– Может и Армию, а может и что-нибудь другое. Это зависит от решения нашей третьей задачи, – поиск и сбор информации. Подумайте сами, уже сейчас, только вступив в борьбу с врагами мы уже знаем о них намного больше, чем час назад. А что будет через несколько дней, или месяцев, или даже лет? …Да-да, именно лет! Я ведь говорил, – это вопрос времени и кропотливой работы.
– А где ж мы эту информацию искать будем? – спросил Одноухий, – продолжим бабку трясти?
– Боюсь что из бабки много не вытрясешь. Надо двигаться туда где больше людей. В крупные города, где есть ученые люди и библиотеки.
– А как же Полтинник? – спросил Большая Шишка. – С собой его возьмем?
– Не знаю. Если он не очнется в ближайшие дни, то возможно его придется оставить здесь. На некоторое время естественно. А потом за ним вернемся.
– Бросить Полтинника? – с сомнением протянул Большая Шишка.
– Не бросить, а спрятать в безопасном месте. Или ты думаешь что впереди нас ждут развлечения и отдых? – Нет! – впереди у нас борьба, лишения и смертельная опасность, которые будут подстерегать нас на каждом шагу. Оставив Полтинника здесь, мы только убережем его от них. И вообще, – что ты раньше времени слезы льешь, – сначала нужно спросить бабку, о его состоянии.
Мы так и сделали. Ответ был не слишком утешителен. – Да он вроде как здоров, – сказала она нам, – Только мозги у него, вроде как спят. И когда проснутся, – одни Боги ведают. Я все что могла, уже сделала.
Мы проторчали в той деревушке еще пару дней. Толи ожидая пробуждения своего командира, то ли набираясь сил перед дальней дорогой. Потом дав хозяйке дома и старой ведьме приличное количество денег, и приказ заботиться о Полтиннике как о короле, покинули деревню.
Нас никто не провожал. Поскольку никто из местных не осознавал что наши шаги из этой деревни, – это первые шаги на пути спасения человечества от его страшного и заклятого Врага. Только хозяйка прокричала вслед, что-то вроде, – «Что о батюшке вашем заботиться буду как о собственном муже».
– Да уж, – проворчал на это Одноглазый. – То-то Полтиннику счастья подвалило. Страшилу такую в жены заиметь.
– Точно, – подтвердил Большая Шишка. Не баба, а мешок с костями. Полтинник то наш помясистей предпочитал.
– Ага, помясистей, да посисястей и чтоб…..
Боюсь, что дальше приводить диалог этих спасителей человечества не стоит, по причинам нравственно-воспитательным, и исторически-достоверным.
Незачем нашим, спасенным от тирании магов потомкам, знать все те пошлости и сальности которыми развлекали себя их легендарные герои, вступая на Великий Путь освобождения человечества.
КНИГА 2
СЕДОЙ
Спустя лед этак пять, в той же местности, где окончилась наша первая книга, – на небольшом, но и не маленьком поле затерянном среди густых лесов, можно было наблюдать следующую картину. – Где-то примерно посреди поля, стояла мелкая крестьянская лошаденка запряженная в телегу, и рослый крепкого вида мужик, раскидывал по полю нагруженный на телегу навоз.
Весна уже вовсю мазала поля и леса, пусть еще и редкими, но от того особенно задорными зелеными красками. Хотя ночные заморозки, еще случалось сковывали хрупким, недолговечным ледком каждую лужу. Но несмотря на раннее утро, когда эти бандитские наскоки заморозков особенно сильны, наш мужик скинув верхнюю одежду работал в одной рубахе. И работал он так, что рубаха эта взмокла, и небольшие клубы пара витали над седой головой нашего работяги.
Работал мужик быстро, ловко и красиво. Не глядя, точными движениями, подхватывал он с телеги, ароматные пласты дерьма, и так же точно отправляя их в полет. В результате чего поле быстро покрывалось ровным слоем этого важного и необходимого для будущего урожая продукта. Если бы не эта седая голова, то по силе и ловкости его движений, вряд ли ему можно было бы дать больше сорока лет. И вот тут-то и откроется первая страшная тайна нашей второй главы, – именно столько, или примерно столько ему и было. А седая шевелюра выросла взамен самой обычной чернявой шевелюры, сгоревшей после удара молнии.
И тут уже, (для тех кто еще не догадался), самое время сообщить, что в первой главе нашей бессмертной поэмы, этого мужика звали Полтинником.
А для совсем уж недогадливых, добавим что он не умер. И даже совсем наоборот, – взял, да и выжил. Правда провалялся в беспамятстве почти год, а очнувшись ничего не помнил о прежней жизни. Но для настоящего мужика, потеря памяти дело привычное. Кто из нас не теряет ее время от времени, в теплой компании, да под хорошую закусь?
Очнувшись, он узрел перед собой нечто назвавшееся его женой и потребовавшей исполнить свой супружеский долг. А поскольку наш герой, был героем настоящим, героем во всех отношениях, то он этот долг исполнил и исполнил с блеском. (Даже несмотря на некоторое сомнение в женской привлекательности своей новоявленной супруги).
Так и продолжалось некоторое время, наш герой ел, пил и трахался. Но потом окреп, стал выходить на улицу, увидел новые лица, (и другие части тел), и бросив старую «жену», быстренько перебрался к другой подруге жизни, затем сменил ее на вторую, третью и так далее.
И не удивительно, – Великая Война выкосила столько мужиков, что даже едва живые калеки или подростки были нарасхват. Что уж говорить о нашем герое, не покалеченном, вполне здоровом и всегда готовым выполнить свой…., ну короче, – всегда готовым. В своем мелком и убогом селеньице, он вполне мог претендовать на титул «мистер Вселенная», и потому был нарасхват.
Но ни в одном доме он так и не прижился, и имея «официальной резиденцией», небольшую хибарку на краю деревеньки, жил по большей части то у одной подруги, то у другой. Ну а заодно уж, ночью «отпахав» свой урок в постели, днем трудился на полях и огородах, очередной «жены». Вот и этим утром наш герой поднялся чуть свет, оторвавшись от теплого тела очередной «жены», дабы унавозить поле следующей. Но несмотря на раннее утро и бодрящую прохладу, – на душе у него было муторно. Все дело в том, что некоторое время назад он начал вспоминать.
Увы, но с тех пор как во снах нашего героя стали появляться странные и волнующие сюжеты, прежнее безмятежное существование перестало его устраивать. А уж когда и среди белого дня, перед глазами Седого, начали всплывать странные видения и картины, – он окончательно потерял покой. И стал задумываться о том прошлом, которое он потерял вместе с памятью. И с каждым днем, желание обрести это прошлое становилось все сильнее.
Попытки опроса его «подруг», результатов не дали. Они могли лишь поведать о времени, когда он появился в деревушке, и смутно, о людях которые его привезли. А допрос первой «жены», дал еще меньше и только больше запутал дело. Первая женушка и так умом не блистала, а после ухода от нее Седого окончательно рассталась со здравым смыслом. В ее бедной головушке, вымысел и реальность переплелись так тесно, что она и сама уже не знала где правда, а где ложь. И на все вопросы твердила только; – «Что значит, – привез тебя сынок твой, – королевич, строгий, – страшное дело. И велел ей, значит, о тебе заботиться. И сказал, что когда значит батюшка мой в себя придет, то станет тебе, то есть мне значит, – супругом, а ты значит, станешь королевной. А сам, значит, – уехал на войну».
Седой в эти бредни не поверил, но добиться большего от «супружницы» так и не смог.
Возможно вся наша история пошла бы совершенно по иному пути, будь к тому времени жива старая ведьма-знахарка. Уж она бы растолковала как было дело. Но так уж получилось, что сгинула старая ведьма, и даже Автор не знаем где, как, и по какому случаю.
Вот и пришлось бы бедолаге Седому, довольствоваться лишь смутными образами и воспоминаниями, извлеченными из снов и видений. Но случилось тут ему, чиня как-то сарай своей первой «супруги», наткнулся на странный мешок. И хотя на первый взгляд ничего странного в нем не было, – мурашки побежали по спине нашего героя, едва он завидел этот выбеленный солнцем и порыжевший от впитавшееся грязи мешок.
Несколько минут он зачарованно разглядывал его, словно дивного заморского зверя. Боясь прикоснутся и лишенный воли уйти. Мешок притягивал и манил. Обещал и обнадеживал. И наконец Седой решился развязать стягивающий горловину мешка сыромятный ремешок.
Негнущиеся от волнения пальцы только преступили к работе, а перед глазами уже стали появляться видения того, что скрывал в себе этот чудо-мешок. – Сверху лежал потертый ношеный, но еще вполне добротный походный плащ, пахнущий чем-то удивительно знакомым и привычным. Под этим плащом находился смазанный салом, и завернутый в кусок дерюги кожаный панцирь, обшитый стальными пластинами.
Даже не разворачивая дерюгу, Седой мог бы точно сказать, что во втором ряду справа, не хватает одной пластины. А перед глазами, вдруг предстало видение того откуда появилась та длинная царапина, скорее похожая на рубец, которая пересекала панцирь от правого плеча и почти до середины живота…. А вот эта дырочка? – Седой даже задрал рубаху, что бы уточнить, – соответствует ли дырочка шраму от стрелы, на его теле.
Но все это было не столько проверка, сколько попытка оттянуть время и собраться с мыслями. А то что дырочка вполне соответствует шраму, – он уже знал и без этого.
…Так, а что дальше? – меч в кожаных ножнах, примерно в полтора локтя длинной, – одна штука. Чуть вогнутый прямоугольный деревянный щит, – также одна штука. Широкий унтер-офицерский пояс, увешанный ножами и кинжалами, в специальных, самостоятельно сконструированных и пошитых на себя ножнах. Вроде бы обычный шлем «яичко» (Седому вспомнилось жаргонное названия шлема), однако почему-то вызвавший у Седого какое-то особо почтительно-теплое чувство.
В глубине шлема, притаились два небольших но увесистых кошеля-кисета. В том что побольше лежали монеты из различных металлов, столь же различного веса и достоинства. А вот в том что поменьше, схоронились драгоценные камушки и жемчужное ожерелье. Остальное пространство этого удивительного мешка заполняли самые разные и плохо сочетающиеся между собой предметы. От провяленного до каменного состояния куска мяса, до изящной золотой чаши и украшенного богатой резьбой дамского костяного гребня.
И пока наш герой перебирал все это имущество, (которое сразу признал своим), в его облике, происходили разительные перемены. Спина выпрямилась, а плечи распрямились «по-молодецки», как того требовал устав. А взгляд, потеряв дурашливость бабьего любимца, стал строгим и сосредоточенным.
Сколько же всего вспомнил о себе наш герой…, и при этом не вспомнил ничего.
Его тело вспомнило тяжесть доспехов и оружия, приемы строевой подготовки, и навыки владения оружием. Перед глазами пронеслись видения сотен битв и сражений, блеск лагерных костров и многие бесконечные версты маршей и переходов. Но вот кто он такой, с кем и где воевал, – все это продолжало оставаться тайной.
И вот с того дня и загрустил наш Седой, и затосковал. Не радовали его больше ни простая крестьянская жизнь, ни сытная еда, не бабьи прелести.
Так что даже его подруги, в своих бабьих пересудах стали поговаривать, – «Что дескать, Седой-то стал уже не тот.., не того…, что-то у Седого стало.., ну с этим, не то что бы совсем…, а не того».
Пересуды эти тоже особой радости ему не прибавили. Конечно он, – будучи истинным героем, бабью болтовню презирал, – однако слышать про себя такое ни одному мужику не понравиться. Да и без того проблем хватало.
Вот потому-то и не в радость были ему сегодняшнее утреннее солнышко, свежая зелень, пенье птичек и удалая работа. А тут еще новый указ барона, – о сборе камней на полях и укрепления оными баронских дорог. …Нет, Седой понимал что это хороший и правильный указ, убивавший одним выстрелом двух зайцев, – с одной стороны поля очищаются, с другой, – дороги укрепляются. Но хорошо только то, что ты захотел и придумал сам. А то что придумывают за нас другие, да еще и заставляют нас делать, – это плохо, гадко мерзостно. И придумать такое мог только ***** *** сын, *********** матери, а ***********, и ******************, а еще ****************, потому что, ***************, и дедушек его и бабушек.
В таком вот духе и излагал наш герой свое недовольство жизнью и сопутствующим ей жизненным обстоятельствам, обращаясь по большей части к своей лошаденке, и грузя на телегу собранные камни. И так увлекся он этим делом, что не заметил как из-за поворота дороги выехали два новых персонажа, недолгое появление которых в нашем повествовании, круто изменит жизни и Седого, и всех его «подружек» и даже повлияет на судьбы целых стран и континентов. И лишь когда над его головой послышался громкий оклик, – «Что за смерд, смеет касаться своим поганым языком, благородного имени моего отца?», – герой наш соизволил поднять голову и заметить подъехавших.
– Что за смерд, смеет касаться своим поганым языком, благородного имени моего отца? – провозгласил сидящий на хорошем откормленном коне юнец. – Да я прикажу повесить тебя на ближайшем дереве, причем повесить за язык. Хотя нет, – лучше подвесить тебя совсем за другое место. Но сначала пожалуй, придется отведать тебе моей плетки.., или…
Особо не вслушиваясь в болтовню, Седой оглядел говорившего и его спутника.
Обоим было лет шестнадцать – семнадцать. Оба сидели на хороших конях, а третьего, тоже оседланного, вели в поводу. Были прилично одеты и хорошо вооружены.
Но оружие, да и сами юнцы, не произвели на Седого особо сильного впечатления, и опасений не вызвали. Поскольку не верил он, что двое мальчишек осмелятся связаться со взрослым мужиком….
…Стоит пожалуй пояснить, что встреч с представителями благородного сословия, у него, за всю его короткую сознательную, (то есть ту, что он помнил), жизнь так и не случилось. Деревенька в которой он проживал, находилась в таком захудалом, удаленном от всех проезжих дорог углу, что ни один уважающий себя представитель благородного сословия, туда без крайней необходимости не совался. Так что кланяться и шапку ломать было не перед кем, в связи с чем Седой так и не усвоил правила поведения с высшим сословием.
Власть как таковую, в их деревне олицетворял староста, – однорукий мужик, главной заботой которого было раз в полгода грузить телегу полагающимся оброком и отвозить ее в центр вселенной, – баронский замок. Обратно он привозил позавчерашней свежести новости и ценные указания руководства.
А в остальном, роль старосты сводилась к разрешению мелких споров между бабами, да председательствованием на деревенских сходках. У Седого с ним были вполне приятельские отношения, не переходившие однако в особую дружбу. Так что слова «власть», «барон», или «господин», – были для него пустым звуком.
Да и не было у него, строго говоря господ, поскольку вассальной клятвы он никому не давал, а значит и ничьим холопом не был. Просто жил себе помаленьку. Земли не у кого не просил, защиты тоже, а значит был в своем представлении вольной птицей. Так что все свои господские претензии, кое-кто мог засунуть себе кое-куда и валить по известному адресу. – Так думал Седой.
А вот мальчишки думали совсем иначе. И молчание Седого только подливало масло в огонь их праведного гнева. В результате чего на спину и голову нашего героя, обрушились две карающие плети.
Обрушиться то они обрушились, да только не попали. А вместо этого, рука одного из карателей, попала в захват руки Седого, а ее обладатель был выдернут из седла, шмякнулся на землю, где ему наш доблестный герой, одним движением свернул тонкую мальчишечью шею.
А спустя мгновение, небольшой засапожный нож, как будто сам прыгнул в ладонь Седого. И словно бы оттолкнувшись от нее, переместился в горло второго пацана.
Все это продолжалось считанные мгновения. Только-только несчастные дети были живы…, и хоп, – два трупа.
Наш герой, даже и подумать ни о чем не успел, – его руки подумали за него, и только потом, остыв немного, он сообразил, что же сотворил.
И что же сделал наш Седой осознав что убил двух мальчишек? Пал ли он на колени пред их хладными трупами, обливаясь слезами? Возопил ли он в ужасе от содеянного, и проклял ли тот день, когда впервые в жизни начал постигать науку человекоубийства? ( ……………………………………………………………………… это я так изображал зловещую паузу).