Тут же это и отметили.
— Государь, — захмелевшим голосом произнес Шереметьев, — а ведь Жигимонт проворонил твой поход. Вон — сидит у себя и в ус не дует. Мню — удивлен он окажется немало, когда узнает.
— Да! — воскликнул один из бояр. — Прозевал он, царь-батюшка твои приготовления!
— А может молитвы Всевышний услышал?
— А то как же?! Конечно услышал! — Крикнул Шереметьев. — И Жигимонт сидит у себя дома. И крымский хан! Не иначе, как Всевышний услышал твои, Государь, молитвы. Да и наши. Ибо вот те крест, молился об успехе сего дела.
— И я! И я! — начали Шереметьеву вторить остальные.
Иоанн Васильевич вяло улыбнулся.
— А что, разве с Переяславля-Рязанского или Ельца нету никаких новостей? — спросил кто-то из бояр. — Неужели крымский хан не пошел ни к Хаджи-Тархану, ни к нам?
— Ногаи заволжские сказывают, что крымский хан сидит у себя дома и пьет кумыс, — ответил с улыбкой царь. — Так ли это, мне не ведомо. Но есть надежда.
— А что сами ногаи делают? Отчего на помощь нам не пришли?
— У них смута, — пожал плечами Иоанн Васильевич. — К нашей ли это пользе, али нет — время покажет. Пока мы смогли сделать задуманное. А они остались в стороне и не взяли своего в Хаджи-Тархане.
— А с Перекопа новостей нет?
— Через Днепр на днях пришел купец с весточкой из Перекопа. Он сообщил, что Давлет Герай не собирается в этом году ни в какие походы. Да и с наших южных городов особенных новостей нет. Только мелкие шайки татей проказничают. Но это обычное дело. В остальном же в южных городах все спокойно.
— А в Туле? — смешливо фыркнул один из бояр.
Иоанн Васильевич ничего ему не ответил, мрачно зыркнув.
И все замолчали.
И даже как-то потупились, потому что неудачной вышла шутка и весьма несвоевременной. Знали же как Государь раздражает из-за этих слухов.
В этой тишине постучались в дверь.
— Кто там? — громогласно спросил Шереметьев, пытаясь сбавить напряженность, от которой, казалось даже воздух стал гуще. Словно кисель.
— Там гонец из Москвы прибыл, — заглянув в помещение и низко поклонившись, пискнул дьячок, прекрасно оценив неприятную обстановку.
— Зови! — не глядя на царя, произнес Иван Васильевич Большой. Новости из Москвы были очень важны.
Зашел гонец и, пройдя к Государю, передал ему письмо. Сказав, что от царицы и это очень важно.
Царь помрачнел ликом, ожидая чего-то до крайности дурного. Анастасия вряд ли стала бы отвлекать его от похода по мелочам.
Давать это письмо читать кому-то еще не решился. Мало ли важные сведения личного характера? Поэтому приняв свиток, он сломал печать, развернул его и углубился в чтение. Про себя, только лишь беззвучно шевеля губами.
И чем больше читал, тем сильнее на его лице проступало недоумение.
— Что-то случилось? — спросил Шереметьев.
— Что-то скоро случится, — после слегка затянувшейся паузы произнес царь. — В Москве волнения.
— Ох! — выдохнули все присутствующие, явно раздосадованные этой новостью.
— Значит Жигимонт все же нашел способ нас уязвить.
— Я не уверен, что это он. Жигимонт — папист. А паписты не противятся учению Иосифа Волоцкого, относительно церковных владений. Им поддерживать нестяжателей не с руки.
— А… — начал было говорить и осекся Иван Васильевич Большой. — Так что же произошло?
— Протопоп Сильвестр, как я за порог, сразу проповеди уличные затеял. Сказывая, будто бы в Туле всем миром поднимали полк, побитый после нашествия. И старшины должникам своим простили, и воевода пожертвовал, и купцы скинулись. Одна только церковь осталась в стороне. И не просто осталась, но и себе урвала кусок с этих пожертвований и даров. И он поднял вопрос — уж не татарам ли она служит?
— А волнения с чего начались?
— Люди митрополита пытались Сильвестра заткнуть. Так еле от толпы ушли. Поколотили их знатно. Макарий теперь сидит в кремле на своем подворье и носа не высовывает оттуда. Посад же весь натурально кипит. Оказалось, что кроме Сильвестра хватает проповедников…
— А чего они требуют? Чтобы митрополит пожертвовал денег на нужды тульского полка?
— Супруга моя пишет, что они требуют снятия Макария с кафедры и суда над ним. Обвиняя в фарисействе, дескать, он и его сторонники есть истинные еретики, впавшие в жидовство. Они также требуют отъема земель церковных в пользу казны моей. И… — начал было говорить царь, но скривившись, замер.
— Что?
— Сильвестр заявляет, что Всеслав воскрес — это само по себе чудо. Но то, что он сотворил в Туле — тоже чудо, ведь он сумел словом, без насилия убедить старшин простить своих должников. А что это как не чудо? И теперь требует созыва Поместного собора, на котором должно не только снять Макария и осудить его со сторонниками, но и признать эти два чуда.
— Вот те раз… — покачал головой Шереметьев. — Это что же? Андрейку он призывает почитать как старинного Рюриковича? Как природного князя? Он с ума спятил?
— Мы выступаем на Москву? — спросил кто-то из бояр.
Иоанн Васильевич задумался.
Его власть зиждилась на трех основных «китах».
Во-первых, на могуществе его собственного домена. Ибо он был индивидуально сильнее любого боярина, обладая непреодолимо большим количеством ресурсов. Через что его слово весило реально много, даже в отрыве от царского титула.
Во-вторых, на союзе с определенными боярскими родами, которые его поддерживали. Так как им это было выгодно. В первую очередь на Захарьиных. Но и те же Шереметьевы, будучи приближенными к царю, держались за свое положение.
В-третьих, на крепкой дружбе с митрополитом и поддерживающей его тусовки «иосифлян» — сторонников всемерного увеличение земли и прочего имущества церкви.
Что предлагал, возжигая страсть толпы, протопоп Сильвестр?
Митрополита Макария убрать. И под этим соусом начать секуляризацию. Что, собственно, он уже не раз и предлагал царю. Это бы позволило разом увеличить личное могущество царя, через увеличение его личных владений. Ведь церковь к середине XVI века хоть и не стала еще крупнейшим в России землевладельцем, обойдя самого царя, но уже изрядно приблизилась к этому.
С одной стороны, а с другой — подобный шаг выбивал бы из-под ног царя «табуретку», на которой он стоял. Одну из трех. Ведь союз с иосифлянами у него был крепким и старым. Еще бабка — Софья Палеолог — его заключила. С тех пор он и держался. Даже в период кризиса 1553 года митрополит Макарий был среди тех, кто поддержал царя. За это, правда, приходилось платить постоянными пожертвованиями и дарами. Как в формате ценного движимого имущества, так и земли. А также закрывать глаза на разорения церковной администрацией помещиков на местах. Но такова природа союзников. Они не поддержат тебя за красивые глазки…
С третьей стороны отказ от поддержки старого союзника, мог бы немало пошатнуть опору царя в лице лояльных бояр. Прецедент ведь. Иосифляне то против него ничего не злоумышляли. И на власть его не покушались. Поэтому выступление против них не только выбил бы одну из трех «табуреток», но и немало подкосило вторую.
Мотивацию же Сильвестр Иоанн Васильевич также понял без особых проблем. Он выслуживался после «залета» в 1553 году. Ведь его влияние на царя стало резко уходить на спад из-за одного неправильного поступка. Вот и пытался возвратить все взад. Насколько это вообще было возможно. Хотя Государь не исключал и того, что Сильвестр метил сам в митрополиты, что в немалой степени обеспечило бы его будущее.
Так что вопрос боярина заставил Иоанна Васильевича серьезно задуматься. Ибо ситуация выходила далеко не такой однозначной, какой могла бы показаться. Получалось что-то вроде классики про синицу в руках и дятела в жопе. Тем более, что тут Сильвестр еще приплел и Всеслава…
— В Москву говоришь? — переспросил после долгой паузы царь. — Да, надо бы. Но мы пока не знаем точно — будет ли набег.
— Как же так? Вроде бы все молчат…
— А ну как Перекоп соврал? Или, пользуясь моментом, союзные Давлет Гераю ногаи идут сейчас к Рязани. А мы уйдем к Москве. Кто ее защитит?
— Так что мы будем делать? — поинтересовался Шереметьев.
В этот момент вновь постучались.
— Что там?! — раздраженно и слишком громко крикнул один из бояр.
Заглянул испуганный дьяк и пискнул:
— Гонец из Тулы.
— Зови! — излишне поспешно произнес Иоанн Васильевич.
Для него это был шанс красиво выйти из положения. Ну, насколько это вообще возможно. Потому как идти сейчас в столицу означало верное участие в решение возникших противоречий. А этого царь хотел всецело избежать. Слишком усилившихся иосифлян требовалось прижать. Но и выступать против них открыто он не хотел. Поэтому самоустранится под любым благовидным предлогом ему казался очень неплохим вариантом.
Гонец зашел.
Окинул несколько напряженным взором присутствующих. И замер в нерешительности.
— Что у тебя? — спросил Шереметьев.
— Послание Государю от Даниила Романовича.
— Давай сюда, — поспешно произнес Иоанн Васильевич. Если уж шурин написал, значит действительно что-то интересное происходило.
Он спешно сломал печать первого свитка. Прочитал его про себя, лишь шевеля губами. Подумал чуток. Еще раз прочитал. После чего принял второй свиток и также сломав печать, начал его изучать. Это было как раз то письмо, которое Андрей направил воеводе. Не копия, а оригинал. В первом же Даниил Романович пояснял его. Кроме всего прочего он говорил, что может биться об заклад, будто бы парень не простолюдин.
Иоанн Васильевич отложил оба свитка и потер переносицу, а потом увлекшись, начал растирать лицо.
— Что случилось? — напряженно спросил один из бояр.
— Опять Андрей? — поинтересовался Шереметьев.
— Мог бы не спрашивать, — фыркнул царь в сторону Ивана Васильевича Большого. — У нас редкая новость из Тулы последний год без его имени обходится.
— Что в этот раз?
— Он умудрился найти войско там, где его не было. Воевода и старшины тульские считают, что Андрей сумел сколотить из разрозненных банд крупный отряд, который теперь висит у него на хвосте. И который он пытается завести в засаду.
— Сколько?
— Две-три сотни всадников.
— Странно.
— Вот и мне кажется, что странно. Очень похоже на то, что его пытаются отогнать, дабы он не сумел обнаружить войско.
— Зачем его отгонять таким крупным отрядом?
— Наглый, дерзкий… — пожал плечами Государь. — Другого объяснения я не вижу.
Все помолчали. Они тоже не понимали, как так вышло, что горсткой воинов образовался настолько большой хвост.
— Значит идем к Туле? Как два года назад? — спросил Шереметьев.
— Да.
— А Москва?! — воскликнул кто-то из бояр.
— Предлагаешь пропустить татар к Москве? — задал риторический вопрос Иоанн свет Васильевич и боярин потупился, отведя взгляд.
Многим же из присутствующих стало понятно, что царь в своей обыкновенной манере старается не принимать быстрых решений. И хотел подумать. Оттого и не спешил в Москву, где обстоятельства потребовали бы от него быстроты и решительности. Но и возразить доводам, относительно двух-трех сотен «сабель» татарских под Тулой не могли. Ведь странное до крайности дело. А значит, что? Не иначе Божье провидение вмешивается и указывает нужный путь…
Часть 3. Глава 8
Глава 8
1554 год, 7 августа, где-то южнее Тулы
Полдень.
Низкие, тяжелые, черные грозовые тучи медленно летели по небу, вызывая у Андрея ассоциации с дирижаблями «Киров» из Red Alert. А где-то на краю его сознаю крутилась переводная адаптация знаменитого гимна из той же франшизы в исполнении Radio Tapok.
Парень остановил своего коня. И встряхнул головой, сбрасывая изрядно утомившие его наваждения.
Он находился на длинном и узком поле. Ближе к его концу. Перед ним метрах в ста лежало пепелище деревни Селезневки. Ее в 1552 году татары пожгли и с тех пор местные так и не восстановили поселение. Но оно и понятно. Край все еще был разорен и людей не хватало, так что черед таких вот разгромленных поселение не пришел…
Усталость.
Она была колоссальной.
Андрей устал играть в эти «кошки-мышки». Столько дней длились эти салочки со смертью? Ужас… просто ужас… И усталость она была больше психологической, чем физической.
Из леса донесся звук кукушки. Обычной вроде. Но Андрей на него обернулся и увидел Устина, что, прячась за деревом отмахивал цветным флажком.
— Готовность к бою, — тихо произнес молодой вотчинник. — Значит полк пришел.
После чего очень тщательно осмотрел лес.
Ничего и никого.
Люди, видимо, очень добротно укрылись за деревьями. Подлеска тут не было. Совсем. Так — небольшая полоса бурьяна у самых деревьев и все. Отчего казалось, будто лес просматривается далеко и глубоко. Иллюзия. Из-за этого Андрей и выбрал это место для засады…
Там, на другом конце длинного узкого поля в полутора километрах виднелись степняки. Они тоже устали. Это было хорошо заметно. Того запала как раньше больше не наблюдалось.
Андрей потерял в этой игре Федота и Егора. Двоих. Всего двоих. Хотя для его отряда это не так уж и мало. Однако татары и ногаи, преследовавшие «мерзкого сахира и кубулгана», потеряли пятьдесят три человека. Из них двадцать шесть были воинами, остальные — охотники-ловцы из пастухов, которые крутились в фарватере основного отряда и время от времени становились добычей, когда Андрей в очередной раз менял направление и оказывался в тылу преследователей, проходя лесом.
Они боялись и ненавидели эту «мелкую блоху», проклиная тот день, когда подписались на его поимку. Парень ведь наступил на яйца бизнесу одного очень уважаемого человека. И ладно бы просто перебил его людей. Это не страшно. Это бывает. Опасные ведь бизнес. Так нет — он унизил его, устроив своеобразную икебану на кольях из его сотрудников. На такое из них уж точно никто не подписывался. Что категорически подмочило репутацию этого уважаемого человека в степи. И ему требовалось срочно реабилитироваться. Ради чего он и стал привлекать любые средства… любые обещания… Он ведь должен был встретить отряд южнее, чтобы прикрыть от алчных конкурентов. Но встретил лишь жалкую горстку измученных и перепуганных людей, поведавших ему жуткую историю…
Так или иначе, но преследователи психологически измотались намного сильнее Андрея и его людей. Однако они все еще держались. И хотели взять слишком ценный и соблазнительный приз, которым им обещали в финале…
Несколько из предводителей степняков знали это место. Здесь небольшая речка делала крутую петлю, формируя импровизированный полуостров, берега которого, украшал лес. Достаточно густой, но не больше пары сотен метров глубиной. В нем было бы очень сложно нормально укрыться. А уйти из этого «мешка» вряд ли получилось бы. Ведь противоположный берег речки был низким, заболоченным и поросшим рогозом. И пролезть по этой жижи с зарослями совершенно не представлялось возможным.
Татары встали у входа на длинное поле. Его раньше распахивали. Теперь же, вот уже второй год, оно вынужденно лежало под паром и поросло густой травой, которую селяне из соседней деревушки, лежащей в паре километров отсюда, косили. Отчего удобнее для конного боя поля и не придумать. Ровная поверхность без ям и всякого рода неровностей. Трава скошена. Красота в общем.
Степняки немного помедлили, размышляя как быть, стоя у входа в поле. И, после, наверное, десяти минут нерешительности, начали втягиваться. Все. Видимо посчитали, что Андрей наконец-то ошибся и сам себя загнал в ловушку очередным маневром уклонения.
Парень слез с коня и начал снимать с него все лишнее.
— Ты чего делаешь? — спросил Аким.
— Готовлюсь к бою.
— Но зачем? — удивился он. — Вон — они заходят на поле. Нам нужно чуть подождать и отойти за пепелище.
— Мы заманили их в засаду тульского полка. Так?
— Так.
— А мы с тобой в каком полку служим?
— Э-э-э… — задумался Аким.
— Да и что о нас подумают остальные? Не боишься предстать перед полком трусом?