— А я уж решил, вторая Б-Нель пришла, — посмеивается темнокожий парень с края дивана и кивает на мою одежду.
В белых стенах дома по улице Голдман Северного района служанка по имени Миринда — темнокожая и маленькая, как грязное пятно плавала между комнатами. Я всегда думала о том, что ей совсем не место рядом с нами. Мужчина, который оглядывает меня, широкоплечий и высокий, он контрастом сливается с золотыми стенами резиденции.
Замечаю рядом с окном своего друга — он единственный делает резкий шаг ко мне навстречу.
— Тебя нам не хватало! — резво заявляет Серафим и зовет. — Сюда!
Не слушаюсь — стою на месте.
Позади, из дверей выплывает женщина, случайно задевает меня, извиняясь, берет за плечи, и проходит дальше. Чувствую себя — как это говорится? — не в своей тарелке; да что там — я из салата попала в первые горячие блюда. Привычка выступать перед большим количеством людей смеется надо мной, а волнение подытоживает и бьет локтем в живот. Раньше мне было все равно на то, как меня поймут или не поймут, а сейчас ситуация была иной, и, наверное, мне с большей осторожностью следовало бы выбирать слова.
На полу сидит Б-Нель — она поднимается и аккуратно берет меня за руку; с ней идти я согласна. Продвигаемся через толпу завтракающих и что-то жарко обсуждающих, Серафим ставит меня рядом с собой и просит немного внимания.
— Эта девушка необычайна, знаете почему? — спрашивает он. — С сегодняшнего дня она становится членом нашей семьи.
— Какая честь, — не без язвы, — сама Карамель Голддман вступает в наши ряды, — как утверждение кидает темнокожий парень.
— Ряды чего я вступаю? — шепчу я, вызывая тем самым смех у всех этих незнакомых мне людей.
— Мы отстаивали и всегда будем отстаивать свои права, — продолжает тот, и я опять вспоминаю про Миринду.
— Нам надоело терпеть нападки Нового Мира, они не уважают нас, — подытоживает девочка рядом — выглядит чуть старше Золото.
Думаю о сестре — вряд ли бы Золото захотела со мной сбежать, вряд ли бы согласилась спуститься в Острог.
— Вчера приняли закон! — громко объявляет Серафим. — Закон о том, что Южный район отделен от Нового Мира раз и навсегда. Это разлом! Вскоре возведут новые защитные стены, расставят охрану, а это значительно затруднит наш выход на поверхность. Я рад, что вы отложили свою работу и пришли на собрание. Всех сидящих здесь связывает одно — вы готовы не просто мирно жить, жить в Остроге, не зная и не обращая внимания на действия Нового Мира, вы готовы отстаивать свои права!
Все довольно хлопают в знак поддержки, а у меня красной строкой пробегает обременяющая и шутливая фраза:
«Секта какая-то…»
— Ты, Карамель, — главный оратор оборачивается на меня и смотрит своими янтарными глазами в мои глаза, — вступаешь в ряды тех, кто борется с неравноправием и пытается улучшить жизнь в Остроге.
Я и подумать не могла о том, что у них целая команда — как бы громко это не звучало.
— Слишком красиво говоришь, — шепчу я, не веря ему и не веря всем этим людям, но юноша пропускает мои слова мимо — вот так выглядит действительно хороший оратор, что заставляет меня задуматься и вновь отречься от незнакомцев; публика упивается его речами.
— Здесь собраны лучшие! Те, кто сможет смешаться с толпой и незаметно пронести что-либо в самый центр Золотого Кольца. Те, кто запросто заберется на крышу здания благодаря ловкости своего тела и цепкости своих рук. Ты рядом с теми, чьи умы могут взломать систему любого компьютера, ты рядом с теми, кто в состоянии вывести новую вакцину или вирус. Кто, кто сможет найти антивирус, если Новый Мир решится напасть. Теперь ты одна из нас.
И звучит это как какая-то дешевая, неоплаченная реклама — те, которые печатали в буклетах, раздаваемых на лестничных пролетах.
— Но у меня-то нет никакого таланта, — тихо проговариваю я, и все те, кто радостно смотрел на нас, стирают улыбки со своих лиц.
— Твое доброе сердце поможет нам, — обнадеживающе произносит Б-Нель, а Серафим тут же соглашается с ней, хотя мое замечание к самой себе ставит его в тупик.
Слышу от кого-то со стороны:
— Связи, у нее есть связи.
Несмотря на все свои связи, связываться с кем-либо из былой жизни я не желаю.
— Так, разбиваемся! — перебивает наши меланхоличные речи Серафим. — Всю свою работу, все свои дела откладывайте: нам нельзя медлить, начинаем действовать, — хлопая в ладоши, подгоняет он людей.
Юноша оборачивается на темнокожего парня:
— Оу, ты берешь Лехандру, и вы вместе бежите на Золотое Кольцо.
Рыжая девушка, затаившаяся за диваном, кивает.
— Оу, — продолжает он — но уже обращаясь ко мне, — как обычно собирает публику, а Лехандра крепит взрывчатку к тем проходам, которые могут перекрыть. Схемы и слитые карты найдем позже. Если понадобиться прорваться — прорвемся!
— Это наши городские хамелеоны, — с улыбкой кидает мне Б-Нель.
— Взрывчатка с вас, Кик и Парень-что-просил-не-называть-его, — со смешком говорит Серафим, глядя на юношу за столом.
— Как его зовут? — переспрашиваю я.
— Кик и Пик — близнецы, — отвечает мне тот парень.
— Поларис, иди подогревай машину, — Б-Нель смотрит на девицу с густыми черными волосами, забранными на макушке в тугой хвост. — И крикни Шейни, чтобы она выметалась из душа.
— Я могу принять его вместе с ней, — хмыкает девушка и покидает комнату, а я с недоумением гляжу ей в след.
— Они пара, — шепчет мне Серафим, на что я еще больше удивляюсь — однополая пара? — Не обращай внимания на их едкие шутки, они любят поиздеваться.
Маленькая девочка, которую я сравнила с Золото, оказывается младшей сестрой мужчины, что сидит на диване и читает книгу, не обращая ни на кого внимания, — Великие умы.
Рики — девушка с белоснежной кожей и узким разрезом глаз — воришка, коих надо поискать; она способна выставить себя невиноватой в абсолютно любой краже, при этом еще ни разу не вернулась без заказанного — такая молва касается моих ушей.
Лоло — имя женщины, что случайно толкнула меня, когда заходила; ее роль в команде, честно говоря, остается для меня загадкой даже после окончания собрания.
Кир и Не-л-Ех — парень и девушка, некогда акробаты; очень сильные и пластичные; пара.
Мне хочется узнать, кто из них с поверхности, а кто родился в Остроге, но подобной возможности не представляется: Серафим и Б-Нель разгоняют всех по своим работам. Единственный, кто остается со мной в комнате — Лоло.
— Я предсказательница, — заявляет она, когда я приземляюсь на диване рядом.
Б-Нель убегает подключать камеры видео наблюдения через компьютер, а Серафим повторяет кому-то в коридоре план действий.
— Не верю в это, — отвечаю я, ничуть не боясь обидеть Лоло.
— Дай руку. — Она вытягивает свою ладонь впереди себя, и тогда я кладу свою руку поверх ее. Думает, не соглашусь? пускай покажет, что умеет. Точнее, что НЕ умеет!
Она сжимает свои пальцы и закрывает глаза.
— Я вижу воду, — шепчет женщина. — Мутная вода, похожая на кисель.
Замечаю ухмылку, а сама хмурюсь, в попытке выдернуть руку шевелю пальцами, хочу выскользнуть и сбежать.
— Сладкая девочка с желчью внутри, — улыбается она. — Так ты о себе думаешь? Это правда…
Заходит мой спаситель — в который раз, но Лоло не отвлекается на него.
— Ты потонешь в грязи этого города, — шепчет она. — Потонешь в этом мире, в грязи, потонешь и…
— Довольно, Лоло, это не смешно, — заступается за меня Серафим, подходит и выхватывает мою руку из ледяных пальцев женщины. — Мы со всем справимся, не надо ничего усложнять.
Я замечаю напряжение между ними: если они не дружны, то почему бы им не разойтись? Серафим — главный в резиденции, это видно, зачем он держит женщину, если может прогнать ее?
— Пойдем, Карамель, еще раз обсудим твою работу.
Я следую за ним, и мы останавливаемся около главного входа резиденции. Разговор с Лоло сгустком остается в душе — откуда ей было знать про мои мысли, если ни разу фразы эти не было озвучены ни в одном интервью?
— Ты готова к встрече с семьей? — отвлекая, спрашивает меня Серафим, но тема для смены беседы выбрана неудачная — одна ложка дегтя, вторая.
Слишком неожиданно, неужели он готов подняться на поверхность прямо сейчас?
— Готова, — вру я.
— Ни с кем не прощайся, ладно?
— Ну, — мычу под нос и выдерживаю паузу. — А почему?
— Мы никогда не прощаемся друг с другом, но всегда возвращаемся. Такова традиция.
Мы останавливаемся у шкафа в коридоре, где Серафим надевает куртку.
— Ты в этом и пойдешь? — спрашивает он, указывая на мои майку и джинсы.
— У меня другого нет, — угрюмо кидаю я.
— Тогда ладно. Просто, когда ты идешь сбоку, кажется, что меня преследует Б-Нель, — посмеивается юноша. — Так непривычно… Она ведь никогда не поднималась на поверхность после того инцидента… Вы с ней очень похожи.
«Надеюсь, что только внешностью и фигурой», подмечаю я.
— Вы подружились?
Серафим дает мне чью-то куртку, и мы уходим.
Шагаем по тропинкам между домами — опять светит солнце. Изредка вижу людей, которые ходят от участка к участку: они не обращают на нас внимания, не обращают внимания на меня; все иное — это непривычно. Мы равны.
— Вчера хорошо провели время, — отвечаю я. — Очень хорошо.
— Она много о тебе говорила. Просила сильно не загружать, и я пообещал беречь тебя.
Искренне улыбаюсь Серафиму, потом удивляюсь этому и вдруг вспоминаю свой дурной сон. Спрашиваю о том, снится ли ему что-либо и когда-либо.
— Да, бывает, — протягивает в ответ юноша, — я вижу, как плаваю.
— Плаваешь? — переспрашиваю я.
— Мне нравится это, люблю воду. Даже в искусственном водоеме некогда купался.
Не могу поверить… — начинаю спорить с ним, мотая головой, и выражать полнейшее несогласие, после чего сдаюсь и киваю юноше.
— А повторяющиеся сны у тебя есть?
Я пытаюсь разобраться в смысле моего сна — почему я постоянно тону? почему вода вечно поглощает меня и забирает к себе? отчего? Серафим замирает, обдумывает, смакует на языке разные ответы, но с оглаской ни одного из них не торопится. Мы оказываемся у арки, и я опять смотрю в сторону Солнца — его вечно улыбающаяся персона вдыхает в меня жизнь. Серые тучи вновь сгущаются над верхними этажами Нового Мира — я наблюдаю за этим и несколько горюю: горюю от того, что приходится возвращаться.
— Один есть, — тихо проговаривает Серафим.
— Ты не хочешь рассказывать о нем? — Выведываю причину его резкой смены настроения.
— Не то чтобы… Мне снится девушка — она держит на руках маленького котенка, но я никогда не вижу ее лица. Котенок начинает брыкаться, но она останавливает его, слегка прихватывая за горло. Я наклоняюсь к ней и целую в висок, а потом тут же просыпаюсь.
— У тебя есть пара?
— Нет.
— Может, ты влюблен? — предполагаю я.
— Это уж вряд ли.
Я пытаюсь.
В метро мы ждем поезд, Серафим повторяет, какие указания раздал другим членам команды, меня ждут несколько незатейливых историй о жизни в Остроге и забавные истории, случавшиеся на Золотом Кольце, но дергает меня — изнутри, на уровне сердца, — тот рассказ, когда юноша роняет факт знакомства с Ирис. Обмолвившись, он говорит, что знаком с моей подругой, про которую я рассказываю — припоминаю нелепый момент с ее подарком-уколом на мой день рождения.
— И где же вы повстречались впервые? — спрашиваю я, представляя то, каковы же реальные размеры Нового Мира — крошечный участок земли, где собраны все те, кто друг друга знает или хоть раз как-то пересекался, говорил или взаимодействовал, а безучастный люд — декорации.
— Я припарковался на посадочном месте около одного из отделов Золотого Кольца, — повествует мой друг. — Ирис стояла неподалеку, как сейчас помню короткую шубку на ней и оголенные ноги как у курицы, которую посадили на вертел. — Сравнения его заставляют меня прыскать от смеха в кулак. — Я вышел из машины, а она окрикнула меня как-то… глупо так. Счастливчик, что ли. И попросила закурить. — После слов этих мысли мои расходятся на две параллели: обращение было бы очень в стиле подруги, но вот второе… табачная продукция, как и алкоголь были запрещены — в общественных местах беспрекословно под строжайшим табу, а если выискать это на дом — надо постараться. Никогда бы не подумала, что Ирис курила. — Я, конечно, остановился рядом с ней, спросил имя, на что она оторопела, — продолжает свой рассказ Серафим. — Я попросил ее не волноваться, ибо вопрос мой оправдан личным интересом. «Ирис — как конфеты, которые вряд ли сейчас найдешь» — ответила она и опять улыбнулась. Знаешь, Карамель, твоя подруга, несмотря на небольшую разницу в возрасте — а, кажется, она младше тебя — чертовка та еще. И, сидя потом в ресторане с ней, я решил, что она из тех, кто собирает множество мужчин, озирающихся ей вслед. Никогда не замечала подобного в подруге? — улыбается юноша, наблюдая за моим резко переменившимся выражением лица; признаться — я сама никогда не интересовалась жизнью Ирис, ее привычками и интересами.
— Вы были в ресторане? — Как с полки статуэтку роняю я, перебив своего друга.
— Да, в этот же день, в ту же минуту знакомства, — смеется Серафим. — Охотница….шла так, словно каждым ударом бедер хотела снести пол защитной стены — вульгарная девушка. Я напоил ее кофе в одном из ближайших ресторанов и за нашим разговором велел не тащить в рот всякую дрянь. — На мои округляющиеся глаза юноша добавляет: — Подразумевал я сигареты, но, думаю, поняла она меня хорошо.
Такой крохотный Новый Мир…
По приезду мы идем через мост на Золотое Кольцо; впервые я пребываю в самом низу магазинов. Здесь грязно, народ как тараканы: снуют друг перед другом, наползают друг на друга, суетятся, толкаются, спешат, света мало — по фонарю висит через магазин, товар на открытых витринах выглядит страшно. Пробираемся сквозь толпу, моя одежда схожа с их одеждой, лицо я прячу за волосами. Серафим ведет меня, и мы не доходим до верхушки Золотого Кольца несколько пролетов.
— Садись в машину, — слышу я и получаю кивок в сторону автомобиля, припаркованного у посадочного места — единственного на весь этаж.
— Это твоя? — удивляюсь я.
— Наша. Исключительно для работы, — отвечает парень, — поэтому давай не будем разбивать ее или скидывать вниз?
Не понимаю шутку и серьезно киваю — Серафим смеется. Он рассказывает о том, что у них множество разнообразных машин по всем точкам города: разные районы, разные предприятия, разные владельцы, но все их объединяет одно — принадлежность к фирме «Циклоп». Я о такой не слышала, посему особого внимания этому не уделяю. Автомобиль же, который в действительности принадлежит Серафиму и является его личным, тот серебристый мустанг без крыши — первый увиденный мной.
Мы садимся и отправляемся, я признаюсь в том, что боюсь быть замеченной и узнанной — не людьми, а проклятыми камерами, которые распиханы по всему городу и млеют над людскими головами, пока те ничего не ведают. Серафим успокаивает меня тем, что пока управляющие признают меня без вести пропавшей, сбежавшей или убитой — намеренно искать мою персону не захочет никто, ибо тогда один из кирпичей управляющих падет, и понесет за собой волну разрушений — нельзя противоречить самим себе. Однако, если я совершу какую-либо покупку, и камера засечет меня, или некто из прохожих признает во мне Карамель, никто не поднимет дебош и не побежит делать репортаж о том, что дочь Голдман жива-здорова, а все сказанное ранее — цирк; они объявят слежение, и тогда городские камеры намеренно будут наблюдать за моим перемещением. Вот хитрые черти! Но пока я ехала на автомобиле, числившимся на человека, никак ко мне не относящегося, все было в порядке — главное прятать лицо под волосами и не привлекать внимания громкими речами.
— Знаешь, Карамель, — медленно проговаривает Серафим, будто боится вспугнуть меня неподходящими словами, — не говори об Остроге, не надо. Попрощайся с семьей, если есть за что — попроси прощение, а с Острогом мы разберемся сами. Проведи время с родными должным образом.