И ее нынешний гражданский муж, - которому никогда не суждено стать законным, - со смешным именем Пампин, или Памп, - относится ко мне, - не побоюсь этого слова грешного, - как "отец родной", - или закадычный понимающий друг. Мне повезло с матерью и Пампом, как никакому другому элитарию, - я рос, окруженный любовью. Почти настоящая счастливая семья.
Не раз мы ездили кататься с ними втроём на лыжах со склонов каньона Итака, - там великолепные снега, но на поверхности Тефии можно находиться исключительно в изолирующем костюме, скрывающем лицо и тело, - это почти скафандр, но напоминающий вторую кожу.
Температура Тефии значительно повысилась после первых её бомбардирок астероидами и привнесением искусственно удерживаемых на поверхности фреонов, но цели создания полностью терраформированной колонии земляне не ставили: они начали освоение этого спутника Сатурна только из-за наличия здесь огромных запасов уникальной воды. Ведь сама Тефия - это целиком ледяная крохотная планетка....
Зему нужны талые воды этого спутника, но не Тефия как райский сад, поэтому здесь надолго сохранится вечное царство льда...
Общество местных колонистов обитает под куполом с искусственной атмосферой, - на десятки километров тянется долина, - "живая" территория с зелеными насаждениями, милыми коттеджами земного типа и даже ласковыми ветрами. Высокие, мне по пояс, травы пахнут опьяняюще нереально, восхитительно, - они настоящие, произрастают на толстом слое плодородного чернозема с Зема. Поднимешь голову, - над тобой голография облачного неба, имитирующего земную синь небес.
В раннем детстве полагал: наша Тефия - настоящая подлинная земля людей, и нет никаких других родин у человечества. Лишь после услышал непонятные сказки о других планетах и десятках миллиардов жителей. Вначале - не поверил, потом - ужаснулся. Бедное человечество обитает в такой скученности в других местах, - стремясь жить на традиционных территориях, но мир - повсюду прекрасен, нужно только захотеть его увидеть, рассмотреть иной рисунок звезд на небе.
Когда вырос, в восемнадцать лет завершив базовый образовательный курс, - пошел сперва работать в филиал Космического Банка, - работа была не слишком сложной, но - не креативной, рутинной, - не для меня. Мать поняла и поддержала мое стремление к науке. За мной сохранили пост третьего заместителя директора с неполным рабочим днем, составлявшим пять часов ежедневно, кроме выходных: я ведал отделением научных инноваций. Исследовав мое общее состояние здоровья, физического и психического, мне было позволено заниматься и другой деятельностью, - в свободное время.
В банк я постоянно ходил на совещания, не опаздывал; изучал и анализировал последние технические достижения, применяемые в банковской деятельности в метрополии и старых колониях; выдавал рекомендации по оптимальному использованию имеющегося у нас оборудования. Словом, деятельность моя казалась мне почти синекурой, отнимавшей времени, - чуть, но дававшей отличную стабильную зарплату и стаж "замдиректора Космобанка", - красиво звучало, завораживающе...
Все оставшееся время делил между изучением Тефии, - ее дивных ледяных запасов и их необычного химического состава, пытаясь забираться в самые неизученные уголки спутника, - и наблюдениями Вселенной.
Это именно я первым зафиксировал странные, официально так и не нерасшифрованные сигналы, шедшие в направлении Солнечной системы из системы Эпсилон Тукана.
Возможно, я и не был первым человеком, обнаружившим их, но нигде не приходилось встречать информацию о подобном. Неожиданной находкой я космического зова я поделился с главой обсерватории Ферием, моим почти другом и добрым наставником.
Ферий мне вначале не поверил, так абсурдно прозвучала для него эта информация: директор обсерватории являлся убежденным пессимистом в вопросе контактов с другими мирами, полагая, что кроме жителей Солнечной системы, других разумных существ не существует, - да и слава Богу, что так! Но он все-таки оформил мое сообщение о принятии повторяющихся сигналов в соответствии с принятыми в обсерватории правилами: так как я не являлся штатным сотрудником обсерватории, он записал "новооткрытое" на себя в журнале наблюдений, - по согласованию со мной. И вскоре отправил информацию о странном наблюдении на Зем. Хороший был человек!
Его вскоре вызвали в метрополию, под предлогом участия в конференции, но назад он так и не вернулся: пришло сообщение, что Ферий погиб на подвесной дороге в районе горы Джомолунгма. Тело не было найдено. Никакой входящей информации с Зема о сущности зарегистрированных сигналов обсерватория не получила. Словно само наше исходящее письмо исчезло в бездне корреспонденции, как в бездонном решете.
Хотел было послать повторный запрос, - уже от своего собственного имени и статуса, - астронома-любителя высшей категории, - вне должностных обязанностей, - но интуитивно не стал этого делать.
Предварительно посоветовался с мудрой матерью, и она велела мне ничего не сообщать на Зем. Сказала: смерть Феерия выглядит подозрительно. Более чем подозрительно! Возможно, мы с Ферием вторглись в засекреченную область исследований, в которую светским лицам ход воспрещен. Феерия вполне могли запросто 'убрать'. Не объяснила, почему. Если расшифровка сигналов и была предметом интереса некоей секретной епархии, почему бы просто не объяснить Феерию, что не нужно разглашать эту информацию, и все? Мать засмеялась моей наивности, завздыхала, сказала, что для меня и Тефия - слишком людный космический объект: с моим невинным взглядом на жизнь только на астероиде личном жить! Привыкнув ей доверять всемерно, - прислушался к её мнению. Сохранил память о сигналах в своем знании. Смолчал, никуда более не отправляя донесений о своем открытии.
Вскоре и заместитель директора обсерватории, без всякой мотивировки, был отозван в метрополию, где получил новое назначение, - на Энцелад. А к нам в обсерваторию с Зема прислали странного директора с образованием неясного типа. Подозреваю, что он был близок к креационистам и совсем не походил на "инженера": чистый администратор, моралист и зануда, абсолютно не разбиравшийся в астрономии. Поэтому, очевидно, его и назначили... Видимо, Зем не был заинтересован в новых космических открытиях, - денег не хватает и на окончательное терраформирование уже созданных колоний землян...
Однако, "новая метла" нисколько не препятствовала моим наблюдениям звездного неба, полагая Стипатора, - то есть меня, - глупым дилетантом-банкиром. Друзья меня зовут Стип, но Стипатор - это подходящее имя для рожденного на спутнике... Мать дала приятную скромную взятку новому "директору" и тот отныне почитал меня своим другом и покровителем в провинциальной глуши. А его недалекая скорта делала мне необтекаемые намеки на симпатию... Глупая девушка...
В двадцать меня случился бурный роман с замечательно красивой рыжей женщиной из самых низов, но умной до чрезвычайности и очень ласковой...
Дочь люпы, рожденная в лунном лупанаре, по умственному развитию она оказалась отличной от других представителей своего сословия. Её отделили от массы детей низшей касты в пять лет, переименовав в Инжению. Не знаю, как там мою возлюбленную звали прежде.
Пройдя соответствующее длительное обучение, - настоящее, с методами зубрежки и зуботычин, - без всякой дорогостоящей суггестии, - она была сочтена пригодной для работы техническим сотрудником на колониальных обсерваториях, - здесь всегда имелись вакансии для амбициозных людей "без связей". Приехала на Тефию с немалой надеждой: заработать честных денег и найти подходящего мужа-инженера.
А полюбила - меня, испортившего ей всю жизнь. Она не была прилипчивой скортой, рожденной для сексуальной радости элитариев, она была женщиной-ученым, скромной, гордой и простой, без любых познаний о сексе и контрацепции. Как дитя. Я был таким же. Молодым и жарким. Общение с матерью не подразумевало лишних откровений, а в дисципии местном, где со мной учился лишь еще один мальчик, уже уехавший покорять Зем, - о сексе упоминалось вскользь, как о чем-то постыдном для элитария.
Наше совместное наблюдение далеких ночных созвездий и высчитывание параллаксов привело вначале к робким, а затем все более жарким и долгим поцелуям, к спешной страсти в темных кабинетах обсерватории. Затем - пришло время безумных упоительных ночей в моей холостяцкой квартире, где я поил её беато и кормил банасами, которых ей не так и довелось попробовать на Земе.
Инжения радовала меня невероятно полной самоотдачей: во имя моего удовольствия она готова была пересечь пешком кратер "Одиссей" или целовать мои руки. Или делать еще большее, - все, что моей душе угодно.
Куда до Инжении низменным, корыстным скортам! Я не мог часу прожить без ее милого голоса, нежных теплых рук и ласковой покорности. Но через несколько месяцев моя возлюбленная оказалась беременной. Я не понимал всего ужаса происшедшего: низшие чины не проходят регулярных анализов, - факт выявился лишь через два месяца. Впрочем, если бы Инжения была беременна от простого ординария, - ничего страшного: спешная регистрация брака, - и все дела. Подумаешь, эка невидаль: ребёнок! Но...
Элитариям не дозволено иметь плод любви от простых женщин, - ни от каких, - естественным образом. Я мог получить статус сознательного правонарушителя норм креационизма, - и претерпеть интернирование на Зем, с последующей демотивировкой, то есть полным лишением памяти о прежних связях и знаниях, - стать растением с элементарными рефлексами. Пришлось обратиться к матери, - она помогла, скрепя сердце: уговорила своего любовника Пампа объявить себя отцом будущего ребёнка, - тот согласился, но жениться отказался: так он лишится права жить с Грациозой, так как ординариям, единожды вступившим в брак, запрещены разводы и супружеские измены. До брака, - гуляй, сколько хочешь: меняй партнеров, погрязай в пучине порока, но после женитьбы, - ни-ни! Иначе будешь наказан лишением в правах. Так в людях воспитывают нравственность.
Но, так как брака-эпигамии между "любящими" (Памп единожды видел Инжению) не было, то ей позволили выносить и родить нормального здорового ребенка - чудную девочку, - причем до самых родов она выполняла свои обязанности астронома-исследователя, и искоса бросала на меня любящие нежные взгляды, ни в чем меня не обвиняя.
После родов ее немедленно передислоцировали, в качестве наказания, на колонию Харон, - без права выезда оттуда в течение двадцати лет. Харон - закрытый объект терраформирования, там ведут неведомые непонятные эксперименты, о сущности которых я могу лишь догадываться, и то благодаря намекам матери, - доступ гражданским лицам туда строго воспрещён. Следовательно, я никогда более не увижу свою возлюбленную: двадцать лет - огромный срок.
Моя дочь от Инжении осталась на Тефии, - в качестве законной дочери Пампа, человека, имеющего официальный стаж свыше двадцати лет и награды правительства за 'ударный труд', - поэтому он был сочтен достойным удочерить собственную дочь и лично ее воспитывать.
Хорошо, что простым людям не делают контрольных тестов ДНК, и никто никогда не выяснит, что дитя - полукровка, незаконное существо, подлежащее исследованию генетиками и, возможно, физическому уничтожению во имя чистоты расы элитариев.
На Земе нам с матерью не удалось бы спасти ребёнка, - мою дочь и её внучку. Девочку, - мы назвали её Флори, - поместили в дорогой интернат, и изредка Памп, в качестве "отца", приводил ее в дом своей возлюбленной Грациозы, - я имел возможность общаться с Флори, - милым рыжим созданием, похожим на игривого, ласкового котёнка. Она звала меня "Степкой", - таково было имя одного из ее наперсников по интернату, - очевидно, "Степан", - и лезла на руки...И мать, молодая веселая бабушка, полюбила Флори, свою крошечную куклу-внучку.
Думаю, я был бы счастлив в браке с Инженией, разделявшей мои научные интересы и устремления, но законы генетиков разрушили нашу идиллию. А через три года пришло от моей любимой нежданное сообщение на адрес обсерватории, - она вышла замуж на Хароне за видного инженера, - заместителя начальника всего местного промышленного производства, - с ним она будет счастливо жить в законном браке, заведет еще детей...
Я научил её любить так, как это умеют элитарии, - думаю, она радует мелкого чиновника своим высоким искусством...
Мать корила меня за отчаяние: все равно нам никогда бы не стать с Инженией законной парой, и, если бы мы были вместе продолжительное время, мог бы возникнуть интерес местных генетиков из "Особого отдела контроля"к нашей дочери, - похожей на нас обоих. Если я любил по-настоящему свою милую, должен лишь радоваться повышению ее статуса благодаря удачному замужеству. Все к лучшему...
Но забыть первую любовь - очень трудно, тем более, при таком меланхоличном характере, как у меня. Небо все чаще забирало мое время. Я отказывался сдавать генетический материал, несмотря на то, что еще не достиг двадцатипятилетия, являющегося для элитариев-мужчин возрастом совершеннолетия, после которого можно оформить отказ от этой формы служения Креатору, если сумеешь доказать, что в состоянии принести пользу обществу иным путем, - но до конфликта пока не доходило.
Прошло несколько лет, стандартных и одинаковых. Как сон пустой.
Неожиданно в филиал Космобанка пришла разнарядка: одному из молодых специалистов технического направления развития надлежит прибыть на Зем для прохождения курсов повышения квалификации; слушателю курсов полагались немалые командировочные, проезд в первом классе и экскурсии по Зему. Мать ухватилась за идею: я мог отправиться в путешествие на Зем не просто бесплатно, но по высшему уровню, за счет средств Космобанка.
Я отнекивался, считая, что ехать стоит одному из инженеров, но она настояла, сочтя будущую поездку идеальной возможностью "сменить обстановку". Она обещала внимательно следить за развитием моей дочери, протирать линзы моего телескопа и слать сообщения - каждый день.
И еще она подарила мне захватывающую идею, на осуществление которой выдала почти неограниченный кредит, будучи по природе женщиной любопытной: она подсказала мне, как наиболее безопасно и скрытно попытаться разузнать больше о смерти моего наставника, астронома Феерия и о самих сигналах, которые, возможно, и ни чего собой не представляют. Или значат много больше, чем мы можем себе представить! Мать понимала мои душевные движения лучше, чем я сам. Заинтригованный, я уехал.
Несколько дней путешествия до метрополии промелькнули быстро.
В салоне всегда было с кем переброситься словом. Удалось даже завести некоторые полезные знакомства. Узнав, что я - представитель Космобанка, а мать - исполнительный директор и соучредитель регионального филиала этого банка, многие пассажиры-элитарии, - из числа не-тунеядцев, избегавших работающей элиты как огня, - делились визитками и номерами личных внешних коннектов. Мне необходимы были их номера для соединения, так как колониальные поселенцы не обязаны вживлять за ухом внутренний коннект-передатчик, - приглашали "заходить" в гости, будучи в их "регионах", давали полезные советы и вели себя мило, почти дружески.
Многим из них я инстинктивно не доверял, даже не пытаясь войти в их смысловую мысленную сферу, чтобы не утратить покоя собственной души. У большинства пассажиров карьеризм чувствовался сразу: стоило лишь встретиться взглядом с бегающими беспокойными глазами да прислушаться к горячим убеждениям, быстрой речи и несколько истерическим пафосным обертонам, да еще подметить тягу к манере тянуть паузу для придания пущей значимости пустословию.
Но с одним человеком, обаятельным здоровяком, подобно мне летевшим на конференцию по инновациям, я почти подружился. Он был с Европы, спутника Юпитера, - на эту немалую колонию наш корабль пришвартовался всего на пару часов. Надеюсь, мне удастся сохранить доброе мнение о Фестине и впоследствии.
На Земе в этот раз не понравилось еще более, чем в детстве: невозможный отвратный воздух Оппидума заставлял часто чихать и искать парковые насаждения. На Земе возмутительно мало зелени; полный развал сельского хозяйства происходит ввиду неоправданной дороговизны земли, скупленной элитой; удешевленная пища, столпотворения народа, огромные магазины с одинаковыми товарами, грубые речи, вызывающая одежда, - низменная среда обитания и низкие нравы не могут нравиться жителю молодого мира Тефии.