— Да-да, — продолжил Петренко. — Во-первых, — загнул он палец на левой руке, положив правую ладонь на папку с личным делом Звягинцева, — ты использовал препарат, который обязан был сдать на склад.
— Ради спасения человеческих жизней! — тихо, но с гордостью произнёс Святослав. — В боевой обстановке все средства хороши для спасения вверенного личного состава, я не мог поступить иначе. Как бы после этого смотрел в глаза людям, зная, что мог помочь, при этом оказался паскудой, и не сделал этого?
— Тем не менее, Слава, ты нарушил приказ, причём письменный, за который ты расписывался, — продолжил подполковник. — Все зелья и вещи пришельцев положено сдавать на склад, и никак иначе поступать с ними ты не имел права.
Петренко сделал паузу и стал пристально сверлить взглядом подчинённого. Святослав недовольно поджал губы. Он считал, что поступил правильно, несмотря на всякие писульки и приказы. Сам побывав одной ногой в могиле, он не желал того же юным солдатам, которые жизни не видели. Мальчишки, которым и двадцати лет нет, они не заслуживали подобной участи, у них вся жизнь впереди.
— Понятно… — протянул подполковник безэмоциональным тоном, от которого по спине могли бы пробежать мурашки, если бы у тела дубля была подобная функция. — Ты даже не раскаиваешься… Но это не всё.
Петренко раскрыл папку и ткнул указательным пальцем правой руки в центр предпоследнего листа, после чего загнул второй палец на левой ладони.
— Во-вторых, — сказал он, — ты раскрыл Совершенно Секретную информацию! Ты передал секретные сведения солдатам! — металлические нотки ярости проскользнули в голосе мужчины. — Ты хоть понимаешь, насколько всё серьёзно?
— Никак нет, товарищ подполковник. Всё было в пределах выполнения порученного задания. Без разглашения части сведений выполнение задания по удержанию пришельцев было бы поставлено под угрозу. К тому же информация была передана лишь офицерам, и они дали подписку о неразглашении.
— Значит, ты признаёшь, что без ведома руководства передал секретные сведения… — холодно констатировал подполковник. — Не важно, чем ты, Слава, руководствовался, вот тут, — потыкал он пальцем в папку, — всё отражено. Копия этой бумаги ушла в Москву…
На этот моменте Петренко сделал паузу и холодно посмотрел на Святослава, который боялся сболтнуть лишнего. Ему и так казалось, что сказал слишком много, поэтому ждал, что произнесёт руководитель.
— Молчишь? — продолжил подполковник. — Слишком много у тебя косяков, Слава. Я уже не рад, что за тебя поручился. На что ты рассчитывал?
— Я рассчитывал на награду за спасение Родины и людей, товарищ подполковник. Никак не на выговор за отлично выполненную задачу, с которой некоторые коллеги не справились.
— Выговор? — зло произнёс Петренко. — Нет, Слава, выговором ты не отделаешься! Из Москвы уже пришёл приказ, по которому тебя следует задержать и судить по всей строгости военного времени, как предателя Родины, разгласившего совершенно секретную информацию посторонним лицам!
От такой новости Звягинцев впал в ступор.
— Как, судить?! — выпучил он глаза. На лице парня было написано искреннее изумление.
— Обычно судить, Слава, военно-полевым судом! — припечатал подполковник. — А ты думал, мы тут в бирюльки играем?
— Лучше бы я сантехником продолжал работать… — пробормотал Святослав.
— Вот-вот! — зло усмехнулся Петренко. — Лучше бы ты вообще на мою голову не сваливался со своими пришельцами, а чинил себе горшки.
— Странная награда тому, кто всеми силами пытался спасти Родину от захватчиков, — пробормотал Святослав.
Из Звягинцева, казалось, вынули стержень и выпустили весь воздух. Он осунулся, опустил плечи, а лицо испещрили морщины. Внезапно ему пришла в голову мысль, что о краже зелий повышения характеристик не прозвучало ни единого слова. Неужели Рома не отразил это на бумаге? Может, Ласка надеялся, что отведёт от себя угрозу, но при этом напарник отделается лёгким испугом и увольнением? Хотя… Даже если он ничего не написал про зелёные зелья, уже озвученного хватит на десять лет с конфискацией имущества.
— Надо было работать лучше, Слава, — сухо произнёс подполковник, — а не языком трепать!
— Куда уж лучше?! — искренне удивился Звягинцев. — Что ни день, меня пришельцы пытались убить. Между прочим, я не знаменитый киношный «суперагент ноль ноль один Данила Багров», а обычный сантехник!
— Вот-вот, — криво ухмыльнулся Петренко, — агент КГБ из тебя вышел хреновый.
Внезапно дверь в кабинет распахнулась. В помещение быстро просочились два крепких милиционера, которых Звягинцев видел впервые. Петренко кивнул на ошарашенного развитием событий Святослава и приказал милиционерам:
— Увести его в камеру.
— Как же так?! — впал в ступор Звягинцев, умоляюще посмотрев на подполковника. — Сергей Иванович, за что вы так со мной? Вы же понимаете, что иначе нельзя было?
— Ты сам виноват, Слава, — покачал головой Петренко. — За свой длинный язык придётся ответить. Надеюсь, хоть сейчас тебе станет понятно, что ты был частью серьёзной организации, а не делал куличики в детском саду «Ромашка»…
Дубля Звягинцева скрутили опытные милиционеры, хватка у них была серьёзной, обычный человек из неё не вырвался бы, поскольку испытал бы жуткую боль от вывернутых назад рук. Но Дубль боли почти не испытывал, он мог регулировать её уровень, отчего в настоящий момент чувствовал кое-что в рамках тактильных ощущений, дабы не навредить себе ненароком нанесённой травмой из-за полного отсутствия боли. Так что при желании Слава мог бы вырваться, но не стал делать этого.
Святослав воспользовался преимуществами нынешнего тела, постарался отрешиться от окружения, хотя сделать это было сложно. Милиционеры вели его по коридору, руки заковали в наручники, с лица сняли очки, из карманов достали всё, что было: телефон, красную корочку сотрудника КГБ и мятый носовой платок, завалявшийся в кармане джинсов с прошлой стирки.
Итак, всё выглядит вполне реалистично. На спектакль совершенно не похоже. Похоже, что мир сошёл с ума, точнее, некоторые его представители. Пересиливая себя, рискуя жизнью, выполняешь свой долг, а тебя за это наказывают. Разве это справедливо?
— Что, предатель, допрыгался? — зло зыркнул на Святослава один из милиционеров, больно надавив на руку. — Шевелись, тварь!
Слава хоть испытал лишь слабый отголосок боли, но для вида поморщился. Он понимал, что милиционеров не стоит провоцировать. Да и вообще никого нельзя провоцировать, чтобы сохранить целостность дубля как можно дольше. Если двойник внезапно исчезнет, всё в разы ухудшится. Если осудят дубля — это не так страшно, как самому сесть в тюрьму.
— В тюрьме тебе понравится, — ухмыльнулся тот же озлобленный милиционер. — Там любят таких смазливых…
Святослав не понимал подобного отношения к себе со стороны конвоя, поэтому решил уточнить:
— Простите, не понимаю, почему вы так негативно настроены ко мне? Я же не педофил, а всего лишь выполнял свой долг, как это делаете вы. Просто спас солдат от смерти.
— Заткнись, тварь! — зло произнёс тот же милиционер, ударив дубля правым кулаком по почкам. — Не ври мне! Нам сказали, что ты предатель, работаешь на пришельцев! Надеюсь, пожизненное заключение в тюрьме тебе пойдёт на пользу!
— Странные у вас представления о предательстве, — тихо пробормотал Звягинцев. — Если взять зелье пришельцев и напоить им умирающих солдат — это предательство, что же такое героизм?
— Ты!!! Да я тебя за такую ложь…
У того же милиционера от злости желваки заходили ходуном, он хотел нанести несколько ударов по почкам Звягинцева, который понял, что лучше молчать, а то его затея может закончиться провалом слишком быстро. Святослав пожалел о вырвавшихся словах, но порадовался, что выяснил немного о своей участи, точнее, он надеялся, что об участи двойника. Пожизненное заключение… Не так страшно, как смертная казнь. Тогда бы двойник быстро спалился, а так есть шанс продержаться хоть какое-то время.
Слава ожидал ударов, даже зажмурился, но ничего не происходило. Он открыл глаза от резкого тычка в спину, и с удивлением обнаружил, что второй милиционер, который всё это время сохранял спокойное выражение на лице, поймал занесённую для удара руку коллеги и отрицательно покачал головой. Он явно был недоволен самоуправством коллеги. Именно он толкнул Звягинцева в спину, заставляя того двинуться дальше, после чего опустил руку товарища.
— Макс, ты чего? — с обидой вопросил «злой» милиционер у «доброго».
— Не стоит, — спокойно произнёс Макс. — Вдруг он, — кивнул парень на Звягинцева, — не врёт. Ты же знаешь, что в конторе иногда творится полная дичь. А если бы среди погибающих солдат был твой брат, сват, дядя, отец?!
— Да быть такого не может! — презрительно фыркнул «злой» милиционер.
Поняв, что дальше лучше не станет, Звягинцев решил, что с него этого цирка хватит. Он оставил дубля на самоуправление и через мгновение очнулся в своём теле. Распахнув глаза, он потянулся вперёд, нащупал на панели приборов снятые на всякий случай очки и водрузил их на место. Мир сразу обрёл чёткость. Возле автомобиля никого не было, а вот эмоции…
Святослава переполняло от переживаний. Он находился в шоковом состоянии. В теле дубля он не был столь сильно шокирован, теперь же переживал неимоверный ужас. В сознание стучался исконно русский вопрос: «Что делать?!». О том, кто виноват, речи даже не шло, было ясно, что Святослав сам виноват в своих бедах, поскольку изначально сделал неправильный выбор. Не стоило обращаться в КГБ. Пусть хоть рептилоиды с Нибиру устраивали бы под окнами оргии, оно не стоило того, чтобы отравлять себе жизнь обращением к чекистам. Жаль, что хорошие мысли приходят после того, как произошло что-то плохое.
Звягинцев кинул взгляд на пассажирское сиденье. На нём лежал пакет с выстиранным и высушенным милицейским кителем.
— А пиджачок-то я сержанту не передал… Нехорошо получилось, но сейчас не до этого.
***
Тем временем подполковника Петренко вызвали к начальнику. Мужчина сидел в шикарно обставленном кабинете на удобном кожаном кресле для посетителей. Полковник КГБ Ярославцев Михаил Алексеевич разместился в директорском кресле за большим столом, на котором был установлен моноблок с тридцатидюймовым дисплеем. Он провёл ладонью по коротким седым волосам, после чего отбарабанил пальцами по лакированной столешнице.
— Что скажешь, Серёжа, по поводу своего слесаря? — спросил он.
— Михаил Алексеевич, это не мой слесарь, — поморщился Петренко. — Его забрали под стражу.
— Это правильно, — кивнул полковник. — Надо же придумать — наши зелья изводить на каких-то солдат! — возмутился он. — Он, считай, в наш карман залез! Каждый флакон уходит по полмиллиона рублей, пусть каждый третий приходится в Москву руководству отправлять, но нехорошо, когда обычный агент считает себя вправе тратить наши деньги. Три миллиона, Серёжа! Он кинул нас на три миллиона!
— Допустим, «некоторым» только десять процентов отходит, — заметил Петренко, — но вы правы, Михаил Алексеевич, не дело это в наш карман руку запускать.
— Так что с этим парнем? — спросил Ярославцев.
— Припугнул его, — начал Петренко. — Сказал, что отчёт в столицу ушёл, и что его будут судить военно-полевым судом. Он поверил, испугался, — ухмыльнулся подполковник. — Хотя любому понятно, что нам не нужно выносить сор из избы. Но это же простой сантехник.
— Сурово ты с ним. — От улыбки у полковника разгладились морщины. — Но этот парень не один такой. Есть у меня подозрения, что другие оперативники прикарманивают вещи пришельцев. Оперативникам нужен пример козла отпущения, чтобы боялись оставлять себе зелья и прочие инопланетные штуки. Всех не проконтролируешь, к тому же не каждый побежит стучать на коллегу, поскольку может быть с ним в доле. Вовремя нам попался этот болванчик. Опытных оперативников в такой ситуации лучше не трогать. Ты этого, Ласку, тоже обласкай!
Ярославцев рассмеялся над своим незатейливым каламбуром.
— Что предлагаете делать с лейтенантом Ласка, товарищ полковник? — участливо спросил Петренко.
— Что… — задумался полковник. — Увольнять и сильно брать за яйца не стоит, всё же он стуканул на товарища, нам такие муда… в смысле, правильные чекисты с холодным разумом и горячим сердцем нужны. Но и без наказания оставлять нельзя. Ты, Серёжа, лиши его премии, и строгий выговор влепи за использование подотчётных средств без разрешения командования. Оно, конечно, парень правильно поступил, спасая товарища, но оперативников много, а денег всегда мало. Считай, полмиллиона в пустоту спустил, на какого-то вшивого водопроводчика!
— Так точно! — спокойно произнёс подполковник. — Что прикажете делать со Звягинцевым?
— Звягинцева промаринуй у нас в казематах, лучше всего в одиночной камере, чтобы он проникся, — начал Ярославцев. — Заодно по управлению слух пусти о том, что бывает с теми, кто крысятничает. Но, Серёжа, сам понимаешь, нам огласка этого дела не нужна. Поэтому будь добр, до официального разбирательства не доводи, а то…
— Понимаю, Михаил Алексеевич, — кивнул Петренко. — Из столицы нам по шапкам надают, мало не покажется.
— Именно, Серёжа, — высказался Ярославцев. — Именно так. Потом гони этого Звягинцева пинком под зад с волчьим билетом, чтобы духу его тут не было. Ну и… — Кривая усмешка исказила лицо мужчины. — Припугни его хорошенько, чтобы рыпаться боялся. Шаг влево, шаг вправо — расстрел. Так и скажи. Пусть себе по канализациям дальше ползает. Ты мне вот что скажи, зачем вообще ты такого человека к нам принял?
— Товарищ полковник, вы же сами прекрасно знаете, что в связи со сложившейся обстановкой у нас острая нехватка персонала, — оправдывающимся тоном сказал Петренко. — Людей катастрофически не хватает. Нам нужны были хотя бы такие агенты, которыми дырки заткнуть можно. Ну и… Которых не жалко, в случае, если что-то произойдёт. А как показала практика, агенты мрут, как мухи. Что ни день, так несколько трупов. Приходится набирать людей с улицы. В таких, как Звягинцев, можно хотя бы быть уверенным, что они не агенты пришельцев. Да и агентами иностранных разведок обычные работяги не могут быть в принципе. Кому они нужны для вербовки?!
— Логично, — согласился Ярославцев. — Что же, Серёжа, иди, занимайся своими делами.
— Есть, товарищ полковник!
***
Звягинцев понимал, что дома ему оставаться нельзя. Денег на аренду жилища не было. Вся наличность — это четыреста рублей, которые остались от того, что в последний раз натаксовал дубль. Особо не пошикуешь. В гараже тоже нет смысла прятаться. Да ещё дублей нужно куда-то деть. Развеять рука не поднимется.
Подумав, Святослав подключился к Третьему и Четвёртому, после чего передал им указания. Дублям следовало замаскироваться при помощи респираторов и головных уборов. В рабочей одежде, респираторах и бейсболке один, в панаме другой, дубли смотрелись гармонично, будто обычные слесаря. Причём с первого взгляда не скажешь, что они одинаково выглядят. А если такая мысль и промелькнёт, то почти любой человек спишет это на одинаковую рабочую форму. Респираторы на рабочих не кажутся подозрительными, мало ли, чем они занимались. Вот если в общественном транспорте так ехать — тогда странно, а по улице пройти — никто не обратит внимания, разве что редкие прохожие мельком посмотрят и вскоре забудут.