А на экране уже побежало изображение: набережная неширокой речки, трёх-четырёхэтажные домики на дальнем берегу. Серёжки они живо напомнили Нуэр-Позен: там точно так же домишки лепились один к другому. В русских городах дома строили совсем иначе: при той же высоте они отличались большей шириной — на три четыре подъезда минимум. И гораздо чаще дом стоял особняком. А здесь каждый подъезд — отдельный дом, но плотно втиснутый между двух соседей. Так, что между ни малейшей щелочки. Разве что иногда попадается не по-русски узенькая улица. Даже улицей это трудно назвать. Улочка. В русском-то городе иной переулок шире будет.
Камера повернула вправо, показав мост через реку. Удивительно, но прямо на нём были построены дома. Ладно бы у оснований, а то всей протяженности.
— Старый мост, — пояснил Паоло.
— Это настоящие дома на нём? — спросил Серёжка.
— Конечно настоящие.
— А зачем?
Ответить Паоло не успел: его изображение появилось в кадре.
— Это же вы, — изумился Стригалёв.
— Конечно, а кто же ещё? Это я снимал, чтобы потом на станции пересматривать, Землю вспоминать, — пояснил Валерка. — Сейчас и меня увидите.
И действительно несколько мгновений спустя он на экране присоединился к другу.
— Попросил прохожего немножко камеру подержать.
— А как остановить просмотр? — спросил Стригалёв.
Валерка молча ткнул тоненькой, похожей на исхудавший карандаш, палочкой в изображенную на экране кнопку. Изображение застыло.
— Да, кажется, я столкнулся с той правдой, которая невероятна до невозможности, — задумчиво произнёс врач. — Если бы я знал, что этот мост существовал именно во Флоренции, я бы поверил.
— А я и сейчас верю, — вставил своё слово Серёжка.
— Старый мост — известнейший памятник, — ответил Стригалёву Валерка. — Не может быть, чтобы о нём не осталось вообще никакой информации. Ведь у вас же есть глобальная информационная сеть. Нам рассказывали.
— Да есть, конечно, — снова встрял нетерпеливый Серёжка.
— Есть такая сеть, — подтвердил Стригалёв. — В ординаторской имеется терминал доступа. Прекращаем просмотр, и я иду искать что сохранилось про этот мост?
— Не надо. Вы же собор хотели? Он дальше будет, — сообщил Паоло.
— Не надо, давайте дальше смотреть, — поддержал Серёжка. — И всё-таки, дома на мосту зачем?
Понятно было бы, если укрепления на концах моста: для защиты от врагов. А по сторонам-то зачем? Вместо перил, что ли, чтобы с моста не падали?
Оказалось, совсем для другого. Паоло объяснил:
— В Средние Века в них были лавки. Мост — место людное, торговля хорошо шла.
— Улёт, — блеснул глазами Серёжка. — А чем торговали?
— Всяким разным. Сначала кожевники поселились. Им ведь для выделки кожи много воды нужно была, а тут она в двух шагах. Потом мясники. А потом великий герцог Фернандо Первый всех их выгнал, потому что ему запахи не нравились. И лавки заняли ювелиры: их ремесло не пахнет.
— Ишь какой нежный…
— Да уж… Герцоги — они такие…
— У нас не такие, — возразил Серёжка. — Вот у немцев в Нуэр-Позене главный — герцог. Точнее — херрцог, так они говорят. Любую тушу разделает не хуже профессионального мясника.
Собственно, у херрцога Альфреда-Густова прозвище было как раз «Мясник». Правда получил он его не за умелую разделку туш, а за скорый и беспощадный херрцогский суд, после которого он зачастую самолично творил над виновными расправу.
— А это что такое наверху моста? — задал вопрос Стригалёв. — На галерею какую-то похоже. Такое впечатление, что мост двухъярусный.
— Он действительно двухъярусный. Это коридор Вазари, он ведет из двоца Питти в галерею Уффици.
— Потайной ход. Классно! — откомментировал Серёжка.
— Какой же он потайной, если его отовсюду видно. Просто дополнительный ход сообщения. Вот в Старом дворе, там да. Там настоящие потайные ходы, — решил блеснуть знаниями Никита.
— И ты в них бывал?
— Немного. Думаю, что не во всех, — честно признался мальчишка.
— Все ходы там знают только гиды, — с чувством легкого превосходства заявил Паоло. — Да и то не все, а только самые опытные. Ну что, смотрим дальше?
— Давайте.
Валерка снова ткнул электопером в экран. Показ возобновился. С набережной реки съемки перенеслись в какой-то двор П-образного здания.
— Галерея Уффици, — пояснил Паоло.
Ни у врача, ни у пионера его слова не вызвали никаких эмоций. Похоже, об одном из знаменитейших музеев Земли в этом мире памяти не осталось.
Зато когда в объектив попала площадь Сеньории, зрители оживились.
— Ой, я эту скульптуру помню, — заявил Серёжка. — У нас в учебнике по истории такая картинка была.
— Не может быть, — тихо ахнул Стригалёв. — Это же «Давид» Микеланджело.
— Это копия, — разъяснил Паоло. — Оригинал находится в Старом дворце.
— А где этот Старый дворец?
— В кадре, — усмехнулся подросток.
На экране очень подробно демонстрировалось четырехэтажное каменное здание, больше похожее на замок, чем на дворец. Крепкая кладка явно не тонких стен, сравнительно маленькие оконца, зубцы на крыше, за которыми наверняка удобно прятаться стрелкам. С другой стороны, небольшая изящная башенка с часами и многочисленные штандарты, украшавшие фасад замка, настраивали на мирный лад.
— Значит, там внутри музей? — спросил Серёжка.
— Сейчас да, — ответил Паоло.
— А раньше что было?
— Много чего. Сначала там находилось городское самоуправление. Потом жили великие герцоги Токсанские. Потом снова самоуправление. Парламент итальянский заседал, когда Флоренция была столицей Италии.
— Столицей? — удивился Никита. — А как же Рим?
— Рим тогда в Итальянское королевство не входил.
— Как это не входил? Куда же он входил?
В сознании Никиты Рим был так же крепко привязан к Италии, как Париж к Франции или Москва к России. Бывали в истории всякие извращения, за пределами России оказывались русские города Колывань (тогда он даже назывался иначе — Таллин), Киев, Чернигов… Даже Севастополь одно время находился за пределами того, что тогда называлось «Россия». Всё это мальчишка знал. Но чтобы представить себе раздельно Россию и Москву, его воображения не хватало.
— Рим тогда находился под управлением Римского Папы. И даже государство такое было — Папская область, — разъяснил Валерка.
— Вон оно как… Понятно.
Между тем киношные Валерка и Паоло немного попозировали на фоне Старого дворца, потом некоторое время в кадре были только узкие улочки города. На это смотрели молча, лишь Серёжка слегка вздохнул:
— Красиво.
Нуэр Позену до Флоренции, конечно, было далеко, чего уж тут скрывать.
А потом на экране возникла Соборная площадь, огромный величавый храм, и рядом с ним высокая, устремленная к небу башня, облицованная разноцветным мрамором: белым, зелёным и розовым.
— Красотища… — прошептал потрясенный Серёжка.
— Да, это он, тот самый собор, — произнес Стригалёв. — А что за башня рядом?
— Колокольня, — ответил Паоло. — Её строительство начинал Джотто.
— Джотто? Тот самый знаменитый художник? — переспросил врач.
— Да, тот самый, — подтвердил подросток.
— Надо же, он был ещё и архитектор…
— Признанный архитектор. Его пригласили продолжить строительство собора после смерти ди Камбио. Но он тоже вскоре умер, успев сделать очень немногое. Но вот еще и строительство колокольни начал.
Хотя, конечно, для Средневековья это неудивительно.
Выяснилось, что друзья-приятели не отказали себе в удовольствии запечалиться на Соборной площади. И у подножия колокольни, и перед самим Санта-Мария дель фьёре и ещё возле невысокого многогранного строения, стоявшего напротив входа в собор и оформленного в той же манере, что и они.
— А это что такое? — полюбопытствовал Стригалёв, с интересом разглядывая украшенные металлическими платинами с чеканными панно большие двухстворчатые двери здания.
— Баптистерий, — пояснил Паоло.
Врач понимающе кивнул. Серёжка издал недоуменное восклицание.
— Крещальня, — дополнил объяснение Валерка. — Там маленьких детей крестили.
— А… — было видно, что после такого объяснения мальчишка сразу утратил к объекту всякий интерес.
Запись закончилась.
— Мы потом на колокольню полезли, — сообщил Валерка. — Хотите посмотреть на Флоренцию с высоты птичьего полёта.
— Хотелось бы, — признался Стригалёв. — Только скажу сразу: вы меня уже убедили. Конечно, всё это можно скомпоновать, но… Не кажется мне эта запись подделкой. Верю я ей. Как не странно это звучит, но получается, что вы действительно пришельцы. Как это правильно сказать? Из параллельного мира, да?
— Наверное, можно и так сказать, — согласился Паоло. — Конечно, Вселенная у нас одна и та же, но пространства действительно можно называть параллельными. По старшим измерениям.
— С этим мы определились. А теперь рассказывайте, чем я вам могу помочь?
— Помогите нам вернуться назад. В свой мир, — бесхитростно попросил Никита.
— Как? — растерялся Стригалёв. — Как я вам в этом помогу? Я же врач, а не физик. Честно сказать, я мало что в этом понимаю. Почему вы обратились именно ко мне?
— Но вы же ученый, — произнес Никита с такой интонацией, словно это всё объясняло.
— Во-первых, мы решили, что вас нам будет легче всего убедить в том, что мы говорим правду, а не разыгрываем, — Паоло, как всегда, пустился в обстоятельное изложение сути вопроса.
— Легче всего вам было убедить вашего друга, — улыбнулся врач.
Серёжка тоже улыбнулся, шаркнул по полу подошвами ботинок и немного порозовел кончиками ушей.
— Если бы Серёжка мог нам помочь, мы бы никого другого не спрашивали, — уверенно заявил Никита.
— Командира отряда, с которым мы пришли в Беловодск, нам бы убедить точно было бы сложно, — констатировал Валерка.
— А кстати, расскажите, как вы сюда попали? И в Беловодск и вообще в наш мир, — попросил Стригалёв.
— Ну, вообще-то это получилось случайно, — осторожно начал Валерка. — Мы были в лаборатории научно-исследовательского института, в которой проводился эксперимент над релятивистскими суперструнами.
— Над чем, над чем? — заинтересовался Серёжка.
— Я тебе потом расскажу, — пообещал Никита. Он уже давно уяснил, что познания друга в физике микромира простираются не дальше смутного качественного представления о резерфордовской планетарной модели атома.
— Эксперимент уже закончился, нам просто лабораторию показывали, — продолжал Валерка. — Но неожиданно что-то сработало, и мы оказались вот тут, на Сипе.
— Невероятно, — оценил Стригалёв.
— Совершенно невероятно, — подтвердил Паоло. — Но тем не менее это произошло.
— А дальше что было?
— А дальше мы сразу вот Серёжку увидели.
— А я-то переживал, как это вы так незаметно появились, — признался пионер. — Я ведь наблюдал за лесом, был уверен, что поблизости никого нет. А тут вы… Получилось, что я плохой разведчик…
— Да хороший ты разведчик, — подмигнул Никита. — Это мы неправильно появились. Р-раз — и мы есть.
Серёжку такое заявление успокоило, и Валерка продолжил рассказ о том, как они добрались до Беловодска. Под конец подросток высказал своё мнение и о Мурманцеве:
— Он нам каким-то странным показался. Вроде и нормальный парень, вроде и нет. Как-то уж слишком он любит из себя главного строить, чтобы все вокруг него бегали. Словно родился для того чтобы командовать. А знаний у него, похоже, маловато. Во всяком случае, по астрономии и информатике.
— Валер, да ты чего, — чуть не поперхнулся Серёжка. — У Игоря знаний мало?! Да он же… Он же Селенжинский Лицей закончил!
Валерка вспомнил, что во время путешествия по лесу Серёжка об этом уже говорил. Но тогда подросток особого внимания этим славам не предал. Ну, лицей и лицей. Бывает. В Валеркиной России лицеями назывались школы, ориентированные на глубокое гуманитарное образование. Некоторые из них считались очень престижными, но это не означало, что каждый, кто его закончил — Александр Сергеевич Пушкин. Не говоря уж о том, что Сергей Есенин или Николай Рубцов стали великими поэтами и без всяких лицеев.
— Ну и что, что он его заканчивал?
— Да ты хоть знаешь, что такое Селенжинский Лицей?
— Понятия не имею, — честно признался Валерка. — Откуда мне знать?
— Ах, да, конечно. Ну, в общем это один из самых-самых лучших лицеев в России. Может даже самый лучший. Там такая подготовка, что…
За отсутствием подходящих слов Серёжка зажмурился. Так выразительно, что слова после этого в общем-то были и не нужны.
— И главного он из себя не строит, просто он лидер по жизни, понимаешь? За ним люди идти должны.
— Кому? — словно невпопад спросил Никита.
— Что — кому?
— Кому люди должны за ним идти?
— Ты чего тупишь? — насупился Серёжка.
— Я не туплю, я понять хочу.
— Чего тут непонятного? России!
— Должны России идти за ним? — переспросил Никита.
— Ну да.
— Так то что же, судьба всей России зависит от одного этого Игоря? Без него вся Империя рухнет?
— Да нет, — досадливо сморщился Серёжка. Было видно, что он очень огорчен непонятливостью друга. — Ну как тебе объяснить… Дело не лично в Игоре, а в том, что он лидер, понимаешь? В Императорских Лицеях их как раз таких и готовят. Не зря же их не Министерство Образования, а лично Его Величество… это… патронирует, во…
— Каких — «таких»? Лидеров, что ли готовят?
— Ну да, именно лидеров. Даже в приключенческих стерео, если там есть дети, то почти всегда командуют лицеисты-старшекласники или выпускники, — довольно подтвердил Серёжка. Было видно, какое облегчение ему принесло то, что друзья наконец-то поняли его объяснение. Пионер ещё не понял, что поторопился считать вопрос закрытым. — Это называется "элита Империи". А если проще, то про них говорят "отборные люди из отборного материала". Потому что там такие суровые испытания, что их только лучшие выдержать могут.
— А не лучшие? — поинтересовался Никита. На самом деле не столько потому, что его действительно интересовал этот вопрос, сколько по инерции: начав спрашивать, не так-то просто остановиться. Даже если заранее знаешь ответ: — Уходят в другие заведения?
— Кто-то уходит… А кто-то погибает на испытаниях.
— Как — погибает? — недоуменно хлопнул глазами Никита. — Что, по-настоящему?
— Ты думаешь, можно погибнуть понарошку?
— Бред… — других слов у Валерки не нашлось. — Не может быть.
— Нет, это всё правда, — подтвердил Стригалёв. — В программе Императорских Лицеев заложены опасные для жизни проверки и испытания. При их выполнении действительно случаются смертельные случаи. И довольно часто. Класс, дошедший до выпуска без потерь на таких испытаниях, это огромная редкость. Такого почти не бывает.
Серёжка кивнул в такт словам врача.
— Бред, — повторил Валерка. — Кому это нужно? Зачем?
— Не понимаете? А у нас это знают даже дети. Вот ваш друг вам объяснит.
— Это нужно, чтобы точно знать, может ли человек вести за собой других или нет. Способен ли? Достоин ли?
— А не слишком ли велика цена? — глаза у Валерки нехорошо сузились. Но Серёжка этого, кажется, в пылу разговора не заметил.
— Конечно, нет. Ведь от них будут зависеть судьбы всей Империи, миллионов людей. Разве у вас не так?
— Нет, конечно. У нас никто во время обучения не умирает.
— А как вы узнаете, кому можно доверить руководство, а кому нет? Или у вас каждый кто хочет, тот и командует?
По выражению Серёжкиного лица было видно, что такой подход он категорически не одобряет.
— Разумеется нет. У нас считается, что для того, чтобы руководить, нужно иметь знания и умение. Знания приобретаются во время обучения, а умения проверяются на предыдущей работе. Понимаешь, у нас не бывает так, чтобы человек, который раньше никогда ничем и никем не руководил, сразу получал бы ответственный участок. Если кто-то связывает свою жизнь с административной работой, то он должен пройти всю лестницу снизу вверх. Хочешь, например, руководить заводом, стань сначала на этом заводе лучшим начальником цеха.