В факультетскую гостиную Гарри вернулся не сразу. Он поднялся на Астрономическую башню и провел там довольно много времени, пытаясь постичь всю глубину случившегося за каких-то двадцать минут. Во-первых, он приобрел личного врага в лице профессора Снейпа, так что прошлые нападки, скорее всего, отныне будут вспоминаться с ностальгией как мягкие замечания. Будь Гарри на его месте, тоже не простил бы такого бесцеремонного любопытства. Оправдывать себя тем, что не знал, какие факты спрятаны в думосборе, казалось безответственным. Оглядываясь на свои действия, предпринятые в последние месяцы, Поттер все больше убеждался, что вел себя как капризный, наглый, самолюбивый и дерзкий ребенок. Да – он зачастую не высыпался по ночам. Да – ему было плохо, и болела голова. Но все это не давало ему права вести себя неподобающим образом, срываясь на друзьях и влезая, куда не просили. Оценивать свои недостатки и ошибки было не слишком приятно.
– Вот теперь ты, Поттер, по-настоящему взрослый, – прошептал искусанными губами Гарри, глядя на Запретный лес, освещенный полной луной. – Ведь ты сумел признать, что ублюдочный Снейп, несколько лет втаптывавший тебя в грязь, оказался прав, – усмешка вышла перекошенной, словно сорвавшиеся с губ слова немыслимо горчили. – И детский максимализм вместе с подростковым бунтарством тебе не помешали это сделать.
========== Страница 2. Последствия любопытства ==========
Проходили дни и недели, а Гарри все не мог забыть о сцене из думосбора Снейпа. Любопытство сыграло с ним злую шутку, в итоге заставив переосмыслить свое отношение к жизни и к некоторым людям в частности. Он бесконечное число раз прокручивал в голове то, что стало для него откровением. И как бы он ни пытался оправдать крестного и своего отца – факты однозначно говорили, что они были не только не менее заносчивыми, чем Драко Малфой, постоянно задиравший самого Гарри, но еще и бессердечными хулиганами. А как иначе назвать их действия? Они унижали и оскорбляли, получая от этого явное удовольствие. Даже если предположить, что во время учебы Снейп был таким же язвительным гадом, как сейчас, то и тогда поведение тех, кого Гарри считал чуть ли не героями, нельзя было рассматривать по иному, как низость. Перед всей школой поднять вверх ногами сокурсника и намереваться стащить с него подштанники – подло. Гарри испытал на собственной шкуре, как это – быть изгоем, которого все причисляют к лгунам и психам, поэтому безжалостные издевательства Сириуса и отца не мог находить забавными. И что примечательно, не вступился никто из студентов, которые оказались свидетелями этого гнусного поступка. Даже то, что Снейп обозвал Лили Эванс грязнокровкой, вполне вписывалось в разыгранный Джеймсом Поттером сценарий. И от своей мамы, так смело выступившей за справедливость, Гарри ожидал бы скорее слез обиды, а вовсе не того, что она с такой легкостью подыграет жестоким развлечениям, в одно мгновение из защитницы превратившись в противника, желавшего уязвить побольнее.
После случая с думосбором Снейп, как ни странно, абсолютно не изменил своего отношения к Поттеру, не принялся его третировать больше прежнего, лишь колючие презрительные взгляды говорили о том, что он ничего не забыл и не простил. Гарри старался готовиться к его урокам как можно тщательнее, чтобы по возможности реже обращать дополнительное внимание на себя и на недостаток своих знаний.
Страшные сновидения приходили регулярно и стали привычными спутниками полубессонных ночей Поттера. Иногда, даже бодрствуя, он ощущал эмоции Волдеморта, когда те были особенно яркими. Гарри не переживал, что не добился никакого успеха на занятиях по окклюменции, полагая, что его способность заглядывать в сознание Волдеморта, пусть и неконтролируемая, может принести значительную пользу, как это произошло в случае с ранением мистера Уизли. Однако еще до каникул он убедился, что Снейп был исключительно прав в своих предположениях. Жаль, что понимание этого к Гарри пришло так поздно и стоило жизни Сириусу Блэку. Слова Снейпа о том, что Волдеморт обязательно воспользуется шансом проникнуть в сознание Гарри, оказались поистине пророческими. Случившегося в Отделе тайн Министерства магии Поттер не забудет вовек. Это именно он чуть не погубил своих друзей, поверив, будто снова увидел глазами Волдеморта реальные события, не догадавшись, что его заманивали в хитрую ловушку. Гарри считал, что отправляется спасать Сириуса, но в результате из-за своей импульсивной выходки потерял его навсегда.
***
Стоит ли удивляться, что на каникулах мысли Поттера вертелись вокруг своей вины, а раздумья над тем, как этого можно было избежать, непременно приводили к Снейпу. Поначалу Гарри злился на директора за то, что тот не настоял на продолжении занятий окклюменцией. Затем гневался на Снейпа, который не сумел ничему его научить. Но в итоге прекратил перекладывать вину на других и признал, что его личные безответственные действия – причина смертельного несчастья с крестным. Гарри все чаще и чаще думал о дополнительных уроках, которые проводил для него Снейп, воскрешая в памяти все подробности и детали. Каким бы странным это ни казалось, но отныне каждая фраза, сказанная ему учителем, наполнилась для него особым смыслом.
«Поттер, поймите наконец – в том, что с вами происходит, вы видите лишь, что вам хочется, и не замечаете, чем ситуация является на самом деле», – Снейп заявил это, когда Гарри заикнулся о полезности связи с сознанием Волдеморта. Теперь же, занимаясь скрупулезным ковырянием в прошлом, Поттер услышал в этих словах скрытое послание, понукавшее его присмотреться к окружавшему миру и постараться разглядеть реальную картину.
Тщательному и, как Гарри надеялся, беспристрастному разбору прежде всего подвергся сам Снейп: его характер, поступки, высказывания, поведение в различных обстоятельствах – все, что Гарри смог о нем вспомнить. Изо дня в день он прокручивал в уме его едкие комментарии и пытался понять, почему было сказано так, а не иначе. Поттер и сам не заметил, как мысли о Снейпе стали не только привычными, но и желанными – они отвлекали от безрадостного самобичевания из-за случившегося в Отделе тайн и позволяли забыть о плохом самочувствии. Головоломка под названием «Снейп» оказалась настолько увлекательной, что уже через пару недель Гарри ни о чем другом и не думал. Он восхищался тонким юмором, надежно завуалированным под сарказм, и обширностью знаний Снейпа, свидетельства о которых можно было получить на любой из его лекций, к тому же он с легкостью подменял на уроках преподавателя защиты от темных искусств.
«Поттер, хватит витать в облаках! Спуститесь на землю! Уверяю вас – от этого будет больше пользы!» – Гарри словно слышал этот совет наяву. И если раньше он воспринимал его лишь как издевку, то сейчас убедил себя, что в нем таились забота и тревога за него, за Гарри. Что заставило его сделать такие выводы, ведомо, наверное, одному Мерлину. Но мысли о том, что кому-то небезразличны он сам и его благополучие, грели Гарри душу.
Так незаметно для себя Поттер, опираясь на сочувствие к Снейпу-подростку из воспоминаний, выстроил новое отношение к реальному Снейпу-профессору. Он не идеализировал его, не забывая ни о сложном характере, ни об их разнице в возрасте и житейском опыте, ни о том, что на самом деле почти не знает этого мужчину. Но то ли по прихоти судьбы, то ли из-за собственной глупости, Гарри увидел в нем того, в ком нуждался как в близком человеке. Называть свое чувство влюбленностью Гарри не спешил – все же они оба были мужчинами, однако мог с уверенностью сказать, что до сих пор ни к кому не ощущал такой тяги. Чем это являлось – наваждением, странностью или блажью – Поттер не задумывался. Главное, что стоило ему вспомнить о Снейпе, очнувшись после очередного кошмара, и это помогало быстро успокоиться и даже уснуть, хотя раньше он обычно не смыкал глаз до самого утра.
***
Шестой курс обещал стать для Поттера тем еще испытанием. В день прибытия в Хогвартс он ухитрился попасться Малфою на подслушивании, и тот, воспользовавшись случаем, слегка «подкорректировал» ему форму носа. Гарри не был неженкой, поэтому отнесся бы к произошедшему с некоторой долей смирения, если бы судьба тут же не устроила ему встречу со Снейпом. Презрительно скривившиеся губы, насмешливый взгляд и саркастический комментарий по поводу неподобающего внешнего вида и опоздания на пир болезненно полоснули по самолюбию. Гарри, возомнивший, что сумел разобраться в причинах крайней нетерпимости Снейпа к нарушителям правил, на собственной шкуре убедился, что далеко не все можно уложить в якобы вычисленные им рамки. Было обидно и горько. Он не ждал соболезнований или сочувствия, но не отказался бы от молчаливого понимания. Эмоции бурлили, требуя выхода, однако Гарри так и не решил, чего ему хотелось в этот момент сильнее – надерзить в ответ или сбежать, чтобы, спрятавшись ото всех, немного пожалеть себя. Он не сделал ни того, ни другого, проследовав практически под конвоем Снейпа в Большой зал.
Ночью, отгородившись от всего мира пологом кровати, Гарри попытался сообразить, что же стряслось, почему он чувствовал себя так паршиво, словно его подразнили чем-то замечательным, но не исполнили обещания. «Неужели я все себе придумал, и он вовсе не такой, каким я привык его считать летом? Я же знаю, что он язвительный засранец… Наверное, просто отвык», – придя к этому выводу, Поттер успокоился и мысленно посоветовал себе набраться терпения. Он и сам не смог бы сказать, чего именно ожидает от Снейпа – снисходительности, дружбы или чего-то большего, но отчетливо осознавал, что после летних фантазий относиться к нему по-прежнему не получится.
***
Не прошло и недели после приезда в школу, как Дамблдор пригласил Гарри к себе на беседу и объявил, что собирается начать его обучение.
– Вы будете заниматься со мной окклюменцией? – скрыть в голосе надежду не удалось – Гарри давно убедился, что был глупцом, не прислушавшись к доводам Снейпа.
– Нет, мой мальчик. У нас с тобой найдутся другие темы для обсуждения. Но я рад, что ты понимаешь необходимость научиться защищать свой разум. Ведь это так? – проницательно заметил Дамблдор, тщательно следя за реакцией Поттера и заставляя его чувствовать себя неловко от столь пристального внимания.
– Да, вы правы, сэр.
– В таком случае, думаю, ты не откажешься продолжить уроки с профессором Снейпом и станешь более ответственно относиться к ним? – легкая насмешка, коснувшаяся только глаз директора, намекала, что он, скорее всего, был в курсе причин, из-за которых занятия прекратились в прошлый раз.
– Конечно, если профессор Снейп согласится, – Поттер опустил взгляд на свои сомкнутые в замок руки, лежавшие на коленях – ему не хотелось, чтобы Дамблдор о чем-то догадался. Он, разумеется, был прекрасно осведомлен, что легилимент способен увидеть лишь образы действительности, а не мыслей и личных рассуждений. Однако директора не зря называли специалистом читать в душах, так что рисковать не стоило. Не хватало еще выслушивать его мнение по поводу субъективной оценки Снейпа Поттером.
Занятия окклюменцией были намечены на пятницы, и их планировалось маскировать под отработки. Снейпу потребовалось очень постараться, чтобы на уроке защиты от темных искусств, которую он преподавал в этом году, назначить Гарри взыскание. Но ему все же удалось довести Поттера до срыва, после которого тот, не рассчитав силы при демонстрации нового колдовства, неслабо приложил самого Снейпа, сбив с ног и впечатав в стену. На свои извинения во время первого дополнительного урока Гарри получил язвительное замечание:
– Если бы вы были умнее, Поттер, то могли бы подыграть мне и предоставить более приемлемую причину для назначения вам отработок, чем ваша попытка покалечить меня. Тогда и извиняться не пришлось бы.
Время шло, но особых успехов в осваивании окклюменции так и не наблюдалось, несмотря на то, что Гарри старался изо всех сил следовать всем советам Снейпа. Его безмерно расстраивало, что он не может порадовать учителя своими достижениями, да и получать ехидные комментарии насчет собственных никчемности и тупости тоже было ужасно неприятно. Но странная вещь – чувства. Невзирая на третирование и постоянные упреки, Гарри так и не сумел разозлиться на Снейпа настолько, чтобы перестать втайне восхищаться им. Даже его умение хамить и давать уничижительные оценки способностям окружающих людей казались Поттеру настоящим мастерством. Возможно, потому что сам он никогда не рискнул бы так беспечно бросаться оскорблениями направо и налево, опасаясь обидеть и нажить врагов. Снейп же, похоже, абсолютно не волновался по такому поводу.
Однажды Гарри, в очередной раз анализируя свою загадочную тягу, вдруг подумал, а не связано ли это его состояние и в самом деле с какими-то отклонениями в психике, раз он был готов выслушивать едкие реплики Снейпа и терять сознание после особо неудачного сопротивления легилименции, лишь бы продолжать встречаться с ним вне обычных уроков. Но бесконечно пребывать в раздумьях о своей нормальности Гарри не пришлось. Незадолго до Рождества Снейп задал вопрос, поставивший его перед выбором – соврать или сказать правду:
– Поттер, объясните мне, пожалуйста, почему вы не сводите с меня глаз в Большом зале? Вам не достаточно уроков и наших дополнительных занятий, чтобы наглядеться на мою неземную красоту? Или жаждете моего внимания и в свободное от учебы время?
– Вам показалось, сэр. Я вовсе не смотрю на вас, – Гарри все же смалодушничал и попытался уйти от ответа.
– Поттер, вы смеете заявлять мне в глаза, что я скуден умом и не могу понять, смотрят на меня или нет? – Снейп разозлился. – Не прикидывайтесь еще большим дураком, чем вы есть. Вам мало выслеживать Малфоя, так вы и за меня взялись?
– Откуда вы знаете про Малфоя? – Гарри чуть не охнул, сообразив, что вопрос и в самом деле был идиотским, о чем ясно говорила крайне презрительная мина на лице Снейпа. Во время занятий окклюменцией в сознании Гарри частенько мелькали картины, как он преследует Малфоя, чтобы выяснить, что тот замыслил. Собственно, так же как и те, где Гарри пристально рассматривал самого Снейпа. Следуя неким правилам морали, тот никогда не комментировал и не обсуждал то, что наблюдал, проникая в разум Поттера.
– Я все еще ожидаю вашего ответа, – напоминание заставило Гарри осмелиться на признание:
– Мне нравится на вас смотреть, сэр, – это стоило сказать хотя бы для того, чтобы увидеть секундное замешательство Снейпа, который все же чрезвычайно быстро вернул себе холодный безразличный вид и процедил:
– И о чем вы думаете, когда смотрите на меня? Перебираете в уме пытки Темного Лорда и ищите подходящую? – он надменно хмыкнул.
– Зачем вы так?! Я не желаю вам подобного. Я… – Гарри смутился и отвернулся. – Я очень уважаю вас… как учителя, сэр, – севшим голосом закончил он фразу.
– Поттер, искренне надеюсь, это не то, что сразу же приходит на ум, глядя на ваши заалевшие щеки, – насмешка казалась осязаемой, настолько ярко Снейп сумел передать намек на возможную влюбленность. – Я не потерплю грязных фантазий о себе. Вы меня поняли? Если вы не измените своего поведения, я буду вынужден принять меры. И абсолютно уверен, вам они совсем не понравятся, – в голосе зазвенели жесткие нотки и откровенная угроза. – Ищите себе развлечения в другом месте. Я больше к этому вопросу возвращаться не буду, но при необходимости выполню свое обещание. Вам ясно?
- Да, сэр.
========== Страница 3. Мир, разлетевшийся на осколки ==========
Зная, что Снейп слов на ветер не бросал, Поттер начал тщательно следить за своими действиями, чтобы не провоцировать его недовольства. На дополнительных занятиях все было по-прежнему – у Гарри в лучшем случае получалось отбить одну из десяти прямых атак на свое сознание. Зато по ночам он спал теперь гораздо спокойнее, и видения почти перестали его одолевать. Хотя иногда все же прорывались смутные обрывки каких-то событий с участием Пожирателей Смерти, но они не заставляли вскакивать с криками ужаса и воспринимались как плохие сны, навеянные нарастающей общей нервозностью, вызванной участившимися нападениями на семьи волшебников.
Гарри, заметив, что Джинни Уизли выказывает ему симпатию, попытался ответить ей взаимностью. Наверное, назвать их парочкой было бы преувеличением, но окружающие все же расценивали их именно в таком качестве. С Джинни было приятно, болтая обо всем, прогуливаться у Черного озера или вместе сидеть в библиотеке за домашним заданием, но мечтать о чем-либо большем в их отношениях Поттеру не хотелось. Однако компания Джинни отлично отвлекала от мыслей о Снейпе, который, чем дальше, тем становился все невыносимее, плюясь ядом по всякому поводу, к тому же, похоже, доставалось не только студентам, но и коллегам-преподавателям. Гарри не мог разобраться, что вызывало у того подобное состояние, хотя и догадывался – в воздухе просто-таки витало напряженное предчувствие чего-то опасного и ужасного.
***
День, когда Дамблдор взял его с собой на поиск очередного крестража Волдеморта, впился в память Поттера тысячами острых колючек, от которых, по-видимому, ему никогда не удастся избавиться. Дав директору опрометчивый обет выполнить любой приказ, позже Гарри очень об этом пожалел. Дамблдор заявил, что нет иного способа завладеть крестражем, лежавшим на дне чаши, заполненной волшебным зельем, как споить эту отраву ему. Гарри умирал столько раз, сколько ковшей яда собственноручно влил в рот корчившегося от страшных мук старика. Поттер считал, что ему было бы гораздо проще самому выхлебать тот яд, чем сознательно травить им другого человека, к тому же того, кого столько лет уважал, а теперь дико возненавидел за то, что он заставил его сделать. Гарри казалось, что в тот день он по велению Дамблдора потрепал свою душу не меньше, чем Том Риддл, создавая крестражи. Ему было намного хуже от осознания того, что он творил, чем тогда, когда он едва не убил Драко Малфоя, потому что в этот раз он методично капля за каплей вливал жидкую смерть в рот Дамблдора. Гарри чувствовал себя палачом, пытавшим жертву. Подчинившись требованию директора, он стал тем, кто ничуть не лучше Пожирателей Смерти – такие мысли вертелись в голове Гарри, когда он, глотая слезы жалости, разочарования и, что уж там скрывать, ужаса от собственных действий, исполнял свое клятвенное обещание не перечить и выполнить все, что прикажут.