— Пётр Миронович! Там же люди ходят. Нельзя же так, — это Ростропович первым отреагировал из «товарищей».
Всего в кабинете было пятеро. Сам Андрей Андреевич, Фурцева, Ростропович, Семичастный и Цвигун. Хотя нет. Вон в уголок ещё кто-то забился. Но этот в присутствии шишек не курил. Сидел прямой как струна и нервно рукой газетки поглаживал.
— Радикально. Наслышан я о ваших заморочках с курением. Даже статейку в вашей Краснотурьинской газете мне достали. А вот Уинстон Черчилль сигары из рук не выпускал, — пригласил гостей жестом садиться хозяин кабинета.
— Так помер два года назад от инсульта. Сосуды в мозгу никотином забились.
— Не поспоришь. Ладно, присаживайтесь, товарищи. Дело срочное. Тут все уже в курсе. Пётр Миронович, а вы, какими языками владеете? — Громыко подозвал забившегося в угол газетоносца.
— Великим и могучим.
— Отрадно. И опять не поспоришь. Книгу вашу последнюю прочёл. Очень не плохо. Непонятно только почему «Рогоносец». Там об измене жены как-то вскользь, — Громыко взял из пачки газет верхнюю и положил перед собой. На первой странице была харя Мика Джаггера с остатками помидора в патлах.
— Это способ привлечь читателей.
— Вот как, получилось у вас. Вся Европа возбудилась. Федин сказал: «наш ответ Толкину». Английским не владеете? Толкина не читали?
Оп-па. А ведь в СССР ещё не публиковалось. Пётр слышал, что есть слабенький перевод для детей, но и его не публиковали. Ходит в самиздате.
— Слышал, что хороший писатель, но не читал.
— Андрей Андреевич, нельзя ли ближе к делу, — прервала беседу литераторов Фурцева.
— Конечно, Екатерина Алексеевна. Фёдор Иванович прочтите нам заголовки газет.
Незаметный проявился. Прокашлялся и с, на взгляд Петра, переизбытком пафоса начал:
— Английскую группу The Rolling Stonesс её новым альбомом «Between the Buttons» забросали яйцами и помидорами. «Между кнопками» — так переводится дословно, — Фёдор Иванович положил сверху следующую газету, — «Свингующий Лондон проиграл коми из Москвы».
Анонс третьей статьи Петру понравился.
— «The Rolling Stones» развернулись во всю инструментальную ширь и, прикинувшись бродячим оркестром с дуделками и свистелками, выпустили не похожий ни на одну их пластинку сплав слащавой пубертатной эстрады, дребезжащих резких гитар, страстного рок-н-ролла и печального барокко. И тут пришли русские и показали всему миру, как надо петь и что надо петь. Думаете это «Катящиеся камни» закидали помидорами. Нет. Тухлыми яйцами забросали ущербную западную культуру. У русских был лучший балет, лучшие танки. Теперь у них ещё и лучшие песни. Куда катится мир».
— Достаточно Фёдор Иванович. Переводы статей напечатайте в … в десяти экземплярах. Чем быстрее, тем лучше, — остановил своего человека Громыко.
— Уже делаем.
— Хорошо, можете быть свободны.
— Может, расскажите своими словами? — встал со стула Штелле и пересел поближе к «товарищам». Кабинет проветрился.
— Непременно. Если коротко, то ваши «Крылья» …
— «Крылья Родины» — наши.
— На самом деле. Спасибо, — мотнул головой мистер «нет», — Наши Крылья Родины спели перед Камнями этими пять песен. Встретили их неважно. Явно готовилась провокация спецслужбами США. Многие зрители пришли с яйцами и помидорами. Хотели забросать этим коми. Получилось по-другому, уже со второй песни зал принялся поддерживать наших. Даже, когда те закончили и собирались покинуть сцену непрекращающимися овациями и криком со свистом заставили девочек спеть ещё одну песню. Потом вышли Роллинг Стоунз. Спели одну песню. Их освистали. Вторую. Стали кидать яйца и помидоры. А на третьей, все, что было приготовлено для наших, полетело в англичан. Этим не закончилось. Организатора избили и заставили уговорить русских петь вместо «камней». Крылья спели ещё три песни. Их по-прежнему не отпускали. Тогда ваша дочь спела ещё пару песен на русском. Фанаты ваш…нашего ансамбля после концерта прошлись по главным улицам Лос Анжелеса и устроили там натуральный погром. Пострадало пятеро полицейских. Арестовано почти сто человек.
— А с девочками-то что, — не выдержал Пётр.
— С нашими всё нормально. И не только с девочками. С «мальчиками» тоже. Отвезли под охраной полиции в их пансионат. Не перебивайте меня, Пётр Миронович. Не всё ещё, — министр иностранных дел скрипнул зубами.
— К нам обратился директор Си-Би-Эс. Говорит, что у него с вами контракт. Он предлагает устроить тур «Крыльев Родины» по всем Соединённым Штатам. Сорок концертов, — Громыко сел, — Предлагал два с половиной миллиона долларов.
— Предлагал? — уловил падеж Тишков.
— А вы, сколько хотите получить? — напряглась Фурцева.
— Сорок концертов. Это два месяца. Три с половиной. Это как минимум.
— Хорошо. Я такую сумму и озвучил. Они согласились, — порадовал всех Громыко.
— Фьють. Это же огромные деньги, — присвистнул Цвигун.
— А вы что думаете, Владимир Ефимович? — Фурцева ткнула пальцем в Семичастного.
— Этим ведь не ограничится. Интервью в газеты и по радио. Потащат и в телевизор. Пресс-конференции разные. Кто там сейчас главный?
— Пётр Михайлович Суббота. Он несколько раз возглавлял делегации наших артистов за рубежом. Вот и с Мстиславом Леопольдовичем ездил, — Пётр представил себе, как выглядел после концерта смешливый толстячок.
— Не справится. Пётр Миронович, Екатерина Алексеевна, я хорошо знаю Петра Михайловича. Полиглот, милейший человек и балагур. Да и к его организаторским способностям у меня претензий не было. Но это другой уровень. И это не очень-то любящая русских Америка. Нужно срочно отправлять туда другого человека, — Ростропович замотал головой.
— Кого! — хором воскликнули.
— Вы меня спрашиваете? — развёл руками виолончелист.
— Пётр Миронович? — Семичастный тоже дуэтом с Громыко.
— Я тут без году неделя. Никого не знаю. Владимир Ефимович у вас нет человека?
— Бл. дь! У меня всё есть. Кроме человека готового организовывать гастроли артистам в США сроком в два месяца и на три с половиной миллиона долларов, — Семичастный вынул пачку сигарет, но встретившись со злыми глазами Петра, сунул назад.
— Подождите. Ведь там есть Эндрю Олдем. Это Андрюху избила толпа?
— В газетах нет имени.
— А разве можно такое доверить англичанину? Врагу? — вставил первую фразу и Цвигун.
— Ну, назовите фамилию! — рыкнула на него Екатерина Великая. — Ох, Пётр Миронович, Пётр Миронович. Ну, не можешь ты ничего просто сделать. Обязательно тебе план надо в два раза перевыполнить. Просто ведь всё было. Прилетели, спели пять песен и улетели. А теперь! Владимир Ефимович, Семён Кузьмич, вы хоть пригляд там за нашими можете обеспечить?
Глава 20
Мангалоиды — это любители шашлыков.
Что-то мне на природу захотелось, подышать свежим коньяком и шашлыком.
14 августа был день физкультурника. Штелле решил провести его на природе. Да, что там на природе. На ПРИРОДЕ. На даче в Переделкино. А ещё собирался совместить приятное с полезным. Нужно ему было участие кого-нибудь на его стороне в одном мероприятии. И у этого кого-то должна быть большая дубинка (Это не то, о чём вы подумали). Вот и выбрал Цвигуна. С семейством. Почти самая большая в СССР дубинка. Дубина. Двусмысленно.
Сначала решил развлечь лепшого друга Сеню шашлыками. Потом передумал. Не самый главный в стране он по этому делу специалист. Нет, конечно, и сам делал как-то и за другими подглядывал, но ведь могут и не получиться. Не стал рисковать. Пошёл проторённым путём. У самого Штелле в той истории был на даче агрегат. Коптильня. Не простая — фильдипопсовая. Ящик из толстой нержавейки размером примерно 80 на 50 и на 50. По верху гидрозатвор. Из того же металла и поддон, чтобы жир не капал на ольховые обрезки. И решёточка, которую можно и горизонтально закрепить и под небольшим углом, на тот случай если коптить предполагалось что крупное. Целую курицу, например.
Перебравшись в Переделкино, Пётр себе такую у министра автомобильного заказал. И дня не прошло, привезли. Вспоминая свою коптильню, Штелле грустно усмехнулся. Там сварено аргоном и всё зачищено и зализано, по крышке гравировка узора, ольховой веточки с шишечками и серёжками. А тут. Даже сопли от сварки как следует, не убраны. И ЭТО — подарок министра. Что не так с этими людьми?
Но коптила не хуже. Осталось добыть пару куриц и пару рыбин посолидней. Куры в гастрономах были. Вот опять вопрос, чего с этой птицей сделали за пятьдесят лет. Сейчас она синяя и тощая. А потом, при загнивающем, станет толстой и жёлтенькой. Помогла жена Лия. Она, пока была в ссылке на даче, познакомилась с местными. Среди богемы были и нормальные люди. И некоторые даже живность держали. Двух домашних курочек у бабы Тоси и купили. Тоже не бройлеры, но и не жители Освенцима. Двух средних щук добыл её муж — человек загадка. Старичок — загадка. Пётр ни разу его голоса не слышал. Несколько раз менял у него зелёные бумажки на рыбу. (Не, не доллары. Трояки). Помнёт протянутую бумажку пенсионер, посмотрит на просвет и, насупившись, уйдёт. Ни здрасти, ни до свидания. Ни даже обвинения в фальшивомонетчестве. Так и в этот раз. Стабильность.
Цвигун привёз жену и дочь Виолетту — студентку медика. Хорошо посидели. И курочек копчёных приговорили и рыбок и коньячку бутылочку и купленную у той же бабы Тоси наливочку вишнёвую. Комаров уже нет почти. Один мимо пролетит, с испугу пискнет, и наутёк. Лепота. Между второй курочкой и первой рыбкой Пётр и завёл нужный разговор.
— Семён, мне твоя помощь нужна, — и он рассказал, как Первый Секретарь Свердловского Обкома КПСС украл у колхоза «Крылья Родины» из Краснотурьинска два автобуса марки «Мерседес».
— А ведь он член ЦК КПСС, — хмыкнул Цвигун. — В прошлом году избрали. Интересные там у вас дела творятся. И чего же ты хочешь? Автобусы вернуть?
— Автобусы заработаем. Заработают. Бассейн хочу.
— Чего?
— Чтобы в Краснотурьинске построили в следующем году хороший бассейн крытый.
— За два автобуса? — заржал толстячок.
— За наглость. Что мне надо от тебя? Я звоню Николаеву Константину Кузьмичу, чуть наезжаю на него, но у него ведь уровень почти как у меня. Вот. А потом передаю трубку тебе. А ты говоришь: «Кузьмич, не дело это. Я и сам Кузьмич, но до такого даже додуматься не мог. Даже не знаю, что теперь и делать». Всё. Потом дальше снова я.
— А не боишься, что он твоим землякам начнёт кислород перекрывать?
— А на этот случай у меня тоже есть заготовка. Попрошу Бика ещё пару-тройку автобусов. Подарит колхоз обкому.
— Поражаюсь, я тебе, Пётр. Не наш ты человек. Не еврей случаем?
— Проверили же сто раз биографию.
— Как бы и не больше.
Позвонили Николаеву на следующий день. Может интонация у своего Кузьмича была не та, но только пообещал тот Кузьмич начать строительство бассейна уже в этом году. А ведь оказывается — Краснотурьинск превращать в Васюки из Москвы проще. Чё заодно и баскетбольно-волейбольный манеж не заказал.
Глава 21
Ночью в родильном доме родили детей две женщины: европейка и негритянка. Утром медсестра приносит малышей матерям на первое кормление. Негритянка выскакивает с постели: — Чур, беленький мой!
Это РОК. В смысле не направление в музыке, нет. Судьба. Пётр как раз проходил мимо двери в кабинет, когда она опять полетела в него. Еле-еле разошлись краями. Блин, хотел ведь дверь перевесить, или секретаршу повесить. Вот зачем, она её каждый раз с такой силой толкает? Хотя может женщина влюбилась в него красивого и умного. А раз он не отвечает взаимностью, то и пытается таким образом угробить. «Так не доставайся же ты никому».
— Пётр Миронович! К вам Высоцкий ломится, я ему говорю, а он …опять! — Штелле себе эту картину представил. Маленький худенький Высоцкий ломится на Тамару Филипповну. Ох, как вживую посмотреть хочется.
— Пропустите его и чайку нам организуйте.
Сюр. Твою ж. Полный разрыв шаблона.
Высоцкий был в кубинской форме с беретом на всклокоченной башке и с двумя медалями на груди. За плечами, на спине, на ремне из змеиной кожи, гитара, грифом вверх, как переносной гранатомёт.
— Ну, вылитый Че, — обнялись. Почему бы не пообниматься. Ещё ковид китайцы не вывели.
— Берет сам Че Гевара и подарил и её вот. Красавица, — Высоцкий снял гитару и положил на стол для заседаний.
— Ну, рассказывай, как гастроли прошли, а то от Маши фиг чего добьёшься.
— Видишь, — Высоцкий выпятил грудь, — Я теперь кавалер Большого креста ордена Ацтекского орла. Это государственная награда Мексики для иностранных граждан за заслуги перед республикой и человечеством. Из наших только у Софьи Коллонтай такой, ей в 1944 году дали. Человечеством. Бляха муха, = Высоцкий как-то кисло улыбнулся.
— А что не так?
— Да, по сути, орден этот дочери твоей давать надо. Это она ту песню придумала. Почти полностью и припев и музыку. Я только пару куплетов. А переводил мои вирши сам Боске. А я только хрипел в микрофон. Весь голос сорвал, — он помассировал горло. И правда хрипит. А что, когда-то не хрипел?
— Что за песня-то? Не за каждую песню дают ордена.
— Тёмные вы тут, отстали от жизни, — ну это кто ещё темней. Почти месяц пребывания в тропиках физиономию Владимира Семёновича превратили в уголёк. Ему теперь в Арапе Петра можно и без грима сниматься.
— Вот певец ты, Володя, замечательный. Поэт вообще великий, а рассказчик хреновый. Целый час рассказываешь, а так и не сказал, что за песня.
— Сщас спою!
Высоцкий пристроил на колени кубинку и грянул.
— Эль пуэ́бло уни́до хама́с сэра́ венси́до.
Оба на! Нежданчик! Чего украли. Как теперь чилийская революция без этой песни. Ну, хотя, ничем хорошем один чёрт не закончилась.
Высоцкий в конце разошёлся. Стал просто лупить по струнам. В результате одну таки порвал.
Вещь. В сто раз лучше, чем у самих чилийцев.
— Уже вся Куба, вся Мексика поёт. Да, вообще вся Южная Америка. А вы и не слышали.
— А мы и не слышали. Не справедливо это. Кубинская медаль у тебя есть, теперь Мексиканский орден, а наших наград нет. Я сегодня же напишу представление на орден Дружбы.
— Может, обмоем это дело тогда? — взвился Семёнович.
— А надо?
— Так ещё повод есть. Мы с Джанеттой Боске пожениться решили.
— С Боске? Дочерью члена Политбюро КПК? Негритянкой? Ростом под два метра? — Штелле ржал. Внутри. Ещё обидится.
— Ничего и не два. Ну, повыше чуток.
— А папа знает? — чуток. На голову!
— Знает.
— А как же Татьяна Иваненко? Людмила Абрамова? — ох, не хорошо на душе.
— Разведусь с Людмилой. Завтра на развод подам. А Татьяна что — увлечение.
— Ну, ты сам себе хозяин, — может негритянка и лучше Марины Влади. Там её сынок Игорёк, вроде и подсадит Высоцкого на наркотики. Теперь уже могут и не встретиться. Пятый Московский международный кинофестиваль, который открылся 5 июля 1967 года в Москве, прошёл без Высоцкого. Давно уж закончился. Уехала и «Колдунья».
— Дак, что отметим, приходи вечеров ко мне. Друзья подойдут.
Стоп. Друзья. Как бы его чуть оторвать от друзей.
— Подожди про друзей. Ты про Боске пока поясни.
— Ну, Джанетта с Крыльями Родины из Пуэблы-де-Сарагоса полетела в Лос Анжелес, а нас с цыганами и Левко назад на Кубу. Там ещё одни концерт дали и домой. Вчера вот вернулся.
— Так твоей Джульетты теперь два месяца не будет. Президент Columbia Records Клайв Дэвис заключил с «Крыльями» контракт на сорок концертов. Это месяца два. Не успеешь ещё на ком жениться?
— И ничего не Джульетты. Джанетты. Дождусь. Так что с «отметим»?
— Володя, ты бы бросил пить. Друзья. Жениться вон собрался на молодой девочке. Давай я тебя пока в Краснотурьинск отправлю. Будешь песни писать, испанский учить. Потом Джанетту свою русскому обучать.
У неё там квартирка однокомнатная. Пока один поживёшь. Потом уместитесь думаю. Уместитесь?