— Не откажусь, это да. Ваша Глаша готовит просто изумительно.
Фрол Карлович Бахрушин числился чиновником по особым поручениям в Земельной управе. При этом был одним из доверенных лиц графа Салтыкова, покровителя семейства Найсакиных. За коммерческие отношения отвечали другие люди, а вот любые личные просьбы курировал лично Бахрушин. И сейчас, после ужина, он достал из папки лист и протянул его хозяину дома:
— Вот копия осмотра места происшествия. Из которого следует, что вашей дочери ничего не угрожало. Да, испугалась она изрядно, но в старых больницах до сих пор иногда появляются разного рода порождения тьмы. Особенно, если место запущенное и церковь вовремя не досмотрела.
— Саша описала тварь, как очень агрессивную и опасную.
— Девушка была под воздействием темных флюидов. Обычно дети сильно чувствуют чужую злобную ауру, а нечисть и рада стараться, запугивает… Но все закончилось хорошо. Гадину прибили, тушку уже в университете отпрепарировали. Кроме того, хозяин лично попросил князя за делом проследить и разобраться. Так что как только будет новая информация, я тут же вас извещу… Ну и рекомендую завтра до обеда в церковь сходить, ладанку освятить. Пусть дочка поносит какое-то время, в себя придет.
В детинце в это же самое время князь Мстислав Святославич встречал обер-полицмейстера, господина Горянова. Причем встречал не в рабочем кабинете, а в малом зале, где было изрядно натоплено. Причем сам князь сидел в льняной рубахе, а Горянов парился в черной шерстяной форме. Для понимающих людей подобного рода встреча демонстрировала княжеское неудовольствие.
— Вот скажи мне, Варфоломей Климович, твои орлы вообще мух не ловят? В городе, посреди бела дня нечисть чуть девицу не сжевала.
— Виноват, княже. Разбираемся.
— Ну, виноваты вы на пару с епархией, им я уже пистон вставил. А вот почему урядник не отследил, что попы вовремя больницу не посетили, это уже вопрос. Что, как обычно, мзду поделили, галочку в журнал поставили и не стали ноги бить?.. Проверь, Варфоломей. Потому как завтра уже все газеты с аршинными заголовками выйдут. И выльют на наши головы ведро помоев. Кстати, вполне заслуженно.
— Виноват, княже.
Мстислав Свтославич помолчал, отпил из большого бокала и ласково поинтересовался:
— Значит, кочегар зверюшку прибил, так?
— Несколько раз допрашивали. Сначала городовой, потом в участке урядник лично. Запирается, бесово семя. Говорит, пьян был, не помнит. Растолкали его в самом деле с трудом. Но других в кочегарке не было.
— Ага, пропойца вспомнить ничего не может, твои костоломы сейчас с него что угодно вытрясут. И не факт, что это будет правдой.
Не смея отереть выступивший пот, обер-полицмейстер пожаловался:
— Так после смерти Германа и некому в таких делах разбираться. Он один на темную непотребщину приезжал, пока еще в силах был.
Князь нахмурился:
— Это да, некроманта нам не хватает. А в университете успели лишь крошки из его знаний перенять и к делу пристроить… Так вот, профессор Лядов мне по телефункену доложил, что изумлен не меньше тебя. И появлением твари в дневное время. И особенно тем, что ей черепушку размолотили. Потому как простой обыватель демонов железом побить не может. Для этого вояка должен быть даже не кудесником, а волхвом или в сане не ниже епископа. Но архиепископ Мирон точно в кочегарке кадилом не отбивался, стар уже… Так что наказ тебе простой, Варфоломей Климович. Можешь подчиненных в бараний род согнуть, но правду мне добудь. Не отписку для самоуспокоения, а правду. Знаю, умеешь и других заставить сможешь землю рыть. Вот и сделай.
Поднявшись, седовласый старик вздохнул:
— Как надоело жулье из молодых к порядку призывать. Заводчика Миронова до тебя распесочивал, все он от больнички отбрыкивался, расходы ему лишние хуже ножа острого. Дал послабления на несколько лет, примет под свое крыло бедолаг. Надеюсь, хоть теперь там порядок будет… Ладно, иди, Варфоломей. Время за полночь, с утра этой проблемой займешься…
Судя по внешнему виду обер-полицмейстера, спать он точно не собирался. И просто мечтал вцепиться в загривки неумех, умудрившихся своими действиями вызвать княжеский гнев.
***
Из больницы Сергий съезжал во вторник. Агафон, как и обещал, ждал его в нанятой коляске. До стройки можно было и пешком за час добраться или чуть больше, но Агафон решил поберечь пока еще не восстановившегося парня.
— Садись, а то ветром качает. Опять свалишься, головой стукнешься.
— Так за поездку пятак лихач сдерет, не меньше.
— Не обеднею… Значит, рот держи на замке, ни с кем не думай занозиться, особенно с Прошкой. А вечером я тебя найду… На сегодня у тебя наряд по кухне будет. Рано еще на серьезные работы ставить. Вот оклемаешься, чуть отъешься, тогда будет видно. А то после больничных харчей аж просвечиваешь.
Возница обернулся и хохотнул:
— Это да, у меня тетка осенью под кобылу попала, так на Тихановской в земской отвалялась два месяца и кучу денжишь костоправам отдала, чтобы спину на место собрали. Домой вернулась — просто собственная тень. Но к Рождеству уже поправилась, снова в тело вошла… Так что нормально все будет. Руки-ноги на месте, мясо нарастет.
Агафон беззлобно фыркнул в ответ:
— За дорогой лучше смотри, советчик нашелся.
— А я что, довезу в лучшем виде. Могу и с ветерком… Накинешь? Так мигом домчу!
— Вот еще. Пятак, как сторговались…
Бригада строителей жила в двух бытовках, собранных на заднем дворе реставрируемого дома. В большей по размеру половину занимало подобие столовой, где народ завтракал и ужинал. Обед обычно заменяли пироги с мясом для быстрого перекуса.
Ближе к вечеру мелькнул Иван. Невысокий русый мужчина поздоровался, поинтересовался самочувствием и вскоре ушел по делам. Похоже, остался доволен увиденным. Сергий больше молчал, на все вопросы отвечал односложно, шуткам-прибауткам слабо улыбался. Создавалось впечатление, что получивший по голове гонористый пацан сделал правильные выводы и вряд ли снова распустит язык.
После ужина к нарам, где обычно спал Сергий, подошел Агафон. Поманил за собой и повел по прихваченной морозом грязи к выходу со двора. Там стоял небольшой сарай, где днем сидел учетчик, принимавший сделанную работу. Несмотря на позднее время, свет все еще горел.
Пригнувшись в невысоких дверях, пара вошла внутрь. За широким столом сидел нахохлившийся счетовод. Неизвестно, что пообещал Агафон цепному псу хозяина стройки, но заросший до глаз черными жесткими волосами дядька молча выложил на край стола несколько исписанных листов. Рядом небрежно бросил пачку серой шершавой бумаги и огрызок карандаша. Агафон подтолкнул Сергия вперед:
— Вот наряды за два месяца. Не все, но те, где я по сделанному хорошо помню. Считай, что должно выйти.
Посчитать? Да не проблема. Человеку, который два года по консалтингу пилил софт для разнокалиберных финансовых контор и сожравший цифровую собаку на бесконечных дебитах-кредитах? Раз-два-три-четыре-пять, я иду считать.
Подтянув единственный свободный табурет, Сергий устроился на краю стола и взял первый лист. Набросал привычный для себя «самолетик», раскидал объемы выполненных работ, уточнил у счетовода официальные расценки. После чего в ход пошел второй лист, третий. Когда добрался до последнего, бородач уже заинтересовался и с большим вниманием смотрел, как парень складывает и умножает. Наконец в конце всех столбиков появились итоговые значения.
— Смотри, Агафон. Восемь дней посчитал. Вот, отдельно тебе выписал. За первые три выходит по сто двадцать рублей к выплате. Здесь сто, здесь восемьдесят пять, тогда дождь был, меньше успели сделать. И всего должно получиться восемь сотен и двенадцать рублей, не считая копеек. Сколько из этого на бригаду должны отдать? В кассе пятую часть оставляем или четверть?
— Пятую, мы по-божески берем, — за Агафона ответил счетовод. — Еще пятую поставщикам и правильным людям, чтобы с вас паспорта каждое утро не требовали, как с цыган.
— Значит, шестьдесят процентов должны были получить. Это будет… Будет… Четыре сотни восемьдесят семь рублей и двадцать копеек.
— Хорошо считаешь, ловко… Да, все точно. Сам Ивану до последнего алтынного под роспись выдал. Там еще за прошлый день он не все получил, так сразу пять сотен в карман и положил.
Агафон хмуро поковырял пальцем «итого», затем сгреб исписанные листы и сунул за пазуху. Развернулся и пошел к выходу. У дверей его догнал злой голос хозяина каморки:
— Слышь, чтобы у меня проблем не было! Если мне оказанная доброта боком выйдет, бригаде с Новгорода лучше сразу тогда съехать. Я хозяину пожалуюсь, нигде на работу брать не станут.
— Все нормально будет, ты меня знаешь… Пойдем, Сергий. Надо перед сном чуть проветрится.
Как оказалось, проветриваться собирались в подвале, в дальнем углу. Покрутив головой, парень сообразил, почему выбрали это место. Будущий купеческий лабаз с богатыми магазинами. Подвал огромный, стены толстенные. Тут можно хороводы водить и из пушек палить — на улице никто ничего не услышит.
Теперь же в углу под высоким потолком горели три масляные лампы, освещая собравшуюся толпу. Похоже, на огонек зашли почти все основные работяги из бригады. По крайней мере, явно большинство было с Белозерска. Все мужики жизнью битые, с мозолистыми руками и злыми глазами в поздний вечер.
— Что скажешь, Агафон? О чем посудачить собрал?
— О чем?.. Да вот, хочу Ивану несколько вопросов задать. Потому как интересную вещь узнал… Здесь он?
— Сейчас будет, Прохора за ним послали.
— А не потеряет дорогу, часом?
— Так не одного послали, а с провожатыми… Кстати, вот и сам.
В освещенный круг вышел Иван, с натянутой улыбкой разглядывая окружающих.
— Ночь добрая, почтенное общество. Чего не спим, завтра рабочий день.
Агафон приобнял за плечи напрягшегося бригадира и поинтересовался:
— Спросить хотим, друже, сколько ты нам за ноябрь выплатил? Когда мы в дождь и холода стены возводили и крышу ладили.
— Я что, помнить должен? Надо расчетную книгу взять, там все прописано.
— Да, книгу надо бы… Но я тебе и так скажу. За две недели ты выплатил ровно две сотни, еще смеялся, что цифра ровная. Две сотни… А в кассе получил… Так, где у меня это… А, вот. Получил четыре сотни и восемьдесят семь рублей. И двадцать копеек… Выходит, что больше половины с заработка ты закрысил, Иванушка. Выходит, общество обобрал, семьи товарищей без достатка оставил.
Стряхнув чужую руку, Иван заорал, пытаясь криком переломить ситуацию:
— Да что ты выдумываешь?! Чтобы я у своих и копеечку прижилил?! Давай сюда мой амбарный талмуд, я там тебе каждый день покажу и сам посчитаешь!
— Мне уже посчитали. Вон, Сергий и посчитал. До последнего грошика.
— Малахольный?! Так он на меня это напраслину возводит, гнида! Все злобится понапрасну!.. Прошка, тащи книгу сюда! Буду от навета отбиваться! А то вздумали…
Агафон усмехнулся:
— Сергий-то посчитал, а вот хозяйский пес, Касьян, подтвердил. Сколько мы на самом деле заработали, сколько наверх отдали за спокойную жизнь, да сколько целковых тебе в руки вручили. Пять катенек, из которых ты только две обществу отдал.
Метнувшийся к выходу Прошка споткнулся о выставленную ногу и упал на живот. Его тут же вздернули, сунули в брюхо и добавили в челюсть. Не известно, как там с зубами, но прихлебатель Ивана улетел в угол и больше не вставал.
— Руки держите. И левую — сюда…
Агафон выдернул из-за пояса небольшой топорик, примерился и обухом несильно ударил по левому предплечью бригадира. Тот утробно заорал, но крепко державшие рабочие не дали ему даже пошевелиться, зажав между собой. Когда сломанную руку начали медленно поворачивать, Иван завизжал:
— Не надо, братцы! Я же не со злобы!.. Сестра у меня замуж выходит, ей надо было собрать на приданное! И отец болел, лекаря всю мошну выпотрошили! Пришлось мне чуть денег взять, каюсь!.. Так ведь отдам, все до копеечки отдам! У меня там в книге под задней обложкой на листочке написано, сколько я с кассы брал!.. Помилуйте, братцы, христом-богом прошу! Я же не чужой, вместе росли!..
Оглянувшись, Агафон рыкнул Сергию:
— Спать иди. Тут дела уже наши, свояческие. А вы двое на входе постойте. Чтобы никто лишний не затесался…
Уже натягивая одеяло на голову, бывший программист отогнал мелькнувшее видение. Похоже, что-то похожее бывало и в деревне, когда мужики по возвращению с городских заработков делили деньги и периодически били друг другу морду за нарушение неписанных законов. Позвать на «прави’ло». И что-то мнилось в полудреме, что у Белозерских с наказанием куда как строже.
Ранним утром бригада быстро завтракала и расходилась по своим участкам. Фронт работ нарезал Агафон. Как понял Сергий из коротких реплик, великан теперь был за старшего. Когда парень закончил собирать посуду со столов, новый бригадир подошел и спросил:
— Цифры у Касьяна сверять сможешь? Каждый вечер я буду смету закрывать, тебе надо лишь проверить, чтобы все было правильно. Хозяин с выплатами не мухлюет, но порядок не нами заведен.
— А по основной работе что?
— Завтра тебя уже подменят. Пойдешь на побелку. Работа не такая тяжелая, справишься. И в здании, не на улице. А за то, что будешь за учетчика, бригада тебе долю добавит. Устроит?
Сергий подумал, прикинул возможные варианты и протянул ладонь:
— Годно, возьмусь… Иван против не будет?
— А нету больше Ивана. Домой уехал. Я теперь за него.
— Уехал?
— Ага. Насовсем.
На этом проблему с бывшим бригадиром закрыли. Интересоваться, в самом ли деле домой отбыл обманщик или где-то уже прикопали — дураков нет. Сергий сгреб грязную посуду и потащил к бадье, куда еще надо было набрать воды. Агафон вышел на улицу, новоявленный же счетовод перевел дух. Первый этап в намеченном плане прошел успешно. Не на улице, при деле. Да еще и чуть к лету подзаработает. А ведь мог тоже уехать к дальним родственникам. Если бы «обчество» решило, что пацан в новых раскладах лишний.
***
— И что, она тебя даже не укусила?
— Нет. Я как закричала на нее, ногой как топнула — она в угол забилась и шипит оттуда. Но — ме-е-ерзская. Сама черная, а зубы — во, с палец длиной и как гвозди. Ужас!
— А что потом?
— Я вышла, дверь закрыла и стала сторожа звать. Он с мужчинами прибежал, лопаты, метлы похватали и внутрь… Не знаю, кто там нечисть прибил, но остатки потом в ящик собрали и в университет увезли. Говорят, профессор был очень рад. Наверное, чучело сделает и в музее выставит.
Сашенька была довольна. Неожиданно для себя она превратилась в героиню страшного приключения. Которое закончилось благополучно, но мало ли. Это вам не рассказывать, как лошадь понесла. Или как пыталась рыбачить и с лодки в воду упала. Тут — нечисть, настоящая. Говорят, в деревнях подобные ей до сих пор народ темными зимними вечерами заживо жрут.
А еще — три статьи в центральных газетах. На одной — фотография училища госпожи Осокиной, правда фото взяли выпуска прошлого года. Но зато указали остальное правильно: «Благодаря смелому поступку Александры Найсакиной удалось обезвредить опасного духа». Вот так.
— А городовой что?
— Он адрес лишь записал, а к вечеру сам урядник приезжал, расспрашивал что и как было. И потом еще раз, через день, но уже с личным помощником профессора. Тот картинки показывал, вопросы разные задавал… А еще мне освященную ладанку батюшка дал. Так что теперь любая темная тварь бежать будет прочь без оглядки.
— Повезло тебе, Саша. Прославилась…
Девушка потупилась. Что скажешь — приятно, когда в гимназии с тобой каждый рад поздороваться и между делом спросить, как оно было. Может, и в училище на выходных так же будет.
Правда, уже четыре дня после неприятного события, как за спиной мелькают знакомые лица охраны. Смотрят, чтобы егоза еще чего не учудила. И у мамы глаза пару раз были заплаканные. Наверняка сильно испугалась, не меньше Сашеньки, которую вид инфернального создания пробрал до самых печенок. А папа’ газеты теперь убирает с каминной полки и хмурится, когда утром разбирает почту. Похоже, в последние дни зимы у журналистов не было ни одной интересной жаренной новости, вот и набросились на необычный и пугающий повод. Нечисть почти в центре второй столицы. Куда смотрит Синод? Почему патриархи подобное вообще допустили?