— Ты чего в одеяло закуталась?
— А… это? — Удивилась Полина с удивлением оглядывая себя. — Рефлекс такой. Если сидишь на кровати и кто-то врывается в комнату, то обязательно нужно прикрыться. А ты, что, по-другому бы сделала?
— Не знаю, — честно ответила я.
Полина прыснула.
— Что такое?
— Я до сих пор не могу поверить, что мы тут совсем одни, — весело поведала она. — Ни разу не была в том месте, где ни одного взрослого. И, представить только, я — главная! Точнее, мне главной быть не впервой, но САМОЙ главной я ещё никогда не была.
— Во-первых, я бы этому не радовалась, — сказала я. — Завтра начнётся такое, что уже к вечеру ты начнёшь искать заместителей, на которых можно свалить хоть чуточку обязанностей. Если бы ты сказала любому взрослому, что он будет полностью отвечать за жизнь и здоровье десяти детишек, таких, как мы, то он бы, если только не полный идиот, тут же бы повесился. А у тебя их сорок. И ты сама не очень то… большая.
— А во-вторых — чего? — Слабым голосом поинтересовалась Полина после долгого молчания.
— А во-вторых, мне почему-то кажется, что начальников у тебя гораздо больше, чем подчинённых. Нас только сорок, а старшекурсников как минимум две сотни. И учителей здесь, судя по всему немеренно, всё-таки контролировать поведение малолетних суперов — это адски-трудная задача. И каждый из вышеперечисленных будет над нами командовать.
— Ты просто пессимистка, — сказала моя собеседница таким голосом, что сразу стало понятно: она пытается убедить сама себя.
— Есть и «в-третьих», — решила я добить её окончательно. — То, что ты главная — это заслуга твоего папы, а не тебя. Ты ещё пока ничего выдающегося не сделала, за что тебя можно было бы хвалить.
— Ты со мной в первый же день хочешь поссориться, да? — Голос Полинки начал плаксиво дрожать. Я её понимала. Представьте только: щеночек пополз на улицу погулять, там его пинали все, кому не лень, наступали на него, кусали, гоняли… Он, потрёпанный, жалкий, вернулся в свою будку, только лёг спать — а его кто-то из братьев хватает за ухо. Ситуация: обиднее не придумаешь.
Таким щеночком оказалась Полина, а злым братиком, точнее, сестрёнкой — я.
— Полин, ты только не обижайся, но лучше, по-моему, если я сразу буду говорить, что думаю, чем молчать и думать про себя. Это ещё никого до добра не доводило.
— Ты права, — вскоре отозвалась моя подруга. Судя по голосу, она даже заулыбалась. — А как ты думаешь, — она приподнялась на локте, глядя на меня, — у меня всё получится?
— Не знаю. Давай спать, а?
— Спокойной ночи! — Её голос глухо прозвучал из-под одеяла.
Обиделась, значит. Спряталась. Не нужно быть психологом, чтобы понять, что наружу вылез совсем уже младенческий инстинкт: под одеялом — самое надёжное убежище.
— Ага, — сказала я.
А про себя подумала, какие же мы всё-таки дети. Ведь десять лет — это не так-то уж и много. Интересно: выживем?
Свет выключился сам.
004
Я проснулась среди ночи от жуткого грохота. Сначала мне показалось, что произошла какая-то глобальная катастрофа и стены комнаты начинают разваливаться. Спросонок начала шарить рукой рядом с постелью, пытаясь включить ночник, потом вспомнила, что не дома. Дрожащим голосом спросила:
— Что случилось?! Полина, это ты?!
— Всё в порядке, спи! Это я с кровати упала.
— Зачем? — Меня разобрал смех.
— У меня дома стена с другой стороны, — мрачно объяснила моя невидимая собеседница и пообещала. — Если кому-нибудь об этом расскажешь — убью на месте.
Меня разбирал хохот, я не могла ответить ни слова. Полина несколько секунд послушала меня, потом подозрительно осведомилась:
— Бахмурова, у тебя истерика, что ли?
Я едва смогла взять себя в руки:
— Похоже на то.
— Знаешь, есть такое хорошее народное средство…
— Только не надо давать мне пощёчины, я уже успокоилась.
— А то смотри, это я быстро — мяукнуть не успеешь.
После этого я долго не могла уснуть. А когда уснула, то как-то так получилось, что не успела я закрыть глаза, как уже нужно было вставать.
Одеваясь, Полина косилась на меня, ожидая, наверное, что я буду насмехаться над ней из-за ночного происшествия. Я молчала. Наконец, девочка не выдержала.
— Как спалось? — Деланно безразличным голосом поинтересовалась она.
— Плохо. Ерунда какая-то снилась.
— Какая?
— Представляешь, приснилось, что я с кровати упала!
Полина замерла, во все глаза уставившись на меня. Такого поворота событий она явно не ожидала.
— С какой ещё кровати? — Подозрительно осведомилась она.
— Думаешь, я помню? — отмахнулась я. — Я даже не совсем уверена, что это я была, может ещё кто-то. Делать мне больше нечего — сны запоминать. Так и головы никакой не хватит.
Полина успокоилась, а через минуту даже заулыбалась.
— Как ты думаешь, что мне сегодня одеть? — Спросила она.
— Чем тебе вчерашняя футболка разонравилась?
— Ты ещё скажи, чтобы я шорты одела! — В голосе моей собеседницы прозвучал откровенный ужас. — Это — самый быстрый способ дать мне понять, что ты ничего в одежде не смыслишь. Я пытаюсь пробиться в нашем классе на какую-нибудь официальную должность, а значит, мне и имидж нужно соответствующий поддерживать. Мне нужно то, что на литературном языке называется «деловым костюмом».
Я взяла полотенце и пошла в душ. Там стояла солидная очередь. Обескураженная, я вернулась обратно. Полина сидела перед зеркалом и пыталась что-то сотворить со своими, если уж совсем честно, жиденькими волосами.
— Раньше вставать надо, — заметила она. — Папа говорит, что после восьми утра поднимаются или аристократы или идиоты.
— А я кто по-твоему? — С интересом спросила я.
— Ты всего на три минуты встать опоздала, так что для первого раза это не считается. Тем более, я тебя не так-то уж и хорошо знаю. А к тому времени, как ты задержишься с подъёмом в следующий раз, я уже смогу ответить на твой вопрос.
— Спасибочки.
Полина долго молчать не могла. Стоило только наступить небольшой паузе, она тут же принялась рассуждать, что, на самом деле, всё у нас идёт неправильно.
— У нас школа Навигаторов, правильно? Самая главная из всех «Штук» вообще. И это не важно, что мы всего лишь на первом курсе. Нам по статусу не положено, чтобы мы по утрам в очереди к умывальнику стояли. Вот сейчас поживём без комфорта, вырастем, разозлимся — и устроим революцию, пусть знают!
— И кого ты смещать собираешься, если мы и так главными будем?
Полина задумалась.
— Но ведь в Правительстве не все Навигаторы — из суперов? Есть и обычные люди? Вот их-то мы и сместим.
— А потом что будем делать? — Продолжала допытываться я.
— Что-нибудь придумаем… Да и что ты в самом деле, — разозлилась она, — я шучу, а ты на самом деле уже прикидывать начинаешь. У тебя чувства юмора вообще нет.
— Есть, только оно у меня… хм-м… специфическое.
— Впервые оказываюсь в положении, в котором постоянно находится мой папа: пожаловаться некому, — поведала она мне через минуту. — Если нам и вправду доведётся сегодня встретиться со здешним начальством, я выскажу претензии, это за мной не задержится. Только вот думаю: мне за это по шее не накостыляют?
Я никогда не была хорошим физиономистом, но лицо Полины было таким выразительным, что, стоило ей только о чём-нибудь подумать — я тут же понимала, что пришло ей в голову. Сейчас в глазах у неё явно мелькнул огонёк беспокойства. Она всерьёз опасалась, что кому-то из вышестоящих может не понравиться её излишнее рвение.
— Никита сказал к вам придти, — раздался голос с порога. Полина едва сдержалась, чтобы не завизжать, как она это сделала вчера; ей удалось вовремя взять себя в руки, она даже не повернулась, продолжая смотреть в зеркало.
— Анастасия Ивановна, кто это у нас там? — Деланно безразличным голосом поинтересовалась она.
«Анастасия Ивановна? Я, что ли? А почему „Ивановна“?!»
В дверях стоял тот самый мальчик, который вчера появился самым последним. Пухлощёкая растрёпанная со сна физиономия в больших круглых очках придавала ему настолько комический вид, что я тут же забыла про Полину и не совсем вежливо фыркнула.
— Никитин сосед, — доложила я. — Которого мы вчера не записали.
— Передайте своей компаньонке, что меня зовут Марек Кирилин, я занимаюсь психологией. Всё.
И он ушёл.
Полина тупо посмотрела ему вслед, потом повернулась ко мне.
— Что это было? — И, не получив ответа, пожаловалась. — Я скоро привыкну к тому, что сюда никто не стучится. А через неделю вообще начну удивляться, если кто-нибудь дверь будет открывать не ногами, а руками.
— Зачем ты меня Ивановной назвала?
— Потому что отчества твоего не знала.
— У меня папу всю жизнь Вадимом звали.
— Позвони ему и скажи, что теперь он — Иван. На то, чтобы его перекрестить моего нынешнего статуса дочери Сенатора вполне хватит. Я даже могу бумагу выписать…
К девяти мы собрались в актовом зале на первом этаже. Мальчишки оказались сознательными: о вчерашней дискотеке напоминали только неровно стоящие ряды стульев.
Полина прохаживалась по сцене, углублённая в свои мысли, время от времени окидывала собирающихся ребят рассеянным взглядом, наконец, остановилась, пальцем по головам пересчитала присутствующих.
— Так, ребята, — сказала она, — чтобы между нами не оставалось никаких недомолвок, сразу хочу предупредить: за место старшей я не держусь. Если кто-то хочет встать на моё место: я препятствовать не буду, как только посчитаете нужным, проголосуете поднятием рук. Примитивная демократия: обычного большинства будет достаточно, чтобы на моём месте очутился тот, кого вы захотите здесь видеть. Всем ясно? — Услышав в ответ молчание, она удовлетворённо кивнула. — Теперь к делу. Я не знаю, что и как сегодня будет происходить, поэтому подробные инструкции дать не могу. Скажу только одно: если появятся какие-нибудь проблемы — пулей ко мне, не раздумывая, иначе за дальнейшее я отвечать отказываюсь. Руки не распускать, что бы ни случилось. Никита, это тебя в первую очередь касается. Мы интеллектуалы, а не каскадёры, понятно? Башкой нужно работать, а не кулаками.
Мне стало интересно, чего это Полинка так разоряется. Я отыскала взглядом Никиту. Увидела — и сразу всё поняла: на его лице живописным жёлто-зелёным пятном расплывался вчерашний утренний синяк.
— Кто-нибудь знает, где тут учебный корпус? — Под конец поинтересовалась она, не дождавшись ответа, вздохнула. — Ладно, пойдёмте искать! — И легко прыгнула со сцены.
Мы всей гурьбой высыпали на улицу. Там нас ждала первая неожиданность. Двое парней, лет по двенадцать-тринадцать, сидящие на стоящей в стороне скамейке, при нашем появлении вскочили с места и двинулись нам наперерез. К тому времени, как мы до них добрались, они выстроились, загораживая нам проход. Руки в карманах, ничего не выражающие лица, позы — деланно расслабленные.
— Стройтесь, — процедил тот, кто был выше. — По росту.
— И не отнимайте наше время, — добавил второй.
— Кто у вас главный? — Осведомился первый. — Уже выбрали?
— Да, — улыбнулась Полина, выходя вперёд.
Я сразу подумала, что недаром она целое утро выбирала, что нужно одеть: выглядела она не в пример презентабельнее, чем вчера. Джинсы, короткая джинсовая куртка, оранжевая водолазка (хоть тресни, неравнодушна она к этому цвету!), с волосами ничего особенного сделать так и не получилось: они попросту были собраны в аккуратный высокий хвостик.
Разглядев Полину, ребята с изумлением вытаращились на неё. Один даже непроизвольно сделал шаг назад.
— Мне тоже становится? — С такой же милой улыбкой осведомилась девочка.
Старшеклассник замешкался.
— Да, — ответил он, глядя куда-то в сторону. Второй ткнул его локтём в бок, что-то коротко прошептал.
Полина встала в шеренгу первой, хотя нам сказали, что становиться нужно по росту, а она не была не самой высокой.
— Давайте-давайте, ребятки, стройтесь, — скороговоркой пробормотала она. — Мне самой интересно, что сейчас будет.
Старшеклассник прошёлся вдоль образовавшегося строя.
— Короче так, — сказал он и откашлялся, опасливо стрельнул глазами в Полинину сторону, — вы тут самые маленькие и ничего не знаете, поэтому будете слушаться старших, то есть нас. Это понятно?
Мы молчали. Все смотрели на Полину, но она ничего не говорила, только глаза её смотрели так весело, словно ей анекдоты рассказывали, а не объясняли, как жить дальше.
— Я не слышу ответа! — С угрозой в голосе проговорил оратор. Ребята, на которых падал его взгляд, хмыкали и переглядывались.
— Ладно, не хотите по-плохому, по-хорошему будет ещё хуже, — сказал второй, который держался чуть в стороне. — Сейчас у каждого из вас есть школьные карточки. На каждой — двести пятьдесят баллов. Это — ваш статус, слагающийся из поведения, успеваемости и тому подобных вещей. Чем больше баллов — тем лучше. Минус двести пятьдесят — исключение из «Штуки». А теперь все вытащили свои карточки, я вам сейчас покажу фокус.
Он поднял руку с каким-то мудрёным устройством, размерами напоминающим стандартный силикатный кирпич.
— Андрюша, сними-ка с каждого по десять… нет, по двадцать очков.
Наши карточки дружно булькнули. Дрожащими руками я долго не могла вытащить свою, а когда у меня это получилось, мне пришлось убедиться, что из двухсот пятидесяти вчерашних очков у меня осталось двести тридцать.
Вот оно, значит, как! Теперь понятно, чем тут будут пугать!
— Чего вы хотите? — Сухим и резким голосом осведомилась Полина, глядя на свои баллы.
— Всего! — Нагло потребовал высокий. — Скажем полы мыть — будете полы, скажем унитазы драить — будете унитазы драить, скажем…, — он хмыкнул, не закончив. — Короче, всё будете делать.
— А вы не сильно широко будете улыбаться?
Я даже не поворачивая головы могла со стопроцентной вероятностью определить, чей был это голос. Никитин, чей же ещё!
Мальчик сделал шаг вперёд. Рядом с ним очутился Ромка — вчерашний приятель Мариши. Смотрелись они немножко комично: Рома был чуть ли не на пол-головы ниже своего спутника.
— Вы-то кто такие?
— Неважно, — набычился Никита (с некоторых пор знакомая для меня поза). — Милые мои, вы не рассчитали, что вас тут двое, а нас — сорок. Не боитесь в кустиках остаться?
Старшеклассники нервно переглянулись. Похоже, эта мысль уже приходила в их головы и оставила после себя много следов.
— Наше дело маленькое, — примиряющимся голосом объяснил первый.
— С нас взятки гладки, — подтвердил его напарник. — Мы сказали — и свободны.
— А там делайте, что хотите. Нам-то что.
— Вот-вот.
И они пошли прочь. Один из них что-то начал говорить в своё устройство, исполняющее, как мне стало понятно, на территории «Штуки» функции мобильника.
Всем нашим тут же стало понятно, что именно произошло. Это была полная и безоговорочная победа Никиты. Старшекурсники, сначала пытались строить из себя командиров, но после Никитиного вмешательства наперебой принялись уверять всех, что они — просто холопы, которые и очутились здесь только потому, что их послали. А потом вообще предпочли исчезнуть от греха подальше.
Всё правильно. Кто же знал, что первоклашки окажутся такими боевыми и не захотят занимать приличествующее их положению первое место. С конца, разумеется.
Во взгляде, который Никита бросил на Полину, читалось плохо скрываемое торжество.
И тут наши карточки снова булькнули. Когда я взглянула на свою, я чуть не выронила её. У меня осталось только двести очков! Из двухсот пятидесяти! А я ещё даже до школы не добралась!
Полина, сжимая в руке карточку, подошла к Никите.
— Урод! — Выдавила она ему в лицо. — Тебе что, больше всех надо? Я тебе сказала, не высовываться! И чего ты добился?
Она говорила тихо, но её свистящий шёпот был слышен гораздо отчётливее, чем если бы она кричала.
Никита вспыхнул: