— Поддерживаю, Арвида Яновича, — сказал чуть излишне громко Подгорный, и даже слегка по столешнице ладонью прихлопнув.
— Я тоже поддерживаю, — тише и спокойнее сказал Черненко.
Брежнев перевёл взгляд на молчавшего Косыгина.
— Конечно, нужно и дальше хранить тайну. Вопрос в другом. В письме.
— В точку, как всегда, Алексей Николаевич. Есть хоть что-то товарищ Семичастный? — Брежнев встал, достал очередную сигарету, но не закурил. Мял в пальцах.
— Никак нет. Новых данных нет, Леонид Ильич.
— Плохо. Может тебе помочь, чем, надо. Из ведомства Щёлокова кого подключить?
— Это лишние носители сверхсекретной информации. Пока ни какого вреда письма не принесли.
— Весело. Сам не ам и другим не дам. Вреда нет. Польза есть. Пусть пишет Яков. Почему не пишет, кстати, а буквы наклеивает. Ведь у нас есть образец подчерка Якова Джугашвили?
— Так точно, товарищ Брежнев.
— Вот, значит, это может быть и не Яков.
— А может специально, чтобы мы именно так и подумали, — предположила Фурцева.
— Вот. Может и права Катерина. Ладно. По американцам и Андропову тоже тут? — Брежнев похлопал рукой по красной папке.
— Так точно.
— По жене Хрущёва и бандеровцам?
— Всё там.
— Иди, Владимир Ефимович, ищи Якова. Свободен. Я почитаю, потом товарищам дам почитать.
Когда Семичастный ушёл. Брежнев всё же закурил и, глядя на папку, тихо произнёс.
— Значит, решили все вместе, о Сталине ни кому не слова. По остальным материалам соберёмся через неделю. Всем компартиям капиталистических стран пока помощь прекратить. Разберёмся сначала, куда наши деньги уходят. Все свободны, товарищи.
Глава 38
Сын, я нашла у тебя в карманах зажигалку. Как ты можешь это объяснить?
— Это не моя!
— Точно?
— Да! Я просто попросил прикурить, и она осталась у меня.
Полно вопрос к французскому другу накопилось, но как не позвонят туда, всё «Пардоны», да ещё «пас». Так и пасуют уже неделю. Голов поназабивали.
И вот свершилось. Объявился блудный сын.
— Петья, ти писаешь? Мнье нюжен продолжений «Раганосцы». Прям счас! — что там опять случилось.
— Почти не писаю. Времени нет. А что случилось-то?
— О, я женьюсь!
— Поздравляю! И как это связано? — хрень какая-то.
— Я женьюсь на Мишель! Она рьядом. Целуит тебья. Хочет продольжьений Раганосиц. Хочет фильм сниматься. Я заказьял сценарьий. Дам деньег на фильм. Она разводитьсья с млядьишним режиссёррьим Андре Смагги. Ми будем женьиться, — вот представишь себе брутала барона Марселя Бика и слушаешь голос — три разных человека. Почему три, а не два? Да, между ними ещё один человек влезет.
— Что с лентой про Лиссабон? — надо съехать на деловые рельсы.
— О, всё карашо, писать сценарий. Два неделя.
— Слушай внимательно Марсель. Нужно кое-то добавить.
— Вся вниманья.
— Автографы Мишель раздаёт ручкой «Бик» и чтобы было видно.
— Тrès bien. Карашо. Поньятно. Реклама. Приньято.
— Ты когда играешь бандита и Бельмондо, когда играет полицейского, прикуривает от зажигалки Бик.
— Опьять поньять, — ржёт.
— И когда Мишель Мерсье бегает в трусах, то на попе у неё написано «БИК».
— Я не понимать. Я не делать трусьи.
— Да и ладно. Главное, чтобы запомнили название.
— Понимать. Сейчьяс спросить Мишель, — чего-то бубнили на языке Экзюпери, а потом ржали в два голоса.
— Мишель говорьит — печьят в пасьпорт. Печать трусьи. Вien! О, Петья, что ти хотель. Говорьи.
— Марсель, нужны антиникотиновые жвачки. Много. Ящик, — в союзе Писателей бум. Все хотят бросить курить. Или обманывают и просто хотят халявных жвачек. Но ведь в людей нужно верить. А ещё начинает он и в самом министерстве гаечки закручивать, в кабинетах курить запретил. Только в туалетах. Потом и там нужно будет. Но потом. Учредил премию. Кто три месяца не курит, тот при дальнейшей рецессии получает на 10 рублей зарплату больше. Однако если будет доказано плутовство, то увольнение с волчьим билетом.
— Карош. И этьё всьё?
— Нет, я тебе написал письмо, думаю, дойдёт на днях. Нужно изобрести фломастер, который пишет белым по металлу. Для токарей и других профессий, что работают с металлом. Краска должна быть прочной. Должны быть с широкой полоской и с узкой. И вообще подумай о выпуске фломастеров.
— Поньял. Поговрью с химик. Что исчьё есть?
— Пластиковые бутылки. С закручивающейся пробкой. Для воды минеральной, для пива, для молока. В том письме эскизы есть.
— Да, это не плёхо. Тrès bien. Не биться, дешевье. Я понимать. Подумать. Ешьё!
— Марсель, там, в письме, ещё эскиз очков для пловцов спортсменов и вообще для плавания. Только ты сделай и не продавай пока. Мне пришли несколько штук.
— Почемью?
— Хочу, чтобы наши пловцы на летней олимпиаде все первые места заняли. Побили американцев.
— А фхранцузы?
— Ну, будь человеком!
— Жалькьё. Льядно. А потом.
— А потом, наши победят на олимпиаде, и ты выпустишь в магазины. Лучшая реклама, которая только возможна.
— О-ля-ля. Хитрить. Согласин. Что ешьё есть?
— Нет, всё. У тебя кроме свадьбы, что хорошего?
— О, Оля-ля. Хвастать! Пластмассовые детальи к мотороллер начал делать. В конце месьяц отправлять первый партий. Ещьё купить фирму Conté. Карандаш. Помнить.
— Молодец. Много нужно денег? Вкладываемся поровну.
— Коньечно. Много. Есть. Зажигалки хорошьё идут. Бритвы карашо. Есть деньгьи.
— Ну, ладно, передавай Мишель Привет.
— Тебье привьет. Ты писать. Раганосиц. Писать.
Глава 39
Дырявые майки, дырявые джинсы. Когда же придёт мода на дырявые носки?
Сидел ни кого не трогал. Читал подготовленный ещё три дня назад доклад о проблемах клубов в небольших деревнях. Читал и понимал, что даже не в деньгах ведь проблема. Да, плохая библиотека, да нет магнитофонов и проигрывателей, да нужен ремонт, да молодёжь не хочет ехать в деревню, так как низкий заработок и ужасные условия проживания. Если с Москвой сравнивать. Так вот, понял, что дело в доступности. Нет дорог. Нет автобусов, что доставит тебя через час в город. На самом деле, получается, что оторваны от жизни. И ведь через пятьдесят лет не сильно и лучше станет. Во многих сёлах ещё и позакрывают всё, включая школы и магазины.
И какой выход. Строить дороги? Несомненно. Открывать новые маршруты движения автобусов и электричек. Да, где их взять? И опять всё в деньги упёрлось. И чем он может помочь? Вспомнился краснотурьинец теперь. Константин Николаевич Чистяков. В 1960 году был назначен директором отстающего совхоза «Балаирский» в селе Балаир Талицкого района Свердловской области. Вместе с женой-учительницей и двумя детьми переехал из областного центра в отдалённую деревню без электричества.
В 1964 году у него в колхозе в несколько раз увеличилась урожайность основных культур. Надои выросли с 2,5 почти до 4 тысяч килограммов молока на фуражную корову. Резко возросло маточное поголовье птицы и крупного рогатого скота. Соответственно, сдача государству мяса, яиц и зерна увеличилась по сравнению с 1961 годом в два раза. Почти вдвое выросла зарплата колхозников.
Рядом с их пограничной деревней находились две деревушки с таким же отсталым хозяйством, и рабочие подсказали, что можно бы попробовать объединиться — а там 300 пар рабочих рук. Объединились. Так он и этих вытянул из разрухи и нищеты. Сейчас в Краснотурьинске у героя Соц Труда вылечили жену от туберкулёза и Константин Николаевич подсобное хозяйство города в гору тянет.
И рядом махнувший на отсталость и нищету Зарипов Марсель Тимурович.
Вывод. Проблема клубов в небольших деревнях в умении руководить колхозом председателем этого колхоза.
И он тут чем помочь может? Стоп. Как там едят слона? По кусочку. Давай и мы по кусочку. Пётр набрал Романова. Нету. На полях. Картошку убирают. Что ж, теперь, как появится, пусть перезвонит. Мысля у Петра появилась. Пригласить на пару дней Чистякова в подшефную теперь деревеньку Захарьинские Дворики. А вот чем отличается деревня от села? Церковью. Была раньше хорошая каменная церковь в «Двориках» Сейчас — руина. Не про это. Если маленькая деревня, то деревенька. А вот если маленькое село, то как? Селушка? Пригласить Чистякова в селушку и попросить дать советы Зарипову. Посмотреть на это дело, а потом дать задание Чистякову набросать бизнес-план. Посмотреть, как с ним справляется Зарипов. И отправить сюда сценариста получше. Пусть превратит это в фильм. Лучших актёров собрать. Взять лучшего режиссёра. Да, подобных фильмов про нищие колхозы есть немного, но там нет конкретного плана действий. Может быть, посмотрят в колхозе «Сто лет без урожая» фильм и очнутся. Наивный чукотский юноша? Ну, и ладно. Наивный! Зато не лежащий поперёк дороги валун. Вдруг два с половиной колхоза из нищеты вылезут. А то слона им всем подавай. Вот и первый кусочек будет. Фильм «Снова поднятая целина».
Так вот, сидел, строил прожекты, как вдруг неожиданный визит.
— Пётр Миронович, тут молодой человек пришёл. Говорит не уйдёт никуда, пока вы его не примете. Мне милицию вызвать? — а дверь-то перевесили, больше деревянная башка с ней не встретится. Филипповна страдает. Теперь она её на себя выдёргивает. Рано или поздно сорвёт с петель.
Фу, устал, нужно переключиться на что-то с колхозной разрухой не связанное.
— А пригласите, бузотёра. Посмотрим на этого нигилиста.
Ну, ни хрена себе! Зайцев! Вячеслав? А вот отчество?
— А хочешь, Слава, я угадаю, зачем ты пришёл? — и пасы руками.
— Как? Вы меня знаете? — оторопь. Сейчас добавим. Весело же.
— Ты проходи, товарищ Зайцев, садись, расскажи мне о тернистом пути покорения модельерного Олимпа, — И опять пасы руками.
Всё. Не собеседник. Рот открыл, глаза выпучил. И при этом ещё и моргать умудряется. Спустить нужно на землю.
— Ну, рассказывай, чего пришёл, чего принёс? — зря ещё хуже сделал.
— ПППётр Миррронович, вы меня знаете? — уже не смешно.
— Слава, давай излагай, зачем пришёл, времени и так не хватает.
Что Пётр помнил про будущую звезду? Так ведь и не мало. Собирал материалы на ту книгу, про мальчика попаданца, там он должен с Зайцевым встретиться. Ну, вот встретились. Весовые категории поменялись.
Где наука и прогресс — там текстильный университет! Кто поэт? Не тянет явно на нобелевку.
В этом году Вячеслав Зайцев получил Гран-при за платье под девизом «Россия» на Всемирном фестивале моды в Москве. Закончил лет пять или шесть назад Московский текстильный институт с отличием. Распределили на Экспериментально-техническую швейную фабрику где-то под Москвой. Придумал и воплотил в жизнь коллекцию спецодежды для женщин-работниц села, которая была отвергнута методическим советом. Однако как-то дошла до буржуев, её опубликовал журнал «Пари Матч» со статьёй «Он диктует моду Москве». Спустя три года, в 1965 году автора коллекции, так и не увидевшей свет, по этой статье разыскали Пьер Карден и Марк Боан (Dior). Приехали мэтры в Москву и, ознакомившись с творчеством своего молодого коллеги из СССР, признали его своим достойным собратом по профессии. Результатом их встречи явилась статья за бугром — «Короли моды».
И чего же надо королю? Молчит?
— Вячеслав, что вас привело ко мне?
— А да, конечно. Пётр Миронович, я сейчас работаю художественным руководителем экспериментально-технического цеха Общесоюзного Дома Моделей одежды на Кузнецком мосту, — и опять молчит.
— Похвально для столь юного возраста.
— Мне нужен ваш Дмитрий Габанов! — выпалил, собрался с духом.
Так и нам нужен. Такой козырь. И дело ведь не в Дмитрии. Дело в них с Викой. Дольче, нахватался идей за три месяца, но ведь моды будущего не видел. Пропадёт на этом Кузнецком мосту.
— Ответ — нет. И даже копировать его платья запрещаю. Создавайте свои. Вы человек талантливый. Вон с Карденом на ты. Два вожака в одной стае не выживут, один рано или поздно подомнёт другого. Возьмите у него эскизы, просмотрите, но не копируйте, компонуйте, изобретайте. Своё делайте. Вот, если защита от дураков нужна, то обращайтесь, в меру своих небезграничных сил помогу.
Ушёл расстроенный. Дурачок. Тебе же лучше.
Интермеццо 11
Не просто так люди водку пьют, а с беседами, песням, драками и хороводами.
А вы говорите — чайная церемония.
Большое семейство Меркадеров собралось всё вместе впервые лет за тридцать. Ещё с испанской гражданской. Много. Побнимались, поназадавали друг другу кучу вопросов, снова пообнимались, женщины расплакались. Мужчины вышли на балкон покурить, а женщины ушли собирать на стол.
Рамон прибыл в Москву одновременно с матерью и братом Хорхе. В аэропорту не встретились, а вот у подъезда дома встретились. Рамон выгружал из багажника такси подарки. Фрукты в основном. И тут ещё одно такси подъезжает, а оттуда во всём Парижском блеске выплывает Эустасия Мария Каридад дель Рио Эрнандес. Следом и Хорхе вылез. С ним точно тридцать лет не виделись. Постарел, а кто может помолодеть за тридцать лет. Встретил бы в толпе, не узнал.
Выскочила из подъезда жена Рамона. Увидела из окна.
В Москву Рамон Меркадер и Кубы в 1960 году приехал со своей супругой — мексиканкой Рокелией Мендосой Буэнабад, на которой он женился ещё в тюрьме. Она носила ему передачи во время заточения.
Своих детей у них не было, однако они усыновили двух детей (дочь звали Лаурой, сына Марком), чьи родители погибли в борьбе с франкистским режимом в Испании. Дети сейчас в Мексике. Повзрослели и уехали.
Рокелия устроилась на работу диктором в испанской редакции Московского радио. Там и сейчас трудится. Особой любви нет, но всё-таки родной человек рядом.
За столом все не уместились. А мебели в доме и нет почти. Сняли дверь с петель. Положили на спинки стульев. Прошлись по соседям пробежаться, собирая табуретки и стулья. Да, даже тарелок и ложек с вилками на такой табор не хватило. Опять по соседям.
Расселись. Женщины пили шампанское, благо не дефицит, в любом магазине вино-водочном пожалуйста. А вот сильная половина потянулась к сильным напиткам. «Попробовали» привезённый Хорхе коньяк Remy Martin (Реми Мартин). «Продегустировали» доставленную Витторио из Италии граппу Stravecchia (выдержанная) Poli Grappa Rhum (Граппа Поли Рам). А в оконечности накушались армянским «Отборным». И забугорные родственники заплетающимися голосами признали. Русский — très bien. Карашо, bueno, superior.
Из этой сумбурной встречи. Рамон чётко запомнил только один момент. Витторио Де Сика жаловался, что не может найти человека, который познакомит его с новым министром Культуры СССР Тишковым. Луис поискал среди своих знакомых. Но там учёные, и к культуре ни какого отношения не имеют. А запись на приём к министру аж за месяц.
Пардон, а ведь он — Рамон может помочь. Завтра в Москву прилетает Судоплатов. Он, что-то говорил в санатории, что его помог вытащить из тюрьмы именно Тишков, и что он после Крыма приглашал генерала бывшего к себе, о чём-то хотел переговорить. Наверное, книгу задумал новый министр написать о разведчиках-шпионах.
— Я завтра попробую договориться о встрече, — пообещал Меркадер новому родственнику. Чего же не пообещать, ведь пили за уважения друг друга.
— Ну, на посошок.
— А, теперь отвальную.
— А стременную, — вспомнил Луис.
— Что есть «стременная», — поинтересовался сын Витторио Мануэль.
— А тебе не рано это знать.
— Мне восемнадцать.
— Тогда, за молодёжь.
Как там, в русском анекдоте:
Я понял, что такое живая и мёртвая вода. Мёртвая вода — это вчерашний дедов самогон, а живая — это сегодняшний дедов рассол.
— Рокелия! У нас остался рассол?
Глава 40
Мужик выходит из кинотеатра:
— Вот, все говорят, фильм для дураков, для дураков, а мне понравился!
В кабинет вошло три человека. Один в генеральском мундире, с кучей орденов и медалей. Штелле знал про этого генерала следующее. В 1998 году Президент Российской Федерации подписал Указ о восстановлении генерал-лейтенанта П. А. Судоплатова посмертно в правах на все государственные награды в связи с его реабилитацией. Через два года после смерти. Да, хрен там. Пётр лично засвидетельствовал почтение Семичастному, потом сходил домой к Цвигуну, потом презентовал Галине Леонидовне новый деловой костюм. А потом напросился на приём к Брежневу.
— Вот, поражаюсь я тебе, Пётр, такую бы энергию, нашим военным. Просрали войну с Израилем, — Брежнев согласился переговорить на госдаче в Завидово. Ничего с прошлого визита не изменилось. Разве, что вместо сухой травы лопухи перед домом.
— Леонид Ильич, мне и моей ноши за глаза, — выставил вперёд руки Тишков.
— Не пойдёшь в министры обороны? — рассмеялся Брежнев.
— Давайте в следующем году, тут немного порядок наведу, — посмеялись.