– Эй! – всполошилась сидха. – Совсем ума лишился, ты, как там тебя?.. Лечишь ты её, что ли? Да знаешь, что она с нами сделает, едва в себя придя? Мне с ней только потому и удалось справиться, что я эту тварь врасплох захватила!
– Ты захватила врасплох Гончую Некрополиса? – Тёрн удивлённо поднял брови. – Верится с трудом, о истиннорождённая Нэисс. Гончую Некрополиса врасплох захватить невозможно. Иначе это уже не Гончая и не Некрополиса.
Сидха гордо задрала нос:
– Не хочешь – не верь, мне-то что за дело…
– Ты послушай, – строго перебил её дхусс, – она поползла за тобой, потому что своих, похоже, страшилась ещё больше. Посмотри на обруч. Рун мало, всего три. Последняя —
большая «акс». А первая?.. Видишь —
малая «зерд», потом
– малая же «вайт»… В чём-то отличилась, но недостаточно, свободного места слишком много. Гончая – из молодых. Три руны, из них только одна большая, а одна из малых – начальная; чин, следовательно, из мелких, начальных. Задание ей дали простое – вести одурманенную заклятьем или снадобьем сидху, а потом то ли пленница сама перебила наговор, то ли алхимики неправильно рассчитали силу зелья – не знаю, что случилось, однако сидха пришла в себя задолго до места назначения. А Гончая ничего не заметила… наверное.
Нэисс не ответила. Только глазищи так и сверкали янтарным пламенем, соперничая в яркости с горящим в ладони дхусса серебристым огнём.
Раненая пошевелилась и застонала. Стон получился жалобный, жалкий и слабый. Совсем не свойственный свирепой и бесчувственной Гончей, не знающей ни милосердия, ни сострадания, ни сомнений, ни колебаний.
Щека Нэисс дёрнулась. Когти выдвинулись до самого предела.
– Успокойся, дикая. Она, – кивок на лежавшую, – тебе вреда уже не причинит.
– А ты откуда знаешь? – зашипела Нэисс.
– Знаю, – коротко ответил дхусс, не переставая возиться с Гончей.
– Скажите, пожалуйста, какой всезнайка! А вот выпустит она тебе кишки, тогда что? Или ты у нас такой непобедимый?..
– С настоящей Гончей в открытом бою мне, конечно, не справиться, – неожиданно спокойно и легко признался дхусс.
– Не может быть! – передразнила его Нэисс. – Чтобы дхусс вот так запросто признал, что…
– Сколько можно повторять, что я не дхусс?
– Да, вот теперь готова поверить, – ядовито бросила сидха. – Ни один истинный дхусс с таким никогда бы не согласился.
– Я не истинный дхусс. И меня подобные глупости не трогают, – спокойно отозвался Тёрн. – Ага! Нашёл! Глубоко, однако ж, как затянуло уже…
Он резко выпрямился. Окровавленные пальцы сжимали нечто вроде короткой толстой иглы, сейчас кажущейся почти что чёрной. С иглы медленно срывались тяжёлые маслянистые капли.
– Крепко ж ты её, – покачал головой дхусс, поднимая глаза на сидху. – Neander Xazix, верная и неотразимая, иначе – Игла-до-Сердца.
– А чего их жалеть, – Нэисс оскалила мелкие зубы. – Нелюдь и нежить они, более никто.
Откуда этот дхусс может знать, как на языке сидхов зовётся это убийственное и считающееся неотразимым заклинание?
– Кровь у неё красная и горячая, – зло бросил Тёрн. – У зомби и прочей нежити такого не бывает.
– Она хуже нежити. Зомби безмозглы, их такими сотворили. А она…
– Её тоже сотворили такой, – заметил Тёрн. – Она тоже не виновата.
– Ага, ага, она не виновата, её пославшие не виноваты, маги, что придумывали те заклятья, тоже не виноваты, потому что ими двигало не что иное, как страсть к чистому познанию…
– Здесь не место для философических диспутов, – Дхусс брезгливо переломил покрытую тёмной кровью иглу. – Долг знающего – помочь страждущему. Так гласит кодекс Далейны…
– Ты слышал о кодексе Далейны? – вздрогнула сидха.
– Не люблю неумных, – возведя глаза к небу, сообщил Тёрн молчаливым колючим ветвям.
– Это я-то неумная?! – вскинулась Нэисс.
Её собеседник, похоже, счёл, что отвечать ниже его достоинства.
Раненая Гончая тем временем вновь зашевелилась и застонала. Тонкие руки и ноги, на вид такие хрупкие, содрогнулись в конвульсиях. Туго обтянутая серым платом-повязкой голова приподнялась, Гончая резко выдохнула – воздух пополам с кровью.
– Ты пропорола ей лёгкое, – осуждающе сказал Тёрн. – Даже убить как следует не смогла. Чтобы сразу и без мучений.
– Без мучений, как же! Я и хотела, чтобы эта тварь подольше мучилась! Чтоб на своей поганой шкуре почувствовала, чтоб до дна проняло напоследок! – выкрикнула Нэисс, резко отворачиваясь.
– Очень достойно чести благородных сидхов, очень достойно. – Тёрн вновь склонился над раненой, руки его снова заскользили по окровавленной одежде. Гончая за– дёргалась и застонала. Пальцы судорожно сжались, впиваясь в землю, скребя её, словно пытаясь невесть до чего до-браться.
– И вторая иголка… и третья… – Дхусс в упор взглянул на сидху и отчеканил: – Ни одно живое существо, какие бы преступления оно ни совершило, не заслужило таких мук. Если оно обречено смерти по приговору справедливого суда – казнь должна совершиться молниеносно. Пытая и мучая своих врагов, пусть даже они причинили нам великое зло, мы становимся в ряд с ними…
– Шпаришь как по писаному, – усмехнулась сидха. – Тебя бы самого в Шкуродёрню, эту, как её, этику магии преподавать. Сказали б тебе там ученички, куда ты можешь засунуть себе свою этику… равно как и принципы.
– Принципы на то и принципы, чтобы никто и ничто не заставило тебя их куда-то там засовывать, – спокойно отозвался Тёрн. – Ага… четвёртая… ну всё, готово.
Гончая Некрополиса тем временем постепенно приходила в себя. Глаза мало-помалу обретали осмысленное выражение – большие, выразительные глаза, чёрные, словно подземный горючий камень. Ещё совсем недавно их покрывала пелена, сейчас взгляд прояснился.
– К-х-то… – прохрипела Гончая. – Кхто тхы?..
– Тебе вредно разговаривать, – осторожно ответил дхусс тихим спокойным голосом опытного врачевателя, разговаривающего с тяжелобольным пациентом.
– Гхде-е…
– Она тут, – Тёрн полностью проигнорировал яростный жест Нэисс.
– Онха-а… уб-хьёт…
– Успокойся. Никто никого не будет убивать. Во всяком случае, пока я здесь, ничья кровь не прольётся. Ни твоя, ни её. Обещаю тебе.
– Йа-ха… нхе-е… убхерегхла…
– Забудь об этом. Что было, то было. Лежи спокойно. Знаю, тебе очень хочется пить, но этого пока нельзя. Потерпи, пока моё заклятье сработает. Тогда осуши хоть все здешние ручьи.
– Заботливый какой, – фыркнула Нэисс.
Сидха дрожала от негодования, когти выпущены, колени напряжены, тело готово к прыжку; и в то же время свойственным всем сидхам полузвериным чутьём она сознавала – на этого дхусса лучше не бросаться. Даже если тебе удастся застать его врасплох.
– Лежи, лежи, – Тёрн слегка похлопал Гончую по плечу. – Сейчас станет лучше. Ты уснёшь, и духи покоя снизойдут к тебе, унося душу твою в надзвёздные выси, где мириады сияющих огней, где нет ни зла, ни боли…
Голос Тёрна обернулся завораживающей, усыпляющей литанией. Повинуясь приказу, веки Гончей затрепетали, антрацитовые глаза закрылись.
– Спит, – удовлетворённо обронил дхусс-врачеватель, улыбнувшись и проведя пальцем по клановому знаку на щеке. Нэисс показалось, что на миг знак этот осветился изнутри.
Сидха наблюдала за Тёрном с возрастающей тревогой, смешанной с невольным почтением. Она всадила четыре Иглы в Гончую, обрекла ту на неминуемую и мучительную смерть не один раз, а четырежды – а этот непонятный, невесть откуда взявшийся дхусс (дикарь, каннибал, чудовище, согласно представлениям сидхов) играючи спас тварь Некрополиса, перебив боевое заклятье, которое Нэисс не без основания считала своей гордостью. Разве ее, Нэисс, сумели бы взять тогда, если б перед этим не опоили? А ведь точно, что опоили. Иначе как Гончая Некрополиса нашла бы её? И потом, в пути, постоянная слабость, непреходящий сон, сравнимый со смертью. А кто мог опоить – да только один человек, торговец, у которого она делала покупки прямо перед самым похищением… Проклятый Алаврус! Ну ничего, до него она доберётся, она ведь теперь свободна.
Собственно говоря, сидху здесь уже ничто не удерживало. До рассвета ещё далеко, но уйти она может прямо сейчас. Связываться с этим непонятным дхуссом – себе дороже, но и задержать её он вряд ли сумеет. И она, Нэисс, конечно же, уйдёт. Вот только докончит по возможности начатое дело.
Но, похоже, именно что «по возможности».
– Ладно, дхусс Тёрн, или как тебя там, – холодно сказала она наконец. – Ты сам делай что хочешь, мне всё равно. Но эту тварь я живой отпустить не могу. Понимаешь ты это или нет?
– Нет, не понимаю, – ровным голосом ответил Тёрн, безо всяких церемоний растягиваясь прямо на ковре из опавшей хвои. – Потому что причинить зло раненому – величайшее злодеяние. Дождись, когда она поправится. И вызови её на честный бой, если уж так жаждешь её смерти.
– Что?! Её? На честный бой?! – вскипела сидха. – Откуда ты взялся, дхусс-который-не-дхусс, с неба свалился?
– Этот вопрос к делу не относится, Нэисс. Я не желаю зла ни тебе, ни ей. Все войны и тому подобное – величайшие глупость и зло. Мыслящие не должны убивать мыслящих. Эта простая истина никогда не приходила тебе в голову? Кто-то ведь должен первым остановить этот кровавый маховик. «Мне отмщение, и аз воздам!» – издевательски передразнил он кого-то. – Эта девушка, Гончая, куда более несчастна, чем ты. Её наверняка купили на рабском рынке, видимо, показалась здоровее среди десятков других истощённых, запаршивевших, больных… Её пичкали отвратительными снадобьями – порядочный и честный алхимик такие никогда не станет составлять, даже под угрозой смерти и мук. Над ней творили жуткие обряды. Она в плену могущественных заклятий. С самого детства она не видела ничего… из того, что должна была видеть. Из неё сделали чудовище, но она человек, она жива, и значит – ничего ещё не потеряно.
– В каком бездной забытом монастыре тебе внушили этакую чушь?! – завопила сидха. – Ты что, не знаешь, как поступают на службу Некрополиса? Мастера ведь не только на рынке ребятишек покупают! «Придите к нам все, кто слаб, – мы дадим вам силу. Придите к нам все, кто обижен, – мы дадим возможность отомстить. Придите все, кому опостылел этот мир, – мы сожжём его, развеем пепел и вознесёмся на небо, к престолу великого Ома!» Эти твари сами сползаются в Некрополис! Чтобы там дали силу, дали власть пытать, мучить и убивать! Ничего другого им не нужно! Забыл уже, что три руны эта бестия получить-таки успела?! Скольких она убила ради этого?! Сколько погубила невинных?! А ты хочешь ей всё простить?! Никогда! Через мой труп, дхусс! Будем драться!
– Пустой разговор, – поморщился Тёрн. – Мы с тобой не судьи и уж тем более не палачи. И драться я с тобой не стану, не надейся. Всё, что я сделал, – это оказал помощь раненой. Тем более не забывай, что по закону Некрополиса она уже приговорена, самое меньшее – к зомбированию. Ты ускользнула, задание провалено. Никто из Мастеров и слушать не станет никаких её объяснений. Ты понимаешь, что она сейчас изгой в куда большей степени, нежели ты? Тебе есть куда возвращаться – а ей уже нет.
Сидха отвернулась. Кулаки крепко сжаты, когти спрятались.
– Мне тоже некуда возвращаться, – глухо проговорила она. – Все мои… вся моя Ветвь… Руками вот этой… твари…
Наступило молчание. Тёрн медленно поднялся на ноги и встал рядом с сидхой.
– Прости. Я не знал… Скорблю вместе с тобой, – тихо проговорил он. – Вознесём же Поминальное Слово, как положено каноном Уходящих.
– Я уже устала удивляться тебе, – вздохнула сидха, касаясь уголков глаз и смахивая так некстати пробившуюся слезу. – И составленный Далейной кодекс Лечащих ты знаешь, и Поминальное Слово… а рассуждаешь – будто и впрямь с неба. Врагов жалей, раненых не добивай… Словно и не знаешь, что тогда они тебя сами добьют.
– Оставим это, – прежним негромким голосом ответил дхусс. – Вознесём Поминальное Слово.
– А ты… ты веришь, что есть что-то там, за смертью? – вдруг как-то робко спросила Нэисс. – Мы ведь просто угасаем, как огоньки в ночи, ни следа, ни отблеска… И никакие маги так и не смогли найти того, что в древних свитках времён Семи Зверей называлось «душой»…
– Я верю, что мы не угасаем, – негромко, но твёрдо и непреклонно сказал Тёрн. – Это никак не доказать, тут можно только верить. Кто-то верит в добрых неведомых богов, неведомых, невидимых и не проявляющих себя, кто-то поклоняется всемогущему Ому, Единому, кто-то до сих пор чтит Зверей, кто-то считает, что у каждой местности и страны свои небесные владыки, кто-то… впрочем, неважно. Произнесём Поминальное Слово. Как звалась твоя Ветвь?
– Deleon Xian, – шепнула сидха, опускаясь на колени.
– Хорошо, – в тон ей шёпотом сказал дхусс и тихо стал читать Поминальное Слово.
Как и положено, на языке сидхов. На правильном церемониальном языке, Высоком Сиддхеане, Abro Siddhean, лучше, чем смогла бы сказать сама Нэисс. Идеальные интонации, безукоризненные переходы; где, где, где он мог всё это узнать?! Этот дхусс словно бы учил речь сидхов с пелёнок.
…В Слове говорилось, как цвела и благоухала Ветвь под добрым светом, как отдыхала она в благовонной ночной тьме. Уходили во мглу предки, но потомки занимали их место, менялись иглы и листья на деревьях, но Ветвь была вечна, и пребудет вечна, пусть даже с неё упал последний живой лепесток, ибо Растущее бессмертно, а никакой беде не выкорчевать глубоких предвечных Корней.
Откроем сердце печали и откроем сердце радости; откроем глаза свету и откроем их тьме. Пока струятся ручьи и мчатся ветры, пока зима сменяется летом, а осень – весною, до тех пор не должно горе лишить нас сил, ибо мы поминаем павших, чтобы обрести силы жить.
Окончив Слово, и Нэисс, и дхусс долго молчали. Тишина сочилась меж опустившихся колючих ветвей, над тёмными громадами гор сияли звёзды да ярко пылала, наискось перечеркнув созвездие Жужелицы, острым мечом нависшая над миром комета.
– Отойдём ко сну, – сказал наконец Тёрн. – Гончая проспит самое меньшее до полудня. Обещай, Нэисс, что не причинишь ей зла.
Сидха молча кивнула, борясь с подступающими рыданиями.
– Обещай, – настойчиво сказал дхусс.
– Да что ты понимаешь! – не выдержав, сорвалась сидха. Слёзы так и брызнули из её глаз. – У тебя когда-нибудь убивали всех, ты, чурбан деревянный?! Нет?! Тогда молчи и не вставай между мной и местью!
– Поговорим об этом завтра, – чуть ли не умоляюще проговорил Тёрн. – Яркое светило порой помогает… хотя иные речи допустимо вести только ночью.
Сидха отвернулась, совсем по-девчоночьи шмыгая носом и утирая слёзы тыльной стороной ладони.
– Поговорим об этом завтра, – мягко повторил дхусс. – Мне кажется, что всё выйдет совсем не так, как тебе кажется…
Утро плеснуло в глаза водоворотами света, ветер примчал волны ароматов с диких свободных гор, прожурчала приветствие быстротекущая вода. Дхусс пил долго и с наслаждением, фыркая, брызгаясь и плескаясь. Нэисс – осторожно, словно вышедшая на водопой пугливая лань. Гончая Некрополиса, как и предупреждал Тёрн, всё ещё спала. Про себя Нэисс удивилась – она сама закрывала глаза с чёткой мыслью пробудиться среди ночи и… Однако сон оказался настолько глубок и покоен, что разбудило истиннорождённую сидху только утреннее пламя рассвета.
Горный лес ожил, затараторили, защебетали алогрудки, пронеслась над головой пара стрельков, из кустов выбрался, покосился на странную компанию и потопал по своим делам деловитый полосатый рыскун. Отсюда, из седловины меж двумя каменными великанами, виднелось только слабое сияние – там, где скалы кончались отвесным обрывом, а под ними билось в непреодолимую преграду море равнинных лесов и рощ. За ночь подожжённый Нэисс возок сгорел дотла, и ветры разнесли дым далеко во все стороны.
Сидха не нуждалась в еде, ей хватало, в случае необходимости, молодых лесных почек. Грибной сезон ещё не начался, добыть еду в лесу обычному человеку было бы нелегко. Дхусс, к её полному изумлению, тоже удовольствовался аккуратно срезанными молодыми побегами – иглы на них уже успели отрасти, но не затвердеть.