Перед ним стоял худой как щепка, хлесткий как пастуший кнут, одетый в однотонную песчаную форму непривычного покроя человек с выжженным солнцем лицом – и в прищуренных глазах его плясало пламя. Пламя горящих наливников на Саланге и бронетранспортеров в кандагарской зеленке, пламя афганской войны.
– Сменщик… – неверяще сказал он – ты что ли?
– Ротный? – неверяще сказал Николай.
Это и в самом деле был капитан Евгений Сивицкий. Тот самый, у которого он принимал группу спецназа в далеком Джелалабаде…
Они вышли из здания аппарата. У капитана – оказалась неподалеку припаркована машина, душманская полноприводная белая Тойота. Грязная, с какими-то странными, отличающимися от обычных номерами – Скворцов уже знал, как выглядят местные номера.
– Садись – приглашающе махнул рукой Сивицкий – щас еще одного рафика[33] захватим и двинем в расположение. Ферштейн?
– Ферштейн… – сказал Николай усаживаясь в машину. Душно было так, что даже ему, привычному к жаре по Афгану стало не по себе.
Сивицкий резко рванул с места, и тут же взвыл кондей, окатив их если и не холодным то не таким теплым, как окружающий воздухом…
– Щас получше будет – сказал капитан, уверенно правя по дамаскским улицам – давно сюда прибыл?
– Два дня. А направления так и нет – сказал Николай.
– П…ры – нецензурно выразился Сивицкий, добавив по-арабски. Николай запомнил из всего необычно звучащее слово «маниук», потом оказалось, что это и есть по-арабски «п…р» и тот, кого так назвали должен первым делом убить обидчика.
Их тряхнуло на ухабе – и тут же заиграла музыка, местная, танцевальная. Капитан свернул рычажок, музон заглох.
– Во – оценил он – везучий ты. Я думал магнитола сдохла совсем. Ан нет, ты в машину сел, она и заработала. Давно оттуда?
– Пару месяцев – сказал Скворцов – полудохлого вывезли. С корабля на бал, можно сказать, как поправился – сюда.
– Кому отряд передал?
– Не знаю…
– То есть, как? – не понял Сивицкий?
– Я по спецуре работал, со смежниками[34] – пояснил Скворцов.
– ОМОГ,[35] что ли?
– Ну, да.
– А со званием что?
Скворцов вздохнул.
– Старлей еще.
– Ты чего? Залетал что ли?
– Что-то вроде того. Один раз крепко залетел. Едва не вышибли. По дискредитации.
По дискредитации – это слово каждый офицер понимал одинаково – по пьяному делу. В каких-то ситуациях могли и посочувствовать, но только не в спецназе, где выход на войну хотя бы одного человека в состоянии менее чем ста процентной готовности может привести к гибели всей группы. Скворцов тоже не стал упоминать, что запил он после того, как вместе со своим напарником Шило сбил зенитной ракетой Стингер самолет Генерального секретаря ЦК КПСС. Откровенно говоря, он не верил, что его не только выпустили за границу с такими то знаниями в башке, но и просто оставили в живых. Видимо, то ли сбой где-то произошел, то ли решили, что нечего грех на душу брать – сам навернется. Шило уже навернулся – убили предатели. Не питал никаких иллюзий насчет своего будущего и он.
– Здесь сухой закон.
– Да я сейчас ни капли – сказал Скворцов.
– Дела здесь серьезные. Кстати, у тебя замком… Шило был. Люди говорили.
– Был…
Сивицкий понял все. Остаток пути они проделали в тяжелом, нехорошем молчании.
На каком-то повороте – к ним в машину не сел, буквально вломился высокий, черноусый офицер со смеющимися черными как агат глазами.
– Ас салам алейкум, рафик Евгений…
Араб споткнулся, глядя на сидящего рядом второго советского.
– Знакомы, что ли? – уточнил Сивицкий.
– Ну, да… В самолете познакомились…
Вашингтон, округ Колумбия. Капитолий. 14 сентября 1988 года
Американская система власти – у неподготовленного к такому человека вызывает оторопь. А, к примеру, у советского функционера из аппарата ЦК, вздумай он с ней ознакомиться, она вызвала недоуменный вопрос – а как это вообще все работает? Как может работать система, в которой нет единого центра власти, в котором различные группы интересов пытаются отстоять свои, часто диаметрально противоположные интересы, когда законодательная власть может работать не просто без учета интереса власти исполнительной, а в прямо противоположном направлении. Тем не менее – система работала и позволяла чего-то добиваться…
Никакой рабочий день в Капитолии – не похож на предыдущие, каждый день жизнь подкидывает все новые и новые порции дерьма на вентилятор. В рабочие дни Капитолий похож на разбуженный улей, где в столкновении интересов – рождается нечто напоминающее политику страны.
Работа сенатора в Капитолии совсем не похожа на жизнь… скажем, народного депутата СССР. Народный депутат СССР – это машина для голосования, практически вся работа его заключается в поднимании руки с мандатом… ну и выступает он иногда. Полностью загруженный конгрессмен тратит на заседания в нижней палате всего около двадцати процентов рабочего времени.
Основная работа происходит в комитетах. Каждый конгрессмен входит в несколько тематических комитетов, кроме того, он может состоять в еще в комитетах ad hoc[36], следственных комиссиях, а так же выезжать в командировки, по поручению партии или самого Конгресса. По итогам командировок он готовит обзор, в комиссиях предварительно рассматриваются те вопросы, которые будут поставлены или не поставлены на голосование.
Но силу конгрессмена определяет его аппарат.
В аппарате каждого конгрессмена состоит несколько категорий сотрудников. Часть – это личные помощники, организующие встречи, движение бумаг в офисе и просто поящие конгрессмена кофе. Есть специальные помощники – люди, сведущие в какой-то проблематике и нанимаемые либо ad hoc, либо на время, скажем, службы конгрессмена в таком то комитете. Есть помощники – обозреватели, корреспонденты – по поручению конгрессмена они выезжают на место, встречаются с людьми, собирают информацию – то есть система сбора и оценки информации в Конгрессе США намного сложнее, чем скажем в Верховном Совете СССР и полностью взять ее под контроль невозможно. Наконец, есть следователи – люди, которые занимаются разбирательством по делам, относящимся к категории уголовных. А Конгресс – имеет право при необходимости брать на себя функции суда[37].
Лишь небольшая часть аппарата каждого конгрессмена оплачивается из бюджета. Большую часть он оплачивает либо из своего кармана (а есть конгрессмены – миллионеры или даже мультимиллионеры), либо ему платит партия, либо лоббисты. Вот об этих лоббистах надо поговорить подробнее.
Между лоббизмом и коррупцией существует очень тонкая грань. Не каждый может ее уловить, но она есть. Коррупция – это акт покупки голосов – приходит человек, выписывает чек и предлагает голосовать по такому то законопроекту так то. Безусловно, наказуемое по закону деяние. Лоббизм – более тонкий акт действия, лоббист старается убедить конгрессмена в своей правоте. Для чего – он предоставляет ему доклады, оплачивает ему помощников, которые подыскивают материалы по теме, вывозит на места, организовывает встречи с заинтересованными лицами. Конечно – если быть до конца честными, надо сказать, что встречи с заинтересованными людьми происходят часто в Атлантик-Сити или в Лас-Вегасе в дорогущих отелях, а договоренность часто включает в себя пожертвования заинтересованных бизнесменов в предвыборный фонд того или иного конгрессмена. Мир не совершенен и никогда не будет совершенен – но нельзя не признать, что лоббизм имеет и положительные стороны.
Так вот, в среду, 14 сентября 1988 года, в одном из кабинетов Капитолия, крепко задумавшись, сидел человек.
Это был большой, высокий, и крепкий мужчина лет сорока, на нем была белая рубашка с закатанными рукавами, брюки и подтяжки, брюки были немного запачканы – но это потому, что у него сейчас не было постоянной женщины, а сам он не любил и не умел ухаживать за собой. Перед этим мужчиной на столе лежал совершенно секретный аналитический доклад Пентагона, который ему привезли друзья, а поверх доклада стояла тарелка с двумя бутербродами с кошерной пастрами, которую ему прислали друзья-евреи из Нью-Йорка. Если выдвинуть верхний ящик стола – то там была початая бутылка водки, которой на сегодня должно было хватить а на завтра – уже нет. Но пока – этот человек с утра не выпил ни единого глотка спиртного, хотя очень хотелось. Он был в глубоком раздумье и сильно расстроен.
Позачера – он узнал то, что не должен был знать, информацию о жуткой перестрелке на советско-финской границе и гибели двух десятков американских солдат в ней. Это был вполне приемлемый casus belli – но сегодня утром ему позвонил, подняв его с постели председатель комитета по делам разведки, в который этот конгрессмен входил. И сказал, что комитет по делам разведки не будет ставить этот вопрос на повестку дня, не будет никого вызывать и заслушивать. Председатель комитета был республиканцем, и это значило, что на него сильно надавили из Белого дома. Сейчас – никто не хотел связываться с русскими.
Чертовы трусы!
В углу – работал включенный на минимальный звук телефон. На нем – CNN показывала заимствованный в ВВС репортаж с жуткими кадрами из Еревана. Горящий аэропорт, пожарные команды, следы чудовищных разрушений. Больница, вооруженные автоматами люди на каждом шагу, вице-президент на белой, старинного вида койке, заправленной белыми простынями – улыбается и машет рукой. К нему не пускают, съемка идет через стекло, снова вооруженные люди.
Ублюдки… Они похитили нашего вице-президента, а теперь добренькими прикидываются, твари…
Для конгрессмена от штата Техас Чарльза Уилсона, бывшего морского офицера и агрессивного русофоба – смотреть на подобное было невыносимо. Русофобия составляла самую суть его натуры, он ненавидел русских всеми фибрами своей души – и от увиденного ему захотелось запустить тарелкой с бутербродами в экран телевизора, чтобы эта надменная сука на экране наконец заткнулась.
Но он знал, что разбитый телевизор ничего не изменит.
Конгрессмен открыл ящик стола и задумчиво посмотрел на ждущую его решения бутылку.
В этот момент, в дверь постучали.
– Кто там? – рявкнул конгрессмен. Он славился своим беззлобным нравом – но последние неудачи в Афганистане, когда коммунисты сбросили на лагеря беженцев две атомные бомбы, а Америка просто подняла руки – сильно озлобили его.
В дверь просунулась Анита, его помощница, немного испуганная.
– Сэр… один человек прилетел из Лос-Анджелеса, чтобы с вами встретиться. Он настаивает на встрече сейчас…
Конгрессмен посмотрел на часы – и не смог вспомнить, на какой час назначено заседание комитета, которое он был обречен проиграть.
– Полчаса, сэр – напомнила Анита.
– Да… тогда пригласи его.
Человека, вошедшего к нему в кабинет – конгрессмен не знал. Хотя ему вдруг стало стыдно за свой внешний вид и за то, что в кабинете ощутимо попахивает спиртным. Этот человек был одет с иголочки, и буквально излучал уверенность.
– Мы знакомы? – спросил Уилсон.
– Полагаю, что нет, сэр – человек протянул визитку – Роберт Кардашьян.
– Вы из Лос-Анджелеса, как мне сказали?
– Совершенно верно.
– Проделали долгий путь – конгрессмен посмотрел на часы, что было несколько невежливо.
– Да… поэтому не будут отнимать у вас много времени. Вы славитесь тем, что помогаете угнетенным народам, тем, кто находится под пятой коммунистов…
Конгрессмен подозрительно посмотрел на визитера – но в его тоне не смог уловить ни капли злорадства. А злорадствовали сейчас многие.
Человек, национальность которого он так и не смог определить, вынул из своего портфеля папку средней толщины.
– Я армянин, господин конгрессмен. Мой народ уже много сот лет не знает свободы. До двадцатого века он находился под игом чуждых нам турков. Они хотели уничтожить весь наш народ, чтобы никто не смог рассказать об их злодеяниях. С тысяча девятьсот восемнадцатого года мой народ находится под пятой русских коммунистов. Когда мы говорим о том, что хотим свободы – они убивают нас. Вы знаете, что такое Нагорный Карабах?
Конгрессмен пожал плечами.
– Нет, где это?
– На Кавказе, мистер Уилсон. Не так далеко от Афганистана, того места, где вы пытались остановить русских.
Кардашьян похлопал рукой по папке.
– В Афганистане – русских можно было только остановить. С помощью того, что находится в этой папке – можно нанести очень серьезный, возможно даже смертельный удар коммунистической империи. Заставить ее отдать часть территории, что не было с семнадцатого года. Прочитайте эти материалы, мистер Уилсон. Внимательно прочитайте, а потом поговорим. Если вы хотите войти в историю как человек, уничтоживший Империю зла – нам с вами по пути.
– Э… а где вы остановились, мистер…
– Я сам вас найду. Не смею больше задерживать.
Когда за непонятным человеком закрылась дверь – Уилсон какое-то время просто смотрел на нее. Он благодарил Бога, что не успел причаститься, мозг его работал на полных оборотах.
Армяне!
Армянская лоббистская группировка входила в число трех наиболее сильных в Вашингтоне. Влияние этого народа на решения американских властей было просто поразительным.
Он никогда не слышал про советскую Армению. Никогда не слышал про то, что происходит в этой республике. Возможно – напрасно.
Его связи больше не работают. Все от него отвернулись. Просто потому, что он проиграл – в Америке не любят проигравших. Проигрыш – заразен. Теперь, с предложение армянской диаспоры – у него появится шанс снова войти в Большую Иру. И отомстить коммунистам…
И конгрессмен от второго избирательного округа штата Техас Чарльз Уилсон решительно подвинул лежащие на столе бумаги к себе.
Вторая встреча по этому поводу, окончательно укрепившая группу – состоялась вечером следующего дня в ресторане и танцевальном клубе Дно, в Вашингтоне. Клуб был скорее молодежным, чем политическим и принадлежал конгрессмену Уилсону. В задних комнатах помещения – были установлены большие джакузи, где конгрессмен нередко принимал ванны с симпатичными девушками, служащими Конгресса или теми, кого он подцепил здесь. Для члена комитета Конгресса по этике – принимать ванны с голыми девушками, пить не менее бутылки крепкого спиртного в день и употреблять наркотики – было не слишком то этично, но в ответ на вопросы репортеров конгрессмен улыбался обезоруживающей улыбкой и отвечал: знаете, что ребята. Если это комиссия Конгресса – то в ней должны быть представлены интересы всех групп населения, так ведь? Имелось в виду, что конгрессмен Уилсон представляет интересы пьяниц, наркоманов и развратников.
Специальный помощник директора ЦРУ Гас Авратакис подошел к конгрессмену, когда тот был уже навеселе – но держал себя в руках. Вместе с ним на сей раз была его постоянная девушка (насколько постоянной может быть девушка конгрессмена Уилсона), канадская королева красоты по имени Лиза. Лиза – это не Лайза, а Елизавета, она была русской. Точнее – украинкой, родом из семьи бендеровцев, вынужденных бежать в Канаду после отступления с Украины вермахта. В отличие от многих других сотрудников ЦРУ – Авратакис понимал разницу между русскими и украинцами, равно как он понимал и многое другое, о чем даже большая часть сотрудников ЦРУ, ведущих войну с коммунизмом из кабинетов в Лэнгли, не имела представления.
– Привет.
– Привет…
Авратакис решительно столкнул со стола недопитый стакан, и он с хрустом разбился.
– Извини.
– Эй!
Сотрудник ЦРУ проделал то же самое с бутылкой. Она не упала – но покатилась по полу, расплескивая благословенную коричневую жидкость.