– Какие остальные? – вылупил глаза верзила. – Никого боле нету. Козолуп, Червень и я.
Акела рывком запрокинул его голову назад и, вдавив чуть сильнее лезвие в кадык, прошипел: «Ну, тебя добром просили, сам выбрал».
– Да нету никого! – срывающимся голосом закричал детина и вдруг заплакал, увидав воочию, что смертушка-то вот она, рядом.
И не увидеть ему матушки и соседку Светанку не высватать и вообще, вот он, карачун. Друзья переглянулись. Андрей отбросил дубину. Акела спрятал нож, достал сигареты. Закурил, наблюдая, как пленный, сидя на земле, размазывает ладонями слёзы по здоровенной морде.
– Ну, что, Василич, экстренное потрошение принесло свои плоды. У агрессора два «двухсотых», у нас потерь нет, пьяных нет. Да плюс «язык», хоть и не такой уж «длинный».
Андрей остро глянул на него и, уловив не высказанный подтекст, ответил, пожав плечами: «Мы не звери, господа, и история нас не осудит. Адекватный ответ, только и всего».
– Если такой умный, почему не богатый? – Акела улыбался.
Это была их, так сказать, дежурная шутка. Василич, довольно усмехнувшись, сделал шаг к пленнику, который уже перестал реветь и только изредка икал и шумно всхлипывал, утирая рукавом нос. Юниор, блин! Крепко взяв его за шиворот, он рывком поднял налётчика на ноги, резко встряхнул – голова болтнулась из стороны в сторону. Глаза юнца умоляюще смотрели на суровых разведчиков. Жалко дурака, но растекаться слёзной лужей что-то не тянуло. Не окажись они проворнее, вряд ли бугай осознал, что был, мягко говоря, неправ.
Борисыч, приблизив своё лицо к лицу пленника, глядя в переносицу, тихо спросил:
– Как зовут тебя, чадо?
– Кури…, – сипло ответил тот, прочистил горло и ещё раз добавил. – Курила.
– Хорошее имечко. А с какого ты града или веси?
– Из Грýшевки я. Это недалече, версты три. Там матушка у меня живёт. Не казните смертью, люди добрые, хоть виру возьмите, хоть отслужу.
– А, вот, интересно, – задумчиво протянул Андрей. – Знает ли его матушка, чем её чадо промышляет? Что она скажет, если рассказать о твоих подвигах?
Детина резко подломился в коленях, рванул на груди вышитую красными петушками рубаху.
– Не надо матушке.… Смилуйтесь! Не своей охотой я…. Червеню в карты проигрался, он и сказал – или на разбой с нами, или в бабу превратим. Куда ж мне деваться-то было?!
Рука бывшего мента вторично поставила незадачливого «кудеяра» на ноги.
– Честными гостями примет нас матушка твоя? Издалека мы, переночевать негде, где города, где веси – не знаем.
– А-а… – в глазах пленника появилось сомнение, которое он побоялся высказать вслух этим хмурым непонятным людям.
– Он же тебе сказал – честными гостями. Мы люди мирные, а то, что татям укорот давать умеем, так, служба у нас такая. Была, – Андрей сурово смотрел на облома.
– Воями были?
– Воями, воями. Обиды зазря чинить никому не будем. Видишь, даже тебя, обормота, не зарезали. Но служить нам будешь, как положено аманату5. Плохого делать не заставим, но за непослушание – не взыщи. Вот, для начала падаль эту закопаешь.
Глаза Андрея искрили, пока он слушал эту тираду. За спиной пленника он показал другу большой палец, смотрящий вверх.
Дождавшись, пока штрафник выполнит поставленное задание, они втроём мирно зашагали к деревне. По дороге простодушный парень, отвечая на вполне невинные вопросы профессионалов, вывалил им кучу полезной информации. Государство, в котором они оказались, называлось Руссией, правил всем Великий Кнез Бран. К югу лежали земли хозар и аланов, с первыми в основном воевали, со вторыми больше торговали.
Народ Руссии поклонялся пантеону богов, практически не отличающемуся от древнеславянского их мира. Возглавлял его Белобог, противостоял ему Чернобог, правили, соответственно, один днём, другой ночью. На северо-западе лежали земли ругов, с которыми, в принципе, жили дружно. Правда, у тех единого порядка не было и то и дело какие-нибудь шайки выходили из подчинения короля и грабили веси на окраинах Руссии. Но это были, как говорится, эксцессы и на геополитику они серьёзного влияния не оказывали.
К востоку, в непролазных таёжных дебрях, жили племена диких охотников, к западу были ещё какие-то государства, но про них Курила ничего не знал, хотя для своих лет и положения был очень неплохо информирован, даже похвалился, что знает грамоте. Грамота, как выяснилось, была рунная.
Лес постепенно поредел, сменился лесостепью и, обойдя очередной околок, путники вышли к веси. То есть, к обычной по виду русской деревне – бревенчатые дома, плетни, брешущие барбосы. С края веси стояло несколько сгоревших почти дотла домов. На вопрос Андрея Курила пояснил. – змей безобразил. Он ещё в дороге объяснил, что змей. – явление довольно редкое, иной и всю жизнь проживёт. – ни единого не встретит.
Выяснилось также, что убитый ими экземпляр был не очень крупный – примерно две трети от зрелой особи. Их вообще трудно убить, т. к. тварь, несмотря на размеры, очень проворная. Пробить его шкуру оружием можно только в паховой области, где чешуя помельче, под нижней челюстью, ну и, соответственно, в пасть и в глаза.
Шкура эта всегда в очень большой цене – такая добыча трудов и смертей многих стоит. Идёт она только на изготовление доспешной одёжи. Не пробить её стрелой, мечом али копьём и нипочём не горит, зараза. Такую себе может позволить лишь кнез или какой другой владыка.
Узнав, что его новые знакомые – змееборцы, Курила проникся к ним нешуточным почтением. Совершить такой подвиг втроём, по здешним меркам, было нереально.
Матушка нового знакомого оказалась классической квочкой. Этакой полненькой хлопотуньей лет сорока с бойким и весьма острым язычком. Акела подсунул юнцу легенду, по которой Козолуп с Червенем хотели его избить за отказ разбойничать. Восторженный рассказ сына, что гости вступились за него и в честном бою отправили душегубов к праотцам, произвёл впечатление. Усадив гостей за стол, матушка Милёна решила, что уже и любопытство невозбранно проявить.
– Как же Вас звать-величать, гости дорогие?
– Акела, – не имело смысла представляться обычным именем.
В этой, явно, дохристианской Руси, к крещёным именам люди, скорее всего, непривычны. Позывной «от Киплинга» – самый оптимальный вариант. Видя, что у хозяйки слегка приподнялись брови, пояснил: – Это значит «волк», друзья прозвали.
Глазами он дал понять другу: «Делай, как я». Тот и сам был не дурней паровоза и мяч, как обычно, принял с лёту.
– Барс. Это такой большой кот.
– Знаю, – она засмеялась. – Хорошая парочка. Как насчёт «кошка с собакой»?
– Так, то ж кошка, а не кот, – невозмутимо отпарировал Андрей.
– Тоже позывной? – тихонько спросил друга Акела.
Тот тихонько кивнул.
Милёна одобрительно хмыкнула, оценив по достоинству находчивость гостей. Она, кстати, была далеко не дурой, да и дитятко своё, видимо, знала хорошо. По быстрому взгляду Милёны Андрей понял – матушка сообразила, что правду ей подали под соусом и явно в усечённом варианте, но не подала виду.
Узнав, что с ними были ещё люди, она быстро отправила сынка к соседям и через некоторое время за окном простучали копыта. Увидев внимательный взгляд Акелы, пояснила, что она в веси «старшуха» с тех самых пор, как деревню пожгли хозары. Старики погибли в огне, женщины едва успели спасти детишек, убежав с ними в леса. Две трети мужиков полегли, прикрывая отход, с тех пор она и вдовствует.
Рассказ сопровождался мимолётными взглядами на Акелу. Под насмешливым взглядом Андрея он понял, что этой ночью, скорее всего, придётся расстаться с невинностью. Слишком долго, видимо, хозяйка обходилась без мужика. Да и не стоило выходить из образа одинокого воя. Когда подошло время укладываться спать, Милёна показала им сеновал.
– Акела, – непринуждённо попросила она. – Помоги корову загнать. Уросливая, зараза, сладу с ней никакого.
«Ну да, а сын тебе в этом уже не помощник», – подумал Акела, мельком покосившись на серьёзное, даже слишком, лицо друга, но тот опустил глаза. Он повернулся и покорно пошёл за невысокой ладной фигуркой старшухи, колобком катившейся со двора. Когда они отошли подальше, он притянул женщину к себе. С готовностью подавшись навстречу, она ответила на его поцелуй, прошептав: – Подожди чуток.
Едва они оказались на дальнем сеновале, Милёна жарко впилась в его губы. Не давая ему опомниться, переместилась, обжигая дыханием кожу, на шею, грудь. Когда баловница добралась до живота, разведчик понял, что и в древние патриархальные времена практичные женщины умели зрить в корень. Как раз в это время хозяйка добралась до этого самого корня, после чего думать о чём-либо не было уже возможности по чисто техническим причинам.
Однако, поскольку мужчина всё-таки олицетворяет собой активное начало, пальцы Акелы вскоре сжимали полные бёдра Милёны, а сам он, временно оказавшись хозяином положения, всё сильнее и сильнее входил в разгорячённое лоно, пока взрыв торжествующей плоти не разметал их по перебулгаченному сену.
Открыв глаза, матушка сладко потянулась и моментально привела себя в порядок. Увидев, что бывалый вояка тоже готов, махнула головой: «Пошли». На земле, мимолётно прижавшись, благодарно чмокнула в щёку.
– Да, а где «потерянная» корова? – спохватился он.
– Сейчас поглядим, – невинно отозвалась Милёна. – О, за сеновалом привязана, злыдня. Совсем распоясалась!
Они довели её до стайки. Милёна негромким голосом, в ночной тиши слышным довольно далеко, объясняла корове, что она-таки не права. При этом она поминала близких родственников коровы, её родословную, манеры и привычки. Всё вышеперечисленное, будь оно правдой, дало бы ни в чём не повинной скотине все основания провалиться под землю. Но вряд ли даже рогатые служители преисподней, по поверьям, обитающие там, приняли бы к себе эту тварь, будучи и сами достаточно испорченными.
В который раз подивившись этому невинному женскому цинизму, Акела залез на сеновал. Коснувшись головой набитой пахучим сеном подушки, он мгновенно вырубился. Если Андрей и не спал, то никак этого не проявил.
Глава 2. О некоторых неудобствах в связи с известностью
И скрываются до срока
Даже рыцари в лесах,
Кто без страха и упрёка,
Тот всегда не при деньгах.
…Его разбудил смех, точнее, хохот. Свесив голову с сеновала, Акела обнаружил во дворе всю честную компанию в полном составе.
– …да Борисыч, наверное, тёлку какую-нибудь всю ночь в стогу понужал, – послышался насмешливый голос Соловья. – Старый конь борозды не испортит.… О! Борисыч! А я тут мужикам просто с пеной у рта доказываю – ну, не может Борисыч «по лебедям» пуститься! Он человек серьёзный, положительный…
– Особливо ежели его положить. – сверкнул зубами из-под усов Толстый.
– Вот, сами бы и попробовали, – коварно улыбаясь, посоветовал Андрей.
Васька хотел что-то ответить, но Акела успел его перебить.
– Хлопцы-молодцы, а где Савельевна?
– Отказалась она ехать, – виновато доложил Славик.
– Как это – отказалась? Она, хоть и старая уже, но с мозгами никаких проблем, соображает – дай Бог всякому.
– Понимаешь, когда остались, Савельевна нас погнала по оставшимся домам. – проверить, есть ли ещё кто живой. Напротив твоего дома, Борисыч, мужик пожилой жил, как его…
– Мельник, – подсказал Акела, соскальзывая на землю и потягиваясь.
– Точно. Савельевна-то в курсе, что уехали они тогда в райцентр к родне, да по магазинам, а вернуться видать не успели. А у него, ты знаешь, хозяйство…– Васька возвёл очи горе.
– Знаю, – сказал нетерпеливо Акела. – Куркуль тот ещё. Дом – полная чаша. И что?
– Что-что, с этим хозяйством нам возиться пришлось.
– Ты-то навозился! – хмыкнул Славка. – У Мельника в подполье целая фляга самогонки стояла. Угадайте с трёх раз, что сделал Соловей, когда эту флягу нашёл?
– Неужто сдал в Фонд Мира? – саркастически поинтересовался Акела. – Нет, ну, ничего больше в голову не приходит, хоть убейте!
Мужики заржали. Васька укоризненно покачал головой.
– Смейтесь, смейтесь.… Над собой смеётесь.
– Ага, мы бы с Савельевной тоже от души посмеялись, если бы этот хрон у собачьей конуры не споткнулся. Едва от пса оттащить успели, так он ещё и кочевряжиться начал. Сроду б не поверил, что старуха так душевно материться умеет! Да в нагрузку, пару раз его палкой, аккурат, вдоль седалищного нерва опоясала!
– Так, это всё лирика. А бабка-то, почему не поехала, из-за скотины, что ли?
– И из-за неё. Там же у него целая ферма, да ещё всякой птицы прорва. Говорит, что грех бросать на погибель. И вообще, она деревню бросать не захотела. Ей, мол, помирать в родном доме надо, коль срок придёт, а погост рядом и вся родня там лежит. Её же не переубедить, упёрлась…
– Да, уж, знаю. Медведя в лесу легче на содомский грех уболтать.
Сзади хлопнула калитка.
– Доброго утречка, гости дорогие.
– И тебе того же, хозяюшка, – вразнобой ответили мужчины.
– Не казни, старшой, ребят своих. Мне Весняк сказывал – уговаривали её все, но бесполезно – кремень старуха. Он ей голубка оставил, так, что, случись чего, она его отправит. Я тогда сразу мужиков пошлю – тут верхами недалёко.
Милёна, улыбаясь, оглядела мужиков.
– Поутренничали уже?
– Что? А-а, да, поели и молочка попили. Борисыч, иди подкормись, – сказал Слава. – Молочко у нашей хозяйки – чудо.
– Это не у меня, а у Ночки, – блеснула зубами Милёна. – Попей, Акела.
– Не откажусь, – отозвался он.
Молоко, действительно, было выше всех похвал – лучше магазинных сливок. У непривычного человека кишки скрутит так, что никакой «Мезим» их не распутает. Слава Богу, у Акелы такой беды отродясь не бывало. Он, по тихой грусти, опростал глечик под горку нежнейших, ещё тёплых, шанежек. Ну, вот, теперь можно и с голодным побороться. Когда Борисыч вышел на крыльцо, солнце уже пробиралось между вершин деревьев. Милёна, выйдя из коровника, прищурившись, поглядела на небо, потом повернулась к гостю.
– Чем заниматься думаете, воины?
Акела пожал плечами.
– На шее у тебя, по-любому, сидеть не будем. Что съедим, то отбатрачим.
Краска досады появилась на щеках хозяйки.
– Не об этом я, старшой. У нашего кузнеца купец проездом остановился. Аккурат, сегодня утречком он спрашивал – не поедет ли кто с ним охраной? Наших я никого не пустила. Мужиков мало, а работы невпроворот. Вы – другое дело, вы Сварогу [1] служите.
Акела задумался ненадолго и рассмеялся.
– Умница ты, Милёнушка. Золотая голова, – и, чмокнув славную женщину в щёку, вышел со двора.
Приезжий купец расположился лагерем во дворе коваля Добруши. Барс и Акела, войдя, дружески кивнули ему. Оглядевшись, они подошли к сидящему в глубине двора хорошо одетому грузному мужчине, безошибочно определив в нём того, кого искали. Во-первых, торговый человек, во-вторых, старший в компании, которая состояла ещё из трёх мужчин разного возраста и молоденькой девицы. Девка была пышнотелой и довольно пригожей.
В мужиках они так же легко угадали охрану. Дело было даже не в доспехах и оружии. Неизгладимая печать профессионала войны была ясно видна на всех троих. Их внимательный взгляд и положение тела, готового мгновенно вскочить, многое говорило опытному глазу.
Их эти профи тоже уже прокачали, хотя они пришли без оружия, а одеты были в крестьянскую одежду. Милёна выдала из запасов покойного мужа. Не ходить же по деревне в джинсах и свитере, пора уже применяться к местности.
Смазливая пышечка лет восемнадцати тоже успела оценить их и, оставив без внимания пожилого Акелу, строила глазки Барсу. Седой худенький дедок, мирно хлебавший из глиняной миски тюрю из простокваши с хлебом, глянул на них мельком. Казалось, его, в настоящий момент, кроме простокваши, не интересует ничего на свете. Только чутьё подсказывало, что из этой троицы он и есть самый опытный и опасный.