- Последняя модель. Одобрена лично Князем, - Нольгри Ингварссон провел ладонью по крылу. – «Серебряный призрак».
Призрак?
Призраки другие… а это чудо… обыкновенное такое чудо из металла и дерева. Вытянутый нос с острым шипом, будто рог единорога торчит. Крылья гнутые. Колеса с серебристыми колпаками…
…и все Управление таращится.
А тогда, по их возвращению, на Катарину смотрели, словно на врага… Баранчиков растрепал, что лекциями дело не обошлось? Будто она сама, оттеснив других желающих, вырвалась в Ирчидай…
Она сел.
Вдохнула запах кожи.
Металла.
Жженой резины. Тронула панель: дерево и не из простых пород. Лак… хромовые кольца… приборов куда больше, чем на том, первом. Вот это явно скорость показывает. А это – уровень горючего… бак полный, что отлично.
- Бака хватает на сорок миль примерно, - Нольгри Ингварссон наблюдал за ней с добродушной усмешкой. – Но переживать не стоит. В багажном отделении имеются две запасные канистры. Ко всему вам, наверное, будет приятно услышать, что начато строительство особой механической станции для обслуживания самоходных экипажей…
Голос его был бодр.
Почти как у диктора, который зачитывал последние новости.
…а про станцию ничего не сказали. Впрочем, оно понятно. Во-первых, наверняка проект секретный. Во-вторых, новости зачитывают Хольма, а не местные…
…но станция – это хорошо…
…вот только сколько в этом городке экипажей наберется?
- За нашим управлением числится полтора десятка. Еще двадцать поступят в течение полугода. В том числе – семь на ваше Управление, если там найдется хотя бы парочка водителей.
Семь?
А Харольд знает?
- Вы удивительно эмоциональны. И даже не пытаетесь эмоции скрывать…
- А надо?
- Вы правы. И не надо. И бесполезно. Но что вы? За нами наблюдают. Вперед, Катарина… продемонстрируйте, что те курсы были не бесполезной тратой времени и сил…
Стоило ему сказать, что за Катариной наблюдают, и ладони разом взмокли.
- Не стоит думать о неудаче, - Нольгри Ингварссон постучал по круглому циферблату. – Принцип тот же, а то приборов чуть больше, так это ерунда, разберетесь… я вот подскажу. Что не понятно?
Катарина молча указала на хромированный круг у самой рулевой колонки.
- Это уровень заряда кристалла.
- Кристалла? – в том первом экипаже кристаллов не было, как не было вообще магии.
Ни капли.
Чудо механики. Торжество разума над обстоятельствами.
- Видите ли, Катарина, эксперименты показали, что сочетанное воздействие значительно повышает эффективность работы. Все же чистая механика несколько…
Он щелкнул пальцами, но подходящего слова не нашел.
- «Призрак» развивает скорость до пятидесяти километров в час. Вот так, поворачивайте ключ в замке…
Мотор зарокотал ровно, глухо.
И дальше руки действовали сами.
Рычаги.
Педали.
Тихий вздох, с которым экипаж тронулся с места. Плавно, как их учили. Никаких рывков. Никакого насилия. Он принял Катарину, этот «Серебряный призрак». И это показалось хорошим знаком.
- А куда мы… - опомнилась Катарина, вырулив на главный проспект.
- В Управление, само собой, но вы прокатитесь… это будет полезно.
А кому полезно, не уточнил. Катарина воспользовалась предложением. Экипаж шел легко, подчиняясь даже не действию – желанию Катарины.
Главный проспект.
Высокие дома. Широкие мостовые. Люди… люди замирали, хотелось думать, что в восторге и удивлении. Конка прижалась к обочине, и возница выскочил, повис на поводьях, силясь успокоить вороного жеребчика… дети…
Дети кричали.
И подкидывали шапки. Некоторые пускались бегом, силясь догнать серебряное чудо, но разве это было возможно? Нет, Катарина не гнала, пусть ей и хотелось попробовать те самые обещанные пятьдесят километров…
…учебные не выдавали больше семнадцати, да и те – с немалым трудом, на идеально ровной дороге. Демонстрационно… учащимся не позволяли подниматься выше десятки.
Она свернула на Липневую.
А оттуда – на Белосвятскую. Круг получился большой, но в этих улочках Катарина была уверена – не застрянут. Не хватало еще…
И вот – узкая горловина Новодворья.
К счастью, здесь не было ни магазинчиков, ни складов, а потому конные повозки редко сворачивали на тонкую извилистую улочку.
- А вы рисковали, - заметил Нольгри Ингварссон, когда Катарина остановила экипаж перед парадной лестницей. – Это хорошо… излишняя осторожность вредна.
Руку ей подавать не стал.
Она не сразу вышла, не находя в себе сил расстаться с таким чудом. Даже если ей не будет позволено вновь сесть за руль, Катарина запомнит эту поездку.
По лестнице подымались молча.
На сей раз не было страха, лишь некоторое удивление – неужели она, Катарина, и вправду будет работать здесь? Пусть временно, но…
…огромная честь.
…доверие.
…ответственность.
…и она не имеет права подвести, не только Управление, на Управление ей, в сущности, плевать, но дядю Петера, который в Катарину верил. И еще тех девочек… из-за них Катарина здесь. И из-за ублюдка, вновь начавшего игру.
Подъем.
И знакомый кабинет.
Нольгри Ингварссон открыл дверь сам, рукой махнул, мол, проходите. Указал на кресло, не то, которое запомнилось Катарине в прошлый раз. Куда оно подевалось? А какая, в сущности, разница, главное, что новое было куда как удобней. Массивное. С черной обивкой. С широкими подлокотниками. Стоило сесть, и Катарина поняла: это кресло сделано для нее.
Под нее.
- Что вам от меня надо? – тихо спросила Катарина и посмотрела дознавателю в глаза.
…они не любят этого.
…или не они все, но только Хелег?
…Хелег уже три дня как не появлялся. После того ее визита в Управление, он пришел, но лишь затем, чтобы вещи свои собрать. Временно, как он сказал. Пока вопрос не разрешится. А разрешится он в самое ближайшее время, и Катарине нечего бояться…
…она и не боялась.
…она просто поняла, что дядя Петер был прав, говоря, что в этой жизни рассчитывать следует только на себя. И странное дело, мысль эта принесла ей немалое облегчение.
- Вы не догадываетесь? – Нольгри Ингварссон погрозил пальцем.
- Тело нашли?
- Нашли.
- Когда?
- Спустя сутки после вашего послания.
…значит, не шутка. Нет, она понимала, что не шутка, но какая-то малая часть ее души продолжала надеяться на лучшее.
- Вы ведь думали над нашей с вами беседой? – Нольгри Ингварссон не спешил доставать папку с делом.
Сутки…
…это сколько времени тело было у них, а они…
…а вот это уже иная обида, профессионального плана. Но ее Катарина гасит: Особый отдел мог вообще ничего не сообщать. И если Катарину пригласили, ей стоит быть благодарной за приглашение.
- Вы разумный человек, - Нольгри Ингварссон сделал свои выводы. – Итак, я слушаю…
И Катарина, стараясь держаться ровно – она сама хозяйка своим эмоциям – заговорила.
Про Кричковца.
Про его податливость, которая была ловушкой.
Про суд и тех, кто на суде присутствовал. Учеников и учителей. Она говорила, стараясь придерживаться фактов, вспоминая книжные прецеденты, ссылаясь на тех, кто был умней и опытней ее, Катарины…
И в горле пересохло.
И мысли закончились.
И факты иссякли. Их изначально было не так много. И говорить стало не о чем. А Нольгри Ингварссон молчал. Он тер мизинцем правой руки большой палец левой, и выглядел весьма задумчивым. И Катарина сидела, не решаясь отвлечь дознавателя.
- Что ж, - он убрал руки под стол. – Рад, что не обманулся в вас… а этого идиота бросайте, да… даровит, но безголов… и трусоват…
Это он про Хелега? Стоило бы сказать что-то в защиту, но… но Катарина промолчала.
- Надеюсь, вас порадует, что наши эксперты пришли к аналогичным выводам.
Катарина кивнула.
- А что так нерешительно?
…потому что, если у них есть эксперты, то Катарина им не нужна.
- Ошибаетесь.
А все-таки его манера отвечать на мысли несколько… раздражает.
- И не только вас. Но уверяю, я считываю исключительно эмоции. И при всем своем желании не способен, скажем так, воздержаться… увы, обратная сторона дара, да… что же до ваших мыслей, то здесь помогает выражение лица… нет, нет, для обычного человека вы неплохо справляетесь.
Сомнительная похвала.
Она не была обычным человеком.
- Возможно, в любом ином случае мы бы действительно не стали привлекать… посторонних.
Не оговорка.
И пауза перед этим словом заметная, подчеркивающая, что сейчас, несмотря на все благорасположение, Катарина именно посторонняя.
- Но обстоятельства сложились так, - продолжил дознаватель, - что ваше содействие сочтено… необходимым.
Даже так?
Не просто уместным, а необходимым?
Не потому ли, что она, лучше других, поняла Кричковца? Или это только гордыня… гордыня – опасное чувство.
- Чайку не желаете ли? – Нольгри Ингварссон подвинул массивный телефонный аппарат и трубку поднял. – Любочка, пусть принесут чайку. Два стакана. И да, конечно, дорогая… девочку надобно подкормить. Бледненькая. Худенькая… станут говорить, что мы кадры не бережем…
Чай подали быстро, и минуты не пошло. Дверь открылась, и показалась женщина в белом накрахмаленном переднике. На шлейках его белыми крыльями топорщились накрахмаленные воланы. Светлые волосы эта женщина заплетала в косу, а косу укладывала на голове кругом. И над кругом этим короной возвышался белый же колпак.
Лицом она была розова.
Телом – сдобна.
В руках держала массивный поднос, на котором покачивались, но не опрокидывались, два стакана в луженых подстаканниках. Имелась и сахарница комплектом, и блюдо с бутербродами.
- Это наша Любочка, - Нольгри Ингварссон поспешил подняться. – Сюда, дорогая… самый ценный сотрудник во всем управлении…
От похвалы Любочка зарделась.
Но кивнула и кивок этот вышел величественным, будто бы меньшего она и не ждала. Катарину удостоили придирчивого взгляда. И она живо ощутила свою… никчемность?
- А что? Дознавателей тут пять этажей, а вот Любочка одна-единственная… на всех… она про каждого знает, как тот чай пить изволит, с сахаром или без. И сколько ложек. И с чем бутерброд предпочитает, и вообще, какие привычки у человека… это талант.
- Приодеть бы ее, - молвила Любочка баском. – На такую и не всякий кузнец посмотрит, не то, что князь…
- Только вот порой говорит многовато, но это только со своими…
Какой князь?
При чем тут князь?
Катарина с ужасом подняла взгляд, убеждаясь, что единственный Князь, ей ведомый, никуда не исчез и с прошлого раза не переменился. В сером военном кителе, строгий ликом…
…справедливый, говаривали.
…но и прошлых всех справедливыми называли, а теперь в газетах время от времени появлялись статейки, что, мол, случались порой на местах некоторые…
Любочка удалилась.
Чай остался.
И Нольгри Ингварссон протянул Катарине подстаканник, а также блюдце с бутербродами.
- Это, очевидно, вам…
Ей?
Она приняла. И только потом глянула, удивилась. И вправду… черный хлеб, тот, который по три копейки. И шпроты. Кусочек зеленого помидора. Крупная соль. Хелег вот попробовал как-то и не понравилось.
Никому не нравилось, кроме дяди Петера…
- Любочка, - развел руками дознаватель, будто это что-то да объясняло.
И чай оказался крепким, душистым и без сахара.
Пожалуй, Любочки со странной ее осведомленностью стоило опасаться.
- Вообще-то здесь четыре буфетчицы работают посменно, но по-настоящему талантлива только Любочка. Она здесь с пятнадцати лет… пожалуй, дольше всех работает. Я вот скоро уйду, а она останется… и спрашивается, кто здесь хозяин? А ты кушай, кушай… и слушай… на чем мы там? На догадках… так вот, снимки суда тебе передадут. Все, которые найти удалось… их немного… все-таки дело не быстрое. Списки, само собой… стенограммы… к сожалению, здесь дадут немного, но почитай, освежи память, оно полезно… а заодно глянь вот.
Он протянул Катарине бумажку.
- Что это?
Троецкий.
Баранчиков.
Вересковский.
- Это же…
- Твои коллеги.
- Да, - сказала Катарина. – Но… как… и почему?
- Почему… например, потому, все трое были на суде… нет, не только они, но… Конечно, все можно объяснить банальнейшим любопытством… на суде присутствовало более пяти сотен человек, не считая собственно судей, прокурора, адвоката. Добавим судейскую канцелярию… в конце концов может статься, что наш с вами… Учитель, - Нольгри Ингварссон провел пальцем по острому краю подстаканника. - …служит в суде. Или не в суде, но в Прокуратуре?
Он уставился на Катарину.
Холодный взгляд.
Пронизывающий.
И не закрыться от него. Мутит. Тошнота накатывает волнами. И ощущение, что она, Катарина, вот-вот утонет. Холодно.
Мерзко.
…и она не давала согласия.
- Простите, - без тени раскаяния произнес дознаватель. – Надеюсь, вы понимаете, что я должен был вас проверить. Вот.
Он протянул платок.
- У вас кровь идет.
И вправду идет.
Носом.
Нос у нее слабый. И раньше кровь шла часто, бывало, что по нескольку раз за день. Тетка сердилась, будто бы Катарина специально, говорила, что это от избытку дури, что не книжки читать надобно, а домом заниматься, тогда и на голову кровь давить не станет. А раз не станет, то и выхода не найдет через нос.
…одежда чистою останется.
Сплошная выгода.
…кровотечения давно перестали ее беспокоить. Она уже решила, что и вправду переросла. Выходит, ошибалась.
- Зачем?
- Затем, что, вдруг вы испытываете к кому-нибудь из них глубокую симпатию? – Нольгри Ингварссон смотрел, как она подбирает красные капли.
Жадно смотрел.
И ноздри его раздувались.
И в какой-то миг Катарине вдруг показалось, что дознаватель не выдержит. Бросится. Сомкнет худые белые руки на ее шее… сдавит…
Она отвела взгляд.
- К кому? К начальнику, который спит и видит, как от меня избавится? К Вересковскому… он редкостная сволочь… Баранчиков безобиден…
- Кричковца тоже казался соседям безобидным. Молодой парень. Тихий. Скромный. Чертежник. Разряд по шахматам. Что в таком может быть опасного?
Да.
И нет.
И все равно она не понимает.
- Почему они? Не другие. Вы ведь сказали, что пять сотен… вы…
Она прижала платок к носу и запрокинула голову. Кровь вдруг хлынула потоком. И виски сдавило, будто голова Катарины вдруг оказалась в тисках. Одно движение, и лопнет эта голова…
- Хороший вопрос… вы взяли Кричковца. Приступили к допросу… правильно. И вот… - он раскрыл папку. – Стенограмма… кстати, что интересно, ваш отчет. Тогда их дублировали и отправляли в Особый отдел. Так… имя… возраст… вот… «думаешь, самая умная, сучка?» Простите, цитата, так сказать. «Взяла меня и героиня? Хер тебе. Ты и половины не поняла и не поймешь, если я не скажу. А я подумаю, сказать ли тебе о нем…»
Катарина нахмурилась.
Ей казалось, что она помнит каждое слово.
Каждую фразу.
Все допросы, которых было… да сотни были, утомительные, выматывающие и морально, и физически. Она возвращалась обессиленной, несчастной и слабой, с единственным желанием – лечь и накрыться одеялом с головой, чтобы не видеть, не слышать, только все равно и во сне в ушах продолжал звучать ровный чуть насмешливый голос Кричковца.
- Он… он о других… девочках…
- «О нем», - подчеркнул Нольгри Ингварссон.
- Хельме?
- Если бы он заявил, что действовал во славу Хельма, все было бы чуть иначе… поверьте, Кричковец был отвратительно безбожен… - дознаватель коснулся сложенными щепотью пальцами лба. – Маленькая оговорочка, единственная, пожалуй… и вот интересно, почему? Вспомните, что случилось.
Что?
Первый допрос.
Оба в крови. И Катарину трясет. Ей страшно…
…страшно, потому что она с трудом удержалась, чтобы не пристрелить Кричковца на месте…