Он сказал: «Ее зовут Диана».
ГЛАВА 6
Турк рассказал Томасу о Лизе, не слишком вдаваясь в подробности. О том, как они сблизились, заблудившись в горах. Как он тосковал по ней потом, после возвращения в город, когда Лиза решила порвать с ним отношения. Как они снова оказались вместе в ту ночь, когда стал падать пепел.
Томас слушал его, сидя в своем стареньком драном кресле, прихлебывая пиво из зеленой бутылки и блаженно улыбаясь, словно все эти бури жизни были от него где-то за тридевять земель.
— Судя по твоему рассказу, ты не очень хорошо знаешь эту девушку.
— Чтобы кому-то верить, необязательно его хорошо знать. А ей я верю.
— Прямо так уж и веришь?
— Да.
Томас собрал в пригоршню свои мешковатые джинсы в паху:
— Вот чему ты веришь. Все моряки одним миром мазаны.
— Это не то.
— Это всегда не то. И всегда то. Так с какой целью ты мне о ней рассказываешь?
— Я хотел, если ты не против, тебя с ней познакомить.
— Со мной? Турк, я тебе папаша, что ли?
— Нет, но ты… ты не такой, каким был раньше.
— Не понимаю, при чем тут это?
Турку приходилось очень осторожно касаться этой темы. Он боялся нечаянно задеть Томаса.
— Одним словом… она интересуется Четвертыми.
— О Господи. — Томас закатил глаза. — Интересуется?..
— У нее есть на то причины.
— И ты хочешь представить ей меня в качестве образца номер один, я верно понял?
— Нет. Мне бы хотелось сделать так, чтобы Лиза смогла поговорить с Дианой. Но прежде мне нужно узнать твое мнение о ней.
Диана, «западный доктор» — или медсестра, как она упорно предпочитала себя называть, — спешно прибыла из деревни на севере, чтобы осмотреть Томаса.
Сначала Турк был настроен к ней недоверчиво. Как он подозревал, в Экватории, тем более в такой глуши, никто ни у кого не проверял дипломов и лицензий. Всякий, у кого есть клизма и бутылка дистиллированной воды, смело мог бы назваться здесь врачом, и боссы могильщиков с Берега Лома охотно привечали бы такого врача. Тем более если он не просит денег за лечение, независимо от его результатов. Турк сидел с Томасом в пустой хижине, куда должна была прийти Диана, время от времени занимая его болтовнёй, пока старик не уснул. Несмотря на то, что из-под самодельной повязки до сих продолжала сочиться кровь. Хижина была из какого-то местного дерева вроде бамбука, плоскую жестяную крышу подпирали ободранные стволы, то расширяющиеся, то сужающиеся. Пахло несвежей едой, табаком и потом. Было жарко. Редкие вздохи тропического ветерка чуть шевелили москитную сетку, закрывающую дверной проем.
Солнце уже садилось, когда Диана поднялась наконец по дощатым ступенькам и, откинув сетку, ступила в хижину на шаткий помост, держащийся на нескольких брусьях. На ней была туника и широкие штаны из ткани, цветом и фактурой напоминающей некрашеный муслин. Она была немолода. Очень немолода. Ее светлые волосы казались почти прозрачным пухом.
— Кому требуется помощь? — спросила она, окинув хижину беглым взглядом. — И, пожалуйста, зажгите лампу, здесь ничего не видно.
— Меня зовут Турк Файндли, — сказал Турк.
— Это вам требуется помощь?
— Нет, я…
— Где больной?
Турк зажег масляную лампу и провел доктора за ширму, к желтоватому тюфяку, на котором спал Томас. Жужжание насекомых снаружи становилось все громче. Турк никогда не ожидал такого от насекомых, но это гудящее стальное стаккато нельзя было спутать больше ни с чем. С берега доносился еще стук молотков, грохот железа, пыхтение и завывание дизелей.
Томас похрапывал в забытьи. Диана с отвращением посмотрела на кое-как повязанный окровавленный бинт.
— Что случилось?
Турк рассказал ей про неудачную швартовку «Пустельги».
— Выходит, он пожертвовал собой ради вас?
— Ну, собой не собой, но куском руки точно.
— Счастливый вы человек. Всем бы таких друзей.
— Пожалуйста, посмотрите, что у него с рукой… А там будет ясно, счастливый я человек или нет.
Она потрогала Томаса за плечо. Тот открыл глаза и немедленно выругался — старинной, жгучей, как перец, креольской похабщиной. Потом попытался сесть, но у него ничего не вышло.
— А это что еще, б…, за старушенция?
— Я медсестра. Успокойтесь. Кто делал вам перевязку?
— Какой-то козел на корабле.
— У него это получилось крайне неудачно. Можно, я осмотрю вашу руку?
— Я думаю, он это делал впервые в жизни. Он… ё-мое!.. Отец небесный!.. Турк, это правда медсестра?!
— Не ведите себя как маленький, — сказала Диана. — И лежите смирно. Я не смогу вам помочь, пока не пойму, в чем дело. — Она помолчала, продолжая осмотр. — Ясно… Вам повезло, что артерия не задета. — Она достала из сумки шприц и наполнила его. — Это обезболивающее. Сейчас сделаем вам укол. Потом промоем рану.
Томас было принялся негодовать, но больше для виду. После укола ему заметно полегчало.
Турк отошел в сторону, чтобы освободить место Диане, — хижина была совсем крохотной. Он попытался представить себе, на что похожа жизнь могильщиков судов.
Спать в ангаре, молиться, чтобы тебя не убило и не покалечило раньше, чем закончится годовой «контракт» и тебе выдадут обещанную зарплату вместе с билетом до Порта. По словам босса могильщиков, в лагере был официальный врач, но он приходил дважды в неделю и в основном для заполнения бумаг. Большую часть рутинной работы — скальпелем и иголкой — приходилось делать Диане.
Турк наблюдал за ней — за тем, как движется в такт ее движениям тень на прозрачной сетке. Диана была худощавой и двигалась с выверенной осторожностью, свойственной очень старым людям. И в то же время ее никак нельзя было назвать слабосильной. Она делала свое дело спокойно и сосредоточенно, иногда что-то бормоча себе под нос. Лет ей было примерно столько же, что и Томасу, — а ему можно было дать когда шестьдесят, когда семьдесят, когда и все восемьдесят.
Томас то и дело ругался, но уже не так свирепо — сказывалось действие обезболивающего. В хижине несносно пахло антисептиком, и Турк вышел за дверь. Уже почти стемнело. Неподалеку росло скопление цветущих кустов, ни на что не похожих. Их шестипалые листья чуть трепетали от бриза, а цветы были голубыми и пахли как клевер, корица или еще какие-то рождественские пряности. Вдали чуть светились, как фитильки, огни и костры Берега Лома. А за ним, отсвечивая бледно-зеленым фосфорическим светом, расстилался океан. Чужие звезды всходили на небо, начиная свой неспешный и величественный еженощный круг.
Диана закончила работу и сказала:
— Есть риск осложнений.
Она присела рядом с Турком на краешке бруса, поддерживающего пол на высоте примерно фута от земли. Промыть и зашить рану Томаса оказалось, судя по всему, делом непростым. Диана достала платок и вытерла пот со лба. У нее американский акцент, подумал Турк, — что-то южное, может, Мэриленд.
— Каких осложнений?
— Ну, особенно бояться нечего. Но в Экватории совсем другая микрофлора, чем на Земле, если вы понимаете, о чем я говорю…
— Может, я и выгляжу придурком, но не до такой степени невежда.
Диана рассмеялась.
— Прошу прощения, мистер… Как вас зовут?
— Файндли, но зовите меня Турком.
— Такого имени я, кажется, еще не встречала.
— Просто, мэм, я в детстве немного жил с семьей в Стамбуле. Вот и нахватался всего турецкого. С тех пор меня все зовут Турк. Так что вы имели в виду: Томас может заразиться каким-то местным заболеванием?
— На этой планете раньше не было людей. Ни гоминидов, ни приматов, ни кого-либо, хоть сколько-то генетически напоминающего нас. Поэтому большинство местных вирусов для нас безопасно. Но бактерии и грибки, как вы знаете, хорошо размножаются в любой теплой и влажной среде, в том числе и в человеческом организме. Здесь нет ничего такого, к чему мы не могли бы адаптироваться, мистер Файндли, — простите, Турк, — и ничего чересчур опасного и заразного для землян. И все же это не лучшая идея — отправиться в Новый Свет с совершенно расшатанной иммунной системой, и вдобавок — как в случае мистера Джинна — заработать здесь открытую рану, которую забинтует какой-то идиот.
— Может, ему надо было дать какие-нибудь антибиотики?
— Я и дала. Но местная микрофлора не всегда реагирует на обычные антибиотики. Поймите меня правильно. Его здоровью ничто особенно не угрожает, надеюсь, но всегда стоит подстраховаться. Вы его близкий друг?
— Не то чтобы очень близкий. Но, как я уже говорил, он пострадал из-за меня.
— Мне бы хотелось, чтобы он несколько дней побыл здесь под моим присмотром. Согласны?
— Конечно. Если только вы сами сумеете убедить его остаться. Я ему не сын, не родня, он меня не послушает…
— Куда вы собираетесь отправиться, если не секрет?
— В Порт.
— У вас есть там какой-то определенный адрес? Телефон?
— Нет, мэм. Я вообще здесь первый день. Пожалуйста, передайте Томасу, если он тоже соберется в Порт, что я буду по вечерам ждать его в клубе моряков.
— Передам, — сказала огорченно Диана.
— Или, может, мне вам позвонить?
Она повернулась к нему и долго, пристально на него смотрела. Словно стараясь заглянуть в душу. Ему уже делалось не по себе от этого взгляда.
— Хорошо, — сказала она наконец. — Я оставлю вам номер.
Она достала из сумочки карандаш и написала неровным почерком свой телефон на корешке билета Прибрежно-городской пассажирской компании.
— Она тебя испытывала, — сказал Томас.
— Знаю.
— Ну и чутье у этой бабы.
— Да, в том-то все дело, — ответил Турк.
В Порту Турк приискал себе жилище. Он жил на те небольшие деньги, что у него были, и каждый день наведывался в клуб моряков в надежде встретить Томаса. Но Томас все не появлялся. Поначалу это не очень беспокоило Турка. Томас мог быть где угодно. С его характером он вполне мог решиться и на переход через горы. Так что Турк, заказывая себе ужин и выпивку, тут же забывал о своем приятеле с «Пустельги». Так прошел месяц. Наконец Турк достал корешок билета и позвонил по номеру, оставленному Дианой.
Механический голос ответил: такого номера не существует.
Это всерьез его озадачило, а заодно и пробудило в нем чувство ответственности. Денег у него осталось совсем чуть-чуть. Он собирался устроиться наладчиком на трубопроводы и все же решил перед тем съездить на Берег Лома. Один из боссов могильщиков помнил его в лицо. Он сказал, что Томас заболел, и очень серьезно, но у них, конечно, не было ни времени, ни возможностей возиться с каким-то старым больным матросом, поэтому Диана и рыбаки-минанги отвезли Томаса к себе в деревню.
У выезда на шоссе находился китайский ресторанчик с жестяной крышей. Турк поужинал в нем, после чего поймал очередную попутку. Водитель, агент какой-то африканской торговой фирмы, ехал на север, к подковообразной бухте с крикливой рекламой, светящейся в долгих экваторианских сумерках. Он указал Турку на грунтовую дорогу, уходящую в лес, с указателем на странном языке, и сказал: «Деревня там». Турк прошел пару миль и к тому часу, когда звезды становятся ярче, а мошкара — назойливее, — добрался наконец до горстки деревянных домишек с крышами, настланными поверх буйволовых рогов. Неподалеку была лавка, где за столами, сделанными из кабельных катушек, пили кофе при свете фонариков люди в огромных тюрбанах. Он изобразил самую вежливую улыбку, какую мог, и спросил, как пройти к клинике доктора Дианы.
Один из местных улыбнулся в ответ и перевел остальным его просьбу. К Турку подошли двое крепких молодых людей. Один встал слева от него, другой справа. Он еще раз повторил свою просьбу, и один из них ответил по-английски:
— Мы вас проводим.
Они тоже улыбались, но Турку было не по себе от вида дружелюбных внешне, но строгих конвоиров.
Да, наверное, когда ты приехал, я находился в совершенной жопе, — сказал Томас.
— Еще какой, — подтвердил Турк. — А ты что, сам ничего не помнишь?
— Очень мало.
«Совершенная жопа» означала, что Томас лежал, изможденный до крайности, не вставая с постели и с трудом дыша, в комнатушке в большом деревянном доме, который Диана называла своей «клиникой».
Турка при взгляде на своего друга охватил ужас.
— Господи Иисусе, что с ним?
— Не волнуйтесь, — сказала ибу Диана, как называли ее в деревне. Видимо, это было каким-то местным почтительным обращением.
— Он умирает?
— Нет. Он выздоравливает… хотя внешне, понимаю, это выглядит довольно ужасно.
— Все из-за той раны?
Вид у Томаса был такой, словно ему вставили в горло шланг от пылесоса и высосали из него все внутренности. Турк никогда еще не видел настолько исхудалого человека.
— Нет, все гораздо сложнее. Присядьте, я вам сейчас объясню.
За окном клиники Дианы в деревне продолжалась шумная вечерняя жизнь. На карнизах покачивались светильники, откуда-то доносилась музыка, напоминавшая громыхание жести. У Дианы были электрический чайник и французская кофемолка. Она приготовила кофе — горячий и крепкий.
По словам Дианы, до последнего времени в клинике работали два настоящих врача. Это ее муж и еще одна женщина, по национальности минангкабау. Оба они недавно умерли, и Диана осталась одна. Все знания, какие у нее были, она приобрела, работая медсестрой. Этого было достаточно, чтобы клиника продолжала существовать: она была жизненно необходима не только для этой деревни, но и для дюжины соседних, не говоря уж о нищих могильщиках. В сложных случаях, когда Диана не могла помочь своими силами, она направляла пациентов в больницу Красного Полумесяца на севере побережья или в благотворительный католический госпиталь в Порт-Магеллане, хотя путь туда был неблизким. С колотыми и резаными ранами, несложными переломами, заурядными болезнями и расстройствами она отлично справлялась сама. Диана регулярно консультировалась с приезжающим врачом из Порта, который, понимая ее положение, заботился об обеспечении клиники основными медикаментами, стерильными бинтами и тому подобным.
— Так, может, лучше было отправить Томаса в Порт? — спросил Турк. — По-моему, он чувствует себя крайне неважно.
— Рана на руке — самая пустяковая из его проблем. Он говорил вам, что у него рак?
— Нет… О Господи! Быть не может.
— Мы перевезли его сюда, потому что в рану попала инфекция и началось воспаление. Но по первому же анализу крови я поняла, что дело куда хуже. Из диагностического оборудования у меня мало что есть, зато есть переносной флюорограф. Ему хоть и десять лет уже, но работает отлично. После флюорографии все стало окончательно ясно. Если бы Томас не попал сюда, он бы прожил очень недолго. Как вы знаете, рак не принадлежит к числу неизлечимых заболеваний, но ваш друг слишком долго не обращался к врачам. У него были уже очень глубокие метастазы.
— Он умрет?
— Нет. — Диана помолчала и еще раз посмотрела на Турка тем же пронзительно странным взглядом. Он сделал усилие, чтобы не отвести глаз. Это напоминало игру в кошки-мышки.
— Я предложила ему не совсем традиционное лечение.
— Какое, что-нибудь вроде облучения?
— Я предложила ему пройти курс четвертого возраста.
Турк на миг лишился речи. Из-за окна по-прежнему доносилась музыка — что-то невыносимо немелодичное, напоминающее беспорядочные звуки ксилофона, пропущенные через дешевый динамик.
— Вы это можете?..
— Могу. Я это сделала.
У Турка промелькнула мысль: «Вот это да, ну я и влип!» И как теперь из этого выбираться с наименьшим ущербом для своей шкуры?
— Как я понимаю, здесь это не запрещено…
— Вы ошибаетесь. Просто здесь легче это скрыть. Но нужна осторожность. Лишние десятилетия жизни, сами понимаете, лучше не афишировать.
— Вы же могли мне этого и не говорить…
— Не могла. Потому что Томасу, когда он встанет на ноги, понадобится определенный уход. И потому, что вы производите впечатление человека, которому можно доверять.
— Как вы об этом догадались?
— Хотя бы по тому, что вы приехали сюда из-за него. — Она улыбнулась, и Турк смутился. — Интуиция, основанная на опыте, назовем это так. Вы понимаете, что курс Четвертых — это касается не только долголетия? Марсиане с очень большой осторожностью относились ко всему, что связано с вторжением в генетику. Они не хотели создать касту влиятельных стариков. Курс Четвертых одно дает, другое отнимает. Дает лишние тридцать — сорок лет жизни, и наглядный пример тому — я сама, если вы еще не догадались. Но он также кое-что изменяет в человеческом устройстве.