко икать. Второй — беззвучно открывал и закрывал рот, словно рыба на берегу. Остальные подавленно молчали. Японцы внешне все еще оставались бесстрастными.
— Разоружить и всех мордой в пол, — спокойно приказал я. — И наших тоже.
— Так-так… — в зале появился Стерлигов, обвел русских тяжелым взглядом и иронично протянул. — Кого я вижу? Господин Зальца, вы ли это? О! Господин Домницкий? Мнится мне, что здесь попахивает изменой…
— Чуть позже, Борис Львович… — шепнул я ему.
Неожиданно, наверху послышался шум и топот, а через несколько минут солдаты сволокли вниз двух связанных порванными простынями японцев в исподнем, одного помоложе и второго, сухого и подтянутого, гораздо старше возрастом, с узкими щегольскими усиками на лице с резкими азиатскими чертами. У этого голова была сильно разбита, а на нательной рубахе расплывалось больше пятно крови.
— Мальца нашего срубил… — Серьга тряханул пожилого за шиворот и показал мне саблю с богатым эфесом. — Совсем срубил. Сунулся Фролка поперек батьки… Еще Алехина посек, но несильно. Ну, мы его в штыки и приклады взяли. Больше никого наверху нет, кроме бляди одной. Ее сгоряча тоже приложили, валяется…
Я зло стиснул зубы. Вот и первые потери. Жалко парнишку… но уже ничего не сделаешь, остается только поквитаться с лихвой.
— Хорошо, теперь займись наблюдением за улицей, кто появится, сразу доклад, — отдав приказ унтеру, я шагнул к японцам. — Кто понимает русский язык?
Ни один из офицеров не ответил, но все русские красноречиво разом посмотрели на японцев.
А полный чиновник в мундире судебного ведомства услужливо подсказал.
— Двое, вон тот… молодой в очках и тот, худой… лейтенант вроде…
— Поднять, — я показал на лейтенанта, дождался пока его поставят на ноги, после чего задал вопрос. — Представьтесь…
Тот нехотя ответил:
— Лейтенант Мацуи Таэда.
Я глянул ему в глаза и лениво процедил:
— Правила простые, отказ отвечать — долгая мучительная смерть, согласие — жизнь.
Тот криво усмехнулся и коротко, в тон мне, ответил:
— Первое.
— Как угодно… — я приобнял его левой рукой, правой всадил нож в пах, рванул кверху, вспарывая живот и оттолкнул от себя.
Сипло втягивая в себя воздух, японец повалился на пол. Я жестом приказал ополченцам оттащить его в сторону и показал на прапорщика в очках с тонкой золотой оправе.
— Теперь этого.
Японец покосился на судорожно сучившего ногами лейтенанта. По его красивому лицу с почти европейскими чертами, крупными каплями скатывался пот.
— Условия понятны? — вежливо поинтересовался я у него. — Ответите на мои вопросы и вас не расстреляют.
Прапорщик бросил красноречивый взгляд на остальных офицеров.
Я все понял и приказал отвести его в подсобку.
— Итак, для начала меня интересует сколько в Тымово постов и патрулей, их маршруты, а также количество и расположение японских солдат в поселке. Поспешите, у меня нет времени.
Прапорщик кивнул и зачастил почти без акцента.
— Я только переводчик, но все что знаю обязательно скажу. В Тымово осталось меньше роты солдат, это около восьмидесяти человек, при двух орудиях и пулемете, они расположены в казармах охраны каторжной тюрьмы. Посты на въезде и выезде из поселка, патрулей… две… нет, три группы, по три человека, сменяются они в тюрьме… маршруты оттуда начинаются, но как… как они следуют, я не знаю, честно, здесь всем командует сёса Ояма… то есть, майор Ояма, только он решает. Он внизу, со всеми… но, боюсь, от тоже откажется отвечать. Ояма — самурай, как у вас говорят, белая кость. А я не разделяю взглядов старого сословия, я против этой войны… меня просто призвали… да, я люблю ваш народ, привык уже, учился в Санкт-Петербурге, в университете, на философском факультете…
— Похвально, прапорщик, — я ободряюще кивнул японцу. — Что здесь делают русские?
— Мы их везли из Александровского поста в Корсаков, чтобы отправить в Японию… — быстро доложился японец. — Они давно сотрудничают с нами… — а потом добавил. — Наверху был тюса Огава, это значит подполковник, со своим адъютантом, он представитель Генерального штаба Японии. Огава тоже самурай, очень высокомерный, он даже отказался сидеть за столом с вашими… с вашими предателями. Женщины — частью местные, частью из Александровска… простите… они шлюхи. Местных жителей и пленных… ну, тех кто остался в живых… заперли в тюрьме…
Договорить прапорщик не успел, за дверью послышался звук торопливых шагов, после чего в подсобке появился Серьга.
— Патруль, четыре человека… — быстро доложил унтер. — Идут сюда… быстро идут.
— Прапорщик… — я хлопнул японца по плечу. — У вас есть еще одна возможность помочь. После этого, я отпущу вас. Не беспокойтесь, никто ничего не узнает. Надо встретить патруль…
На лице прапорщика особого желания не проявлялось, но через секундное промедление он все-таки кивнул.
— Пусть задут в трактир… — шепнул я ему в прихожей. — Давай, встречай…
И подтолкнул к выходу, а сам прижался спиной к стене слева от двери. Напротив, притаились Серьга и еще один солдат с «цветочной» фамилией — Ромашкин — приземистый крепыш, с сильно побитой оспой физиономией.
Прапорщик шагнул за порог и остановился.
Через пару минут послышался чей-то взволнованный голос. Прапорщик ему ответил и вернулся в трактир, за ним ввалилась пара солдат во главе с ефрейтором.
Все случилось мгновенно. Приклад мосинки Серьги с хрустом врезался в висок ефрейтора, Ромашкин коротко пырнул штыком второго японца, а я рубанул по башке третьего.
И только потом сообразил, что в патруле было четверо солдат.
Сунулся во двор, но навстречу стеганул выстрел — пуля свистнула над головой и с резким стуком врезалась в притолоку.
— Черт… — я быстро отпрянул за косяк, а когда выглянул, увидел, что оставшийся в живых японец со всех ног улепетывает по майдану в сторону острога.
Серьга вскинул винтовку, гулко бабахнуло — солдат споткнулся и кубарем полетел на землю, но тут же понялся и подволакивая ногу побежал дальше.
— Иха мать… — мудрено ругнулся унтер и вторым выстрелом влепил японцу пулю в спину.
— Кровь господня… — я ругнулся, вытащил ракетницу, взвел курок и выпустил ракету в черное небо. — Серьга, теперь все к острогу, а здесь оставь одного для присмотра за пленными. Живо, живо…
Дальше последовал сумасшедший бег по темным улицам.
Я особо не обольщался положением — почти сотне солдат мы могли очень мало чего противопоставить, оставалось надеяться, что они спросонья не разберутся, сколько на них напало врагов и попробуют обороняться в казарме. А дальше подойдет Собакин со своими и станет полегче.
И нам в очередной раз повезло, японцы подняли тревогу, только тогда, когда мы добежали до забора каторжной тюрьмы.
Из бревенчатого барака начали выскакивать полураздетые солдаты.
Солдаты и ополченцы открыли огонь на ходу — особого урона они японцам не нанесли, упало всего пару человек, но остальные живо заскочили назад в казарму.
Зазвенели стекла в окнах, застучали ответные выстрелы. Теперь кто-то болезненно вскрикнул уже с нашей стороны.
— Не высовываться… — заорал я, нырнул за штабель бревен и скомандовал. — Не жалеем патронов, чаще, палим пачками…
Из-за одного из бревенчатых бараков, где содержались каторжники, неожиданно выскочили несколько японцев.
Я ругнулся и свалил одного из Арисаки, но остальные успели юркнуть назад.
Следующие полчаса прошли в ожесточенной, но почти бесполезной перестрелке. Японцы густо отстреливались из окон и изредка делали попытки вырваться из казарм и бараков. Но, к счастью, не очень настойчиво и почти безрезультатно — их быстро удавалось загнать обратно.
Побаивался, что оставшиеся в поселке солдаты ударят нам в спину, но они не давали о себе знать — или затаились или рванули в сторону Дербинского.
Я решил потянуть время, чтобы дождаться отряда Собакина, приказал прекратить огонь и заорал.
— С вами говорит генерал Попаданцев! Сдавайтесь и я гарантирую вам жизнь! Из России на Сахалин прибыло две дивизии казаков, ваша армия уже разбита! Сдавайтесь и будете жить!!!
Особой надежды на то, что среди солдат найдется знаток русского языка не было, но отозвались почти сразу. Правда совсем не так, как я ожидал.
— Пошра попа, генерара… — насмешливо проорал кто-то из японцев.
— Что она сказала? — озадачился Тайто, занявший позицию рядом со мной.
— В жопу меня послал.
— Совсем дурака… — айн осуждающе покачал головой. — Вешать за нога будем? Или гореть всех?
Я вместо ответа только сплюнул. Для того, чтобы вешать, надо еще выковырять этих уродов. Поджечь казарму тоже не удастся — она из бревен в сажень обхватом, замахаешься под обстрелом подпалку подтаскивать. А у нас от такой пальбы, скоро патроны начнут заканчиваться. А если косоглазые опомнятся и ринутся в атаку скопом, придется совсем туго.
И неожиданно увидел возле забора выстроенные в рядок двуколки, в которых опознал передки с зарядными ящиками к орудиям. Сами орудия стояли чуть поодаль. Короткоствольные, на больших колесах и без щитков. В академии нас крепко гоняли по оружию вероятного противника и память живо подсказала, что это семидесятипятимиллиметровые горно-вьючные орудия системы того же Нарияки Арисаке, почти точная копия крупповских пушек, только гораздо хуже по боевым качествам.
Там же стояла еще одно орудие, гораздо меньше размером и закрытое чехлом. В нем я опознал какой-то пулемет на колесном станке.
— А если… — я зло хмыкнул. — А почему бы и нет…
Пока думал, за спиной, в поселке застучали винтовки, как японские, так и наши трехлинейки, а еще через десяток минут послышался приближающийся топот — к нам неслись ополченцы и солдаты, а впереди всех галопировал сам Собакин.
— Я здесь, — заорал я и помахал ему рукой.