– Я вас понял, товарищ Председатель – после небольшой, но заметной паузы сказал Попов.
– Что ж… – Председатель встал, давая понять, что аудиенция закончена – я полагаю, товарищ Легаш, что товарищ Попов справится с порученным ему заданием. Проинструктируйте его дополнительно и обеспечьте всем необходимым.
– Так точно!
– Обязательно надо было из себя корчить? – раздраженно поинтересовался Легаш, когда они вернулись к нему в кабинет – тут и так все ходуном ходит.
– Я ничего такого и не сказал.
– Перестань. Передо мной – не надо изгаляться. Ситуацию – понял?
– Да уж понятно…
Местные налажали где только могли, скрывали рост негативных настроений, национализма, выходки антисоветски настроенной местной среды представляли как отдельные акты хулиганства, закрывали глаза на рост молодежных группировок. И получили в итоге – погромы, а потом резонансный террористический акт с международными последствиями. Партийные – виноваты не меньше, чем органы КГБ – потому что работу с молодежью завалили они. Где комсомольская работа, где молодежные бригады на заводах, где организация досуга, где лекционно-просветительская работа? КГБ должна пресекать, а не сопли подтирать!
– Со стороны Центрального аппарата помощь будет, или наоборот.
– Думай, что говоришь!
– Есть.
Легаш помолчал какое-то время, потом заговорил.
– Состоялась Коллегия КГБ, этот вопрос на ней заслушали. Принято решение провести комплексную проверку по республике. По Армении, я имею в виду. Есть данные, что на территории Армянской ССР в течение нескольких лет действовала разветвленная националистическая сеть Дашнакцутюн, имеющая террористическое крыло и ставящая целью отторжение республики от СССР. Последние события в аэропорту Звартноц свидетельствуют о том, что они не остановятся ни перед чем…
Легаш помолчал и жестко закончил.
– И есть все основания полагать, что в составе террористического крыла организации находятся действующие сотрудники местной милиции и КГБ…
Борт на Звартноц уходил нехорошо – в три часа ночи…
Полковник лишь на пару часов заскочил домой, повидать своих, передать деньги, сказать, что все нормально. Соврал, что едет в Эстонию, там новое – задание. Вроде как поверили – но глаза у жены были на мокром месте.
За двойную цену (таксисты совсем оборзели) – он добрался до Кубинки Там, в свете прожекторов – стоял громадный транспортный ИЛ-76, его акулий хвост терялся в темноте неба. Погрузчиками – шла погрузка какой-то техники, палаток, всего прочего, необходимого в зоне катастрофы. Чуть в стороне – плотной группкой курили какие-то мужики с объемистым личным багажом, который они держали при себе.
Поскольку просто так его в самолет никто не пустил бы – Попов пошел искать кого-то старшего. Из экипажа – на месте был только штурман, когда Попов спросил его где командир, он неопределенно махнул рукой – там, мол. И снова занялся своими делами.
Идти до штабного здания совсем не хотелось, тем более что накрапывал дождь. Попов остался у самолета, решив, что командир рано или поздно все равно появится.
Самолет загрузили быстро, но командира не было, и когда полетим – никто не знал. Все кучковались у самолета, посматривали на часы и ругались себе под нос.
Потом – появились четверо, их подвезли на аэродромном газике к самой аппарели. Попов с удивлением узнал одного из них.
– Мишка! – крикнул он – Лепицкий!
– Знаешь, кто это? – негромко спросил Лепицкий, кивая на сидящих дальше на тюках людей с огромными баулами.
– Нет, Кто?
– Удар. Спецгруппа в составе ГУИН[41]. Подавление тюремных бунтов, освобождение заложников, поиск бежавших особо опасных. В полном составе – четырнадцать человек.
Попов присвистнул.
– Так ты с ними?
– Нет. Я в НКАО, а они – в Ереван. А ты?
– Тоже в Ереван…
Мишка Лепицкий, старый друг Попова – сделал примерно ту же карьеру в МВД, что и Попов, только жизнь с ним покруче обошлась. В тридцать два года – старший инспектор Инспекции по личному составу МВД СССР, у республиканских министров ноги подкашивались, когда они слышали эту должность. После того, как к власти пришел Андропов, его пытались обвинить во взятках. Зацепились за большой участок с домом. Потом выяснилось – остался от деда – академика, все чисто. Но система, раз за кого-то взявшись уже не выпускала и почти никогда не давала задний ход – обвинили в «обрастании имуществом»[42] и уволили по недоверию. Блестящий розыскник – пошел обычным юрисконсультом на какой-то заштатный заводишко, да и там – все ждал ареста. За Щелоковым тоже не сразу пришли – сначала уволили, оторвали от среды, потом связей лишили, сделали изгоем, потом не выдержал – застрелился. Но тут все получилось наоборот – стремительно вознесшийся Гуров работал над укреплением МВД, людей не то что с заводов – из тюрем доставали, что для милиции вообще было немыслимо. Пусть и тюрьма своя, нижнетагильская – а все же. Достали и Мишку – теперь он работал в группе особых инспекторов МВД СССР, которые работали в кризисных регионах и были как бы глазами и ушами Центра, независимыми от местных. Уже было понимание того, что на местах произошло сращивание милиции, где с организованной преступностью, где с национализмом – и верить поступающей наверх информации нельзя. Что из Сумгаита, что из Еревана – все положительное шло, пока в одном месте резню не устроили, а в другом – американского президента взорвали.
– У тебя по обстановке есть что? Довели?
– Да как сказать. Обстановка сложная, националистические сборища, митинги, какие-то выходки. Криминогенная обострилась – резкий рост избиений, хулиганств, угонов скота.
Попов понимающе кивнул. Под хулиганство – местные органы часто списывали преступления с совсем другой мотивацией.
– А у тебя что?
Вообще – представители двух разных министерств информацией обмениваться не должны были – у каждого своя кухня. Лепицкий еще мог доложить Попову, МВД всегда по масти считалось младше КГБ. Но Попов в таких случаях предпочитал вести себя по-человечески – он понимал, что у милиционера больше шансов напороться на нож или ствол, чем у него самого.
– Есть предположения, что в республике действует крупная националистическая группировка криминально-националистического толка. И в нее могут входить сотрудники органов.
Лепицкий кивнул.
– Ну, это и ежу понятно.
– Почему? – не понял Попов.
– А не въезжаешь? В любом малом народе – все вместе.
– Не понял? – сухо сказал Попов – ты про что? На дело идти – тоже, значит, вместе? А как же закон?
Лепицкий махнул рукой.
– Ты объяснись, чего рукой машешь. Ты что, считаешь, что это правильно, что ли?
– Сам поймешь. Там. А мне больше чего сказать.
Попову концовка этого разговора не понравилась. Очень. Но настаивать на его продолжении он не стал. Не время и не место.
В Армении приземлились под утро…
В пострадавшем от взрыва Звартноце расчистили тяжелой техникой взлетную полосу, которая не пострадала – в конце концов, взрыв бензовоза это не взрыв авиабомбы. Но вот в остальном – разрушений хватало в избытке. Американский президентский Боинг так и лежал на боку, сильно обгоревший, возле него стояли бронетранспортеры внутренних войск и Уралы. Хватало и техники. Жутким обелиском трагедии стояло здание аэропорта – огонь добрался и до него тоже. На бывших газонах, разделяющих рулежные дорожки – жуткое месиво из горелой техники. В стороне – огромная, темно-зеленая, страшная, чужеродная туша американского транспортного самолета – до него никак не могли добраться техники, вроде как он был цел – но лететь без проверки даже до рядом расположенной Турции – американцы не решались. Казалось, что началась Третья мировая война, точнее – началась и уже закончилась и осталось только разобрать развалины…
Их Ил-76 загнали на одну из стоянок, расположенных рядом с местом взрыва, начали разгружать. Попов, сходя с самолета понял, что что-то не так, ковырнул бетон носком. Бетон поддался – аэродромные бетонные плиты, выдерживавшие вес самолетов – не выдержали адского пламени взрыва…
С Лепицким они попрощались сухо, почти официально. Тот разговор… не разговор даже, а простое, сорвавшееся с губ замечание – сильно разделило их, развело по разные стороны баррикад. У каждого было свое понятие о допустимом, и каждый сделал свои выводы по одной вскользь оброненной фразе.
Неподалеку – стояла шикарная для Кавказа белая Волга и РАФик с обычными гражданскими номерами. Попов, и с ним еще несколько человек потянулись к ним, из Волги навстречу вышли двое. Один явно местный, аккуратно подстриженные усы, чернявый, второй – немного постарше, коренастый, неприметный, похожий на тракториста…
– Товарищи…
– Товарищ Попов?
– Да.
– Дементьев – представился «тракторист» – это Абаян. Прошу в машину.
Армянин хотел подхватить вещи – Попов не дал, улыбкой смягчив отказ. Он никогда не терял ничего свое из вида, всегда помня, что на его должности бдительным нужно быть двадцать четыре часа в сутки, им против него – могут работать свои же. Те, кто учился у тех же учителей, что и он сам.
В машине – Попов положил сумку под ноги. Волга как поднятая гоном лиса – рванула к зданию аэропорта…
– Кошмар! – сказал Попов, кивая на закопченное здание аэропорта…
– Ужас, товарищ полковник, ужас… – сказал темпераментно Абаян – как у людей рука поднялась, эх… не люди – звери. Сколько людей погибло, мало что ли. Эх…
Одна тысяча пятьсот пятьдесят семь. Жуткий счет трагедии…
– Вы где учились? – спросил Попов, желая развеять немного напряженную атмосферу.
– Государственный инженерный институт, прикладная математика… – с гордостью сказал, обернувшись армянин, увидев лицо русского начальника поспешно сказал – я давно рапорт на переобучение, не подписывают! Говорят – сейчас не время. Я по комсомольской путевке в органах.
Комсомолец, б… Вот такие комсомольцы – и просрали все на свете. Господи, хоть бы с юридическим брали…
– Я Минскую[43] оканчивал – сказал Дементьев, не ожидая вопроса.
– Работаете с Цадиковым?
– Так точно.
Генерал-лейтенант Цадиков Борис Васильевич – был старшим на сегодняшний день в ереванской оперативной группе, занимающейся поиском террористов.
– Кто еще здесь?
– Пащук. Соколов.
В следующее мгновение – по машине словно камнем ударили, Попов раздраженно обернулся в эту сторону, полагая, что камень из-под колес встречной машины вылетел и по стеклу ударил. Но вместо этого – он с ужасом увидел дырку в стекле с расходящейся от нее паутиной трещин и отражение лица Абаяна в лобовом стекле машины…
– Гони! – заорал на водилу Попов – жми!
Волга прыгнула вперед, взревев клаксоном.
– Аптечку. Живо!
Больница пахла как и все больницы – дезинфицирующим средством, лекарствами, спиртом и бедой. Оглушенный, растерянный несмотря на весь свой опыт – Попов сидел перед операционной, в накинутом на плечи халате, и думал, как дальше быть…
Встретили, называется…
Он не смотрел на часы – просто сидел и сидел, хотя уже стемнело. Только когда резко вскочил Дементьев – он поднял голову и увидел идущего по коридору Бориса Васильевича Цадикова в своих неизменных очках в золотой оправе и с чеховской бородкой, делающей его похожим на консерваторского педагога или профессора филологии. Вместе с ним был полковник Соколов из пятого управления – серьезный профессионал, занимающийся не антисоветчиками – а подрывной работой высшего уровня, на уровне Радио Свобода. Их сопровождали двое профессионально неприметных товарищей с одинаковыми кейсами. В каждом из таких кейсов скрывался автомат АКС-74У со снятым пламегасителем.
– Как? – спросил Цадиков.
– Состояние тяжелое, товарищ генерал – отрапортовал Деменьтев – идет операция…
Цадиков взглянул на закрытую дверь, над которой горел транспарант «не входить, идет операция».
– Оставайтесь здесь. Соколов, останетесь с ним, потом доложите.
– Есть.
Вместе – они вышли к новенькой, с квадрантными фарами «двадцать четвертой» Волге. Попов невольно скользнул взглядом по крышам, хотя стемнело уже и ничего не было видно.
– Не бойся – заметил Цадиков – уже встретили. Садись назад…
Телохранители – сели впереди, один за руль, другой рядом Волга тронулась с места.
– Откуда сорвали?
– Мазари Шариф. Телятников ушел за кордон.
– С-сука…
Слышать такие выражения от интеллигентного, читающего Теодора Драйзера в подлиннике Цадикова было странно. Но видимо все озлобились. Попов замечал это… еще лет пять назад такого точно не было. А сейчас – было. Самые простые вещи – делались либо «на, отъ…сь», либо с какой-то непонятной злобой. Было такое выражение среди трудового народа – фигачить. Вот и фигачили. В разговорах – тоже проскакивала какая-то непонятная злоба, срывались по любому поводу. И Цадиков – был не исключением…
– Возьмут, думаю…
– Это как водится.
Цадиков помолчал. Машина мчалась по ночному Еревану.
– Заселишься рядом со мной в Интурист. Держи глаза на затылке…
Волга выскочила на эчмиадзинскую дорогу.
– Что это было? – спросил Попов.
– А сам как думаешь?
– Покушение?
– Да нет… не покушение. Встретили тебя. Намекнули с порога, скажем так. Здесь гостей любят. Но намекают – с порога…
Цадиков и Попов знали друг друга с начала восьмидесятых, когда они работали по делу, связанному с разгромом Мосторга. Дело курировал лично Андропов. С тех пор – они поняли уровень друг друга и уважали друг друга – как человека и как профессионала.
– А Абаяна то за что?
– А ни за что. На пути попался. Люди здесь в счет не идут…
Цадиков приоткрыл окно. Ночная чернота, едва разбавленная редкими городскими огнями – рвалась в салон.
– Завтра все сам увидишь. Тебя не к моей группе прикомандировали, как работать решай сам. Чем смогу – помогу. И помни одно – своих здесь нет!
Своих здесь нет…
– Борис Васильевич. Для прикрытия – поработаю с вами. Обстановку совсем не знаю, что к чему…
– Подставляешь ты меня. Местные съедят. Ну да ладно…
Волга свернула к Интуристу.
На следующий день – Попов проснулся с больной головой. Заснул поздно и спал плохо. Хотя номер был уютный, хороший. Ему как полковнику полагался одиночный, но номеров не хватало – все забито корреспондентами. В итоге – в номере стояла еще и раскладушка, но с кем он должен жить – так и не понял, другой жилец не появился…
Спустившись и позавтракав в ресторане – цены конские, готовили плохо, как впрочем почти везде в Интуристах – поехали в местный УКГБ.
По пути – проехали какую-то площадь. Попова поразило то, что на ней – люди причем довольно много, несколько тысяч человек. Для такого города как Ереван и для рабочего дня – это очень много. Люди стояли кучно и явно не просто так.
– Что тут происходит? – спросил Попов.
– Митинг.
– Митинг.
– Солидарности с Карабахом. Требуют передачи Карабаха Армении.
Мелькнул плакат – кулак, и русскими буквами – КРУНК. Застрявший в Средней Азии Попов и думать не думал, насколько все это серьезно.
– Рабочий же день.
– Им плевать. Задерживали. Проверяем – работник ТТУ[44]. Нагрянули на работу – смена стоит. Еду им подвозят как бригаде в поле – несмотря на то, что в магазинах много чего нет.
– Чего не разгонит никто?
– Этих разгонишь – завтра сотня тысяч соберется…
Здание УКГБ по Армянской ССР располагалось на узкой, очень крутой улице и сильно походило на обычный жилой дом – пятиэтажку. Судя по размерам управления – про безопасность здесь особо не думали, в некоторых областях РСФСР – здания областных управлений больше раза в два. А тут граница и не простая, а горная, да еще со страной членом НАТО. Но есть как есть…