— Но что у него общего может быть с бастардом? Или он не знает?
— Знает, конечно. Герцог практичный человек. Эрик — законно признанный сын, и это главное. Кроме того, он очень хорош как преданный нерассуждающий помощник. В большой политике, где предательством пропитано все, такие ценятся на вес золота.
— Но вы говорили, что он не умеет правильно говорить и совсем не умен…
— А что умного он сказал? Что покорен воле отца? Так это любой крестьянский сын скажет. Я же не утверждал, что он вовсе не способен увязывать слова во фразы.
— И герцог уверяет, что ни одна из девушек в Сарграде не достойна Эрика. Даже я? — расстроилась Фрида.
— Кто знает, какую цель преследовал Эстольд? Он ведь прожженный интриган. Не исключено, он просто опасается, что ему впоследствии придется рассуживать Эрика с родителями невесты — когда до тех дойдут слухи. Вот и избегает скандала. Ему хватило хлопот с Изабелью дель Вагайярд… Вы слыхали о ней?
— Нет, никогда. А что случилось?
— Изабель — девушка редчайшей красоты. Очень похожа на вас, не сочтите за комплимент, но я в первый миг принял вас за нее. Эрик потерял голову, увидав ее. Но Изабель — девушка весьма строгих правил, и для нее чистота происхождения — не пустой звук. Уже назначили свадьбу, когда выяснилось множество неприятных вещей. До нее дошли слухи, и… Герцогу, в доме которого они познакомились, пришлось порядком напрячься, чтобы замять скандал.
— Представляю, как это было непросто.
— Вы правы. Герцогу удалось сохранить в тайне лишь происхождение Эрика. А правда о его распутном поведении стала всеобщим достоянием.
— О Боже! Только не говорите, что он еще и развратник!
— Нет, он вовсе не развратник. Просто понятие о целомудрии ему недоступно. У него же дочери четыре года. Как раз, когда он сватался к Изабели, его любовница ждала ребенка.
Фриде стало так дурно, что она едва не попросила Оттара раздобыть ей нюхательную соль. Оттар задумчиво продолжал:
— Его любовница была едва не вдвое старше него, она вдова одного нашего помещика. Сейчас она умерла. Эрик привез дочь в Найнор — и тут я его полностью поддерживаю, ибо бесчеловечно отказываться от собственного дитяти — и всем говорит, что обвенчался с Ядвигой. А я вроде бы был у него свидетелем. Но… Уж мне-то известно, что никакого венчания не было.
Фрида заметила, что лицо Оттара омрачилось.
— Вы жалеете о том?
— И да, и нет. Да — потому, что это форменный позор на весь клан Хайрегардов. Ни у кого из предков Эрика не было бастардов. Хайрегарды славятся супружеской верностью. А тут… Сам бастард, и уже второе поколение бастардов плодит. А нет потому, что такой брак мог бы опорочить его хуже внебрачных связей. Я не знаю, кто родители Ядвиги, мне лишь известно, что одна из ее родных сестер вышла замуж за купца, вторая стала куртизанкой.
Фрида только прикрыла глаза. Хвала Господу, что он послал ей Оттара… Какое несчастье произошло бы, не узнай она всего в первый же вечер! Она поддалась бы уговорам родителей, она отдала бы руку грязному бастарду, развратнику и трусу… О нет, лучше умереть! Но Хирос спас ее от ужасной участи. И потому прочь уныние!
— Сударь, — Фрида мило улыбнулась. — Вам не кажется, что мы слишком долго отсутствуем?
Они вернулись к танцам. И остаток вечера прошел для Фриды замечательно. Она танцевала еще раз с Эриком, изнемогая от противоречивых впечатлений: рассудок помнил слова Оттара, а глаза говорили совсем другое. Она принимала приглашения и других молодых людей, искренне жалея, что ни один из них не был таким искусным танцором, как Хайрегард. Только Оттару Горларду она охотно прощала неуклюжесть — с ним так легко и просто беседовать! И он ей нравился…
***
Фриде не верилось, что минуло всего десять дней после ее знакомства с Оттаром. Как сильно все переменилось! Она, прожившая семнадцать лет взаперти, наслаждалась шумными увеселениями и не представляла, как могла существовать без них. И родители больше не сдерживали ее и не делали замечаний.
У нее появилось множество подруг — таких же, как она, девиц на выданье. Ее окружали стайки воздыхателей, на которых Фрида, как истинная светская львица, не глядела даже, но без которых не мыслила жизни. А отец с матерью улыбались, видя, какой успех имеет их единственная дочь. Отпускали на вечера с подругами, не препятствовали и новым знакомствам. Фрида принимала их попустительство как должное — не пристало же будущей графине дель Брадо быть дикаркой.
Из сонма молодых людей, увивавшихся вокруг нее, достойными внимания казались только двое — князь Валадский и сын барона дель Годинор. Остальные доброго слова не стоили, как сообщала Фрида подругам, презрительно наморщив носик. В действительности внимания заслуживал один лишь Оттар, но Фрида вовремя сообразила: если она не хочет стать причиной скандала — а Оттар сказал, что Изабель из-за обрушившегося на ее голову позора год не могла появляться в свете, а потом вышла замуж за первого встречного, — так вот, если она не желает повторить историю Изабели, то должна притворяться. Да и родители заподозрят неладное, если Фрида станет упорствовать в неприязни к Эрику. Придется объяснять, а она не желала пользоваться знаниями Оттара без крайней нужды.
Притворство давалось Фриде поразительно легко. Эрик не утомлял ее ухаживаниями, хотя на редких вечерах, которые он удостаивал присутствием, всегда глазел издалека. Танцевать после первого бала не приглашал: когда играла музыка, он обычно вел степенные беседы со старшими, не спеша отдаться веселью, подобно другим молодым людям. По общему мнению, Эрик Хайрегард по уши влюбился в нее, пусть Фрида и не понимала, что именно дало основания так полагать. Он казался равнодушным.
Он интриговал многих, и никого не отпугивал его ужасный взгляд. Девушки находили Эрика оригинальным и загадочным, большинство склонялось к мысли, что он на удивление красив. Черные волосы на Валаде вовсе не считались пороком. Фриде, конечно, льстило, что самый популярный юноша мечтает только о ней, но выходить за него замуж она хотела меньше всего на свете. Даже смерть в списке бед шла после супружества с князем.
Зато с Оттаром она отводила душу. Они давно перешли на "ты", у них состоялось несколько тайных свиданий. Оттар был в точности таким, каким Фрида видела будущего мужа, не отличался от грез ни единой черточкой. И пусть в нем не было ничего загадочного или интригующего, зато рядом с таким сильным и смелым человеком — о его победах на дуэлях слагали легенды — Фрида чувствовала себя в безопасности. И, конечно, в отличие от Эрика, он каждым жестом выдавал, что обожает ее…
…Она позавтракала в постели — какая прелесть этот городской обычай! Дома ей приходилось вставать с рассветом, умываться ледяной водой, спускаться в не протопленную по утрам залу. И перед трапезой обязательно слушать капеллана, зевая и дрожа от холода. А в Сарграде Фрида просыпалась когда хотела. Ей подавали легкий завтрак, после которого она погружалась в бронзовую ванну, наполненную горячей душистой водой. Потом ее ждал утренний туалет и второй завтрак, в теплой уютной столовой. А домашние проповеди здесь не слушали, здесь ходили в кафедральный собор. Ах, она хотела бы всю жизнь прожить в городе!
Откушав, Фрида принялась выбирать платье, которым вечером поразит подруг и поклонников. Пожалуй, алое? С рубинами? Раньше ей казалось, что алый к лицу только злодейкам, но вкусы ее переменились. Фрида любовно разглаживала мягкие шелковые складки и думала, что алый цвет прекрасно оттенит ее золотистые локоны. И никто не сможет отвести от нее взгляда, если она явится в столь ярком наряде.
Глянула в окно — и прилипла к стеклу: у крыльца остановилась карета с гербом Хайрегардов: на сизом поле золотой орел в короне и с двумя розами в лапах — белой и черной. Роскошный у них герб, вздохнула Фрида, не сравнить с двумя золотыми рыбками на лазурном щите, красовавшемся над воротами замка Брадо. Даже герб Горлардов, настоящий рыцарский герб с кабаньей головой, не мог тягаться с коронованным орлом. Про этот символ, нехарактерный для аллантской златирии, Фрида выслушала уже несколько сказок. Кто-то говорил, будто бы гордая птица — древний покровитель Валада. Еще утверждали, что орла Хайрегарды взяли на щит, уже когда воевали с Эстиварами. Фрида набралась смелости и расспросила герцогиню Ингрид, в девичестве Хайрегард. Женщина мягко улыбнулась и ответила: "Золотой Орел — это область в Западном Бернаре. Там жил Хирос в бытность свою Царем Мира, там погиб Юлай Валенсар. А потом эта область принадлежала Рерику Хайрегарду, нашему прародителю. Впоследствии он поменял ее на Трою, которой владел тогда канцлер Румалата, и захватил соседние Черевицу и Хрустальный Браслет. Так мы и стали румальскими принцами, — засмеялась Ингрид. — Наш герб — это герб Трои-Черевицы, а не Валада, мы приняли его перед самой войной с Эстиварами. Оттого-то наша "птичка" и коронована, что мы — румальские принцы. А клановым символом Хайрегардов всегда была черная роза, которую сейчас орел держит в левой лапе". "А белая?" — спросила Фрида. "О, белая нам досталась в наследство от Валенсаров. Когда они уходили, то оставили ее нам, потому что мы приходились им ближайшей родней". Фрида пожалела, что у клана Хайрегард история столь же, если не более, романтична, сколь и у Горлардов. Ей бы хотелось, чтобы Хайрегарды на фоне рода Оттара казались никчемными.
Из кареты выступили Ругерт и Эрик, направились в дом.
Фрида присела на стул, немало озадаченная. Что бы это значило? Ругерт был частым гостем, но он приходил пешком и никогда не брал с собой сына. Зачем потребовалась карета? И почему князья явились вдвоем? Изнемогать от любопытства пришлось недолго: прибежала горничная, которую Фрида еще в имении научила подслушивать беседы родителей. Девка сияла от радости:
— Госпожа, князь просил вашей руки!
Сначала Фрида удивилась: как же так, Эрик ни разу не намекнул о своих намерениях. Если бы не сплетни, ее поразили бы такие известия. Мог бы, как полагается в романах, признаться ей в любви, испросить ее согласия, и лишь после того прислать сватов. А он сразу пошел к отцу.
Потом Фрида рассердилась. Конечно, что удивительного — ему ведь далеко до рыцаря. Чего ожидать от мужлана, сына служанки? Ну, ничего, она покажет выскочке кузькину мать, когда отец спросит ее мнения. Как этот негодяй, этот подкидыш посмел думать о женитьбе на ней?!
Горничная переминалась с ноги на ногу: ей не терпелось выпалить подробности.
— Что еще? — сухо осведомилась Фрида.
— Ваш отец очень обрадовался, госпожа. Сказал, что согласен, и это дело решенное. О, госпожа, вы станете хозяйкой Найнора!
— Что-о?!
Фрида не поверила своим ушам. Неужели отец отдал ее ублюдку? Без ее согласия?! Вне себя от гнева, кинулась прочь из комнаты.
Она влетела в кабинет без стука, разъяренная бесцеремонностью родителя. Старики восседали в креслах у камина, Эрик стоял у окна. Беседа прекратилась, едва Фрида перешагнула порог.
— Вот и хорошо, доченька, что ты пришла сама. Я собирался послать за тобой, — заметил отец. — Поди сюда и дай мне руку.
— Что? Батюшка, что происходит? — глаза Фриды против воли наполнились слезами.
Отец крепко взял ее за руку, повернулся к Эрику:
— Я счастлив отдать вам мою единственную дочь.
Как зачарованная, она стояла, смотрела… Эрик шагнул к ней, но, едва коснулся холодных пальцев, как Фрида очнулась. Вырвала руку и для надежности спрятала за спину.
— Нет! Никогда! — выкрикнула она. — Нет, я не выйду за вас! Батюшка, ведь ты не отдашь меня ему?
— Что ты несешь? — нахмурился отец, неуверенно посмотрел на жениха. — Не обращайте внимания. Моя дочь росла в поместье, не видя мужчин, и немного дикая. Она боится не только вас — любого. К свадьбе успокоится, и вы получите послушную жену.
Жестокие слова, которые она никак не ожидала услышать от отца, переполнили чашу терпения. Жалость к несчастному подкидышу, которого заставили притворяться княжичем, испарилась, осталось только отвращение. Вперив в ненавистного жениха яростный взгляд, Фрида медленно отступала к двери:
— Я никогда не стану вашей "послушной женой". Лучше руки на себя наложу, но не позволю прикоснуться к себе трусу и глупцу. Батюшка, а они сказали тебе, что сватают меня за бастарда? За служанкина ублюдка, подброшенного княгине?
В расширившихся серебряных глазах Эрика она увидела безграничное удивление.
— Да, Эрик, ты ничего не знал, — она намеренно подчеркнула разницу между ними, обратившись на "ты" и по имени без титула — как к лакею. — Ты думал, что родился от княгини. Ты от природы глуп, потому и уверовал в эту сказку. Будь ты кровным златирином, ты бы понял, что в пятьдесят лет женщина — уже старуха, и детей иметь не может! Твой отец прижил тебя от служанки и положил в постель к умирающей от старости жене! Именно потому, что твоя настоящая мать — тупая крестьянка, тебе никогда не давались науки и манеры. Ты даже трусишь участвовать в турнирах!
— Я действительно не люблю их, — впервые Эрик обратился к ней. Странно, но говорил он легко, а гнев сдерживал без видимых усилий, как человек, привыкший скрывать свои эмоции — способность златирина. — Мне кажется пустым времяпровождением хвастаться друг перед другом конями, тряпками и оружием. Это дешевое чванство просто отвратительно. Я нахожу, что лучше потратить время иначе.
— Например, навести порядок на скотном дворе? — съехидничала Фрида. — Скажи, неужели тебя самого не настораживал зов крови? Ты не думал, что был бы куда счастливее, родившись для крестьянского ярма? Для того, чтобы стать рабом?
Эрик побледнел, ноздри трепетали от гнева. Но голос звучал по-прежнему мягко:
— Сударыня, откуда у вас такие мысли?
— Мысли?! Да все княжество знает! Только я не хочу быть предметом пересудов! И ни за какие блага в мире не соглашусь выйти за бастарда! К тому же распутника, который прижил внебрачную дочь от стареющей шлюхи!
Эрик посмотрел удивленно и с упреком во взоре. Отец не выдержал. Грохнув кулаком по каминной доске, побагровел от гнева и только собрался урезонить непокорную дочь, как его царственным жестом прервал Эрик:
— Прошу прощения, граф. Эта беседа заняла уже слишком много времени, а нас ждут иные, более важные дела. Всего хорошего, граф. Всего хорошего, сударыня, — он поклонился с редким изяществом и вышел.
Старый князь покинул кабинет молча, ни на кого не глядя. Фрида прижалась к стене; ее колотило будто в ознобе. Теперь, когда гости оставили дом, ничто не защитит ее от отцовского гнева. Тем более, Эрик простился подчеркнуто оскорбительно, дав понять, что графы дель Брадо для него — мелкие просители.
Отец молчал, в задумчивости теребя поседевшую бороду. Лишь несколько секунд спустя девушка поняла, что слово "бастард", повторенное несколько раз, достигло-таки его ушей и застряло в голове. То обстоятельство, что младший Хайрегард — незаконнорожденный, заставило графа иначе взглянуть на брак, который ранее считался идеальным. Родовитость значила для него много, почти все, и быстрее он своими руками убил бы Фриду, чем покрыл бы позором, отдав ублюдку.
Она шевельнулась, собираясь уйти, отец сделал знак:
— Не спеши. Кто тебе все это рассказал?
— Оттар Горлард, сын барона дель Годинор.
— А, тот увалень, — недовольно поморщился отец. — Сын нищего мелкопоместного барончика, раздувшийся от спеси и ничего не значащий без дружбы с князем.
— Батюшка! — возмущенно воскликнула Фрида.
— Что? Ты к нему неравнодушна? — искренне удивился отец. — Ты, мечтательница? Что романтичного ты нашла в деревенском здоровяке? Я быстрее понял бы, если б ты увлеклась старым князем, — вот где загадочная натура… Ладно, оставим это. Горларды — вассалы Хайрегардов, и Оттар знает Эрика с детства. Может и не лгать.
— Он никогда не лжет. Его честность и репутация безупречны, — с жаром выдохнула Фрида. — Пусть он всего лишь сын барона, но его род даже древнее клана Хайрегард. Горларды — прямые потомки и наследники клана Эркас.
— Эркас? Я всегда полагал, что этот клан жил неподалеку от Дейнимара, на землях Эстиваров. И он исчез лет двести назад. Но, возможно, имеется в виду боковая ветвь.
— И еще Оттар точно законный сын.
— Это важно… Хоть старший сын?
Фрида торопливо кивнула.
— Не лучший выбор для моей дочери, — твердо произнес отец. — Но если выяснится, что он сказал правду, то сватовство князя может бросить тень на тебя. Если твой барончик действительно неглупый парень, то я… Я подумаю.
— Батюшка! — Фрида кинулась ему на шею. — Батюшка, ты познакомишься с ним — и сразу поймешь, что это самый прекрасный человек на свете! После тебя, конечно. Сильный, смелый, честный, надежный — совсем такой же, как ты. Я потому и взглянула на него, что он похож на тебя. А что он не так богат, как мы, совершенно не важно.
— Вот именно, — отец скривился. — Вот именно, что он бедней церковной мыши. Он мог положить глаз на твое приданое и с этой целью оклеветать Хайрегарда.
— Но ведь княгиня действительно была стара для родов!
— Это да. Хотя я хорошо помню Еву. В сорок пять она казалась немногим старше тебя и оставалась такой же желанной, как в юности. Странно все это… Ругерт — мой старый друг, не думаю, что он станет мне лгать. Хотя ради сына он готов на все. Пожалуй, пойду к нему.