— Выкинул! — рявкнул, заглушая негромкий голос криминалиста, полицейский, руководивший задержанием, и довольно сильно хлопнул меня по плечу, — признай, рыжий, ты его выкинул!
— Куда? — спросил я отстраненно и вздохнул. Глупость несусветная, ибо стандартные жилые корпуса, во-первых, герметичны, а во-вторых, никаких укромных мест в них попросту не предусмотрено. Излишество, да будет вам известно.
Впрочем, вряд ли полицейский был настолько глуп, чтобы не знать этого. И этими своими возгласами он вовсе не пытался сформулировать какую-то правдоподобную гипотезу. Он хотел другого — вывести меня из состояния равновесия, напугать и, тем самым, лишить воли. Превратить в удобный материал для обработки.
— Ты учти, рыжий, — тон полицейского из громогласного стал вкрадчивым, а улыбка бесследно улетучилась, — жизнь — штука тяжелая. И опасная. Особенно у нас, на Нэфусе…
Видал я таких философов. С барной стойкой вместо трибуны.
— …и случиться может всякое. Например, случайный выстрел на улице, по пути в участок. Раз — и нет… кое-кого. А в протоколе напишем: «случайный выстрел».
Господи, ну что за примитивизм пополам с наивом?! На кого это рассчитано? На подростка, не оплатившего конфетки в магазине?
— Ладно, — этим многозначительным словом полицейский дал понять, что разговор окончен, — не хочешь говорить здесь — поговоришь в другом месте. Наш следователь тебя быстро… разговорит.
Следующую ночь я провел в участке, конкретно — в одной маленькой одноместной комнатке с герметичными стенами и дверями. И без всяких ужасов, что, по мнению моего собеседника-полицейского, должны были себе вообразить задержанные. Не было никаких пыток, избиений и подсаживания в одну камеру с десятком уголовников. Напротив, меня в участке даже накормили, а кровать, бывшая в «моей» камере единственной мебелью, оказалась вполне пригодной для сна.
На следующий день, ближе к полудню, я предстал перед следователем — маленьким, щуплым человечком с узким неприметным лицом и головой, лишенной всяких признаков растительности. Выглядел он довольно комично, потертый серый костюмчик вызывал ассоциацию с мышью, однако поводов для смеха у меня не было. Взгляд у следователя был далеко не забавный, а пронзительный и парализующий волю. Так мог смотреть удав на свою добычу. После первой же встречи наших взглядов я спешно отвел глаза.
— Имя? Фамилия? Возраст? — бесцветным голосом отчеканил следователь.
— Игорь Сальваторе, — повторил я то, что пришлось вчера говорить дежурному по участку, — тридцать лет.
— Место постоянного жительства? Место работы? Должность? — продолжал тем временем плеваться стандартными фразами следователь. Я знал, что это он так разминается.
— Город Екатеринбург, — отвечал я без тени энтузиазма, — по стандартной номенклатуре — Земля-7. Работаю в электронном издании «Небула» на должности корреспондента. Может быть, вас еще мой пол интересует?
— Забыл сказать, — лицо следователя осталось бесстрастным, а голос бесцветным, — хамить, перебивать, глупо острить — не советую. Вы не в том месте. И не в том положении. Будьте добры отвечать на вопросы. Цель пребывания на Нэфусе?
— Служебная командировка, — ответил я, — мог бы показать документы, но…
— Я знаю, — отмахнулся от меня следователь таким многозначительным ответом, — вот на этом остановимся поподробнее. Мы изучили коммуникатор потерпевшего и выяснили, что позавчера с него было отправлено сообщение по мгновенной почте. Адресат мог быть вашим полным тезкой и земляком, однако, точно такое же сообщение было найдено в вашем коммуникаторе, изъятом при задержании. Только нашли мы его в другой папке — «входящих», а не «отправленных» сообщений. Как вы понимаете, в этой связи вопрос «знали ли вы потерпевшего лично», не имеет смысла. И лучше я задам другой вопрос: в каких отношениях вы состояли с потерпевшим?
— Хорошие знакомые, — не задумываясь, ответил я.
— Вот как. Тогда скажите, господин Сальваторе, что означает это послание — от потерпевшего к вам? Как его понимать? В частности, то, что касается «нехилой сенсации»?
— Да если бы я только знал… — вздохнул я с неподдельной грустью в голосе.
— А вы будете утверждать, что ничего об этом не знаете?
— Разумеется! — воскликнул я, — и… поймите же, наконец — я не убивал Германа Ли! Во-первых, у меня нет оружия, а во-вторых… Ну кому придет в голову убить курицу, несущую золотые яйца?
— Может и в компьютер потерпевшего не вы залезли? — следователь поднялся из-за стола и прошелся по своему кабинету, в то время как я остался сидеть, — а насчет курицы и яиц я вам вот что скажу. Когда очень хочется кушать, золотые яйца… отходят на второй план. Ведь наверняка потерпевший предлагал вам «нехилую сенсацию» не просто так. Он рассчитывал на определенное вознаграждение, но у вас, как я понимаю, были другие планы.
— Послушайте, — решив, что лучшая защита — это нападение, я попытался контратаковать, — да с чего вы вообще взяли, что убийца — я? На каком основании? У вас нет ни улик, ни свидетельских показаний, ни даже орудия преступления. Да, вы застигли меня вроде как на месте преступления. Но тогда на каком основании…
— …мы вломились в чужое жилище, — докончил мою фразу следователь, — вас это интересует? Да будет вам известно, что об убийстве Германа Ли нас предупредили заранее. Не спрашивайте, кто предупредил — это бесполезно. Да и вряд ли вам поможет. Так или иначе, совпало все, вплоть до примет преступника. Ваших примет, господин Сальваторе.
— То, что я рыжий… — попытался возразить я, но следователь не дал мне такой возможности.
— Я же предупредил — не перебивать, — произнес он недовольно, — и дело не в том, что вы рыжий. Просто экспертиза показала, что смерть потерпевшего наступила примерно за полчаса до вашего задержания. Из этого следует, что, кто бы ни был убийцей, вы в момент совершения преступления, скорее всего, были рядом. В пользу этого предположения говорит тот факт, что вас задержали именно в квартире, а не, скажем, в коридоре. Вы смогли попасть внутрь — что затруднительно без разрешения хозяина квартиры и точно заняло бы время, большее, чем тридцать минут. Таким образом, вы при любом раскладе присутствовали на месте преступления в момент его совершения, все видели… но почему-то все скрываете и отпираетесь. Не подскажете причину?
— Я же сказал, — произнес я устало, — ну не убивал я Германа Ли!
— А я сказал, что это не имеет значения, — невозмутимо подытожил следователь.
Роль ролью, а буква закона должна быть соблюдена. Оснований для того чтобы арестовать меня и предъявить официальное обвинение, действительно не было. Чей-то донос, по всей видимости, анонимный, мог даже не рассматриваться судом. Чтобы сделать подозреваемого подследственным, требовались доказательства посерьезнее, в крайнем случае — чистосердечное признание. На последнее, по всей видимости, и рассчитывали полицейские Нэфуса, задерживая меня и подвергая допросу. Однако ничего у них не вышло. Когда человек на все сто уверен в своей невиновности, против него бессилен даже детектор лжи. Его, кстати, и не пытались применять. Сочли пустой тратой времени.
Так что вскоре после общения со следователем меня выпустили. Не совсем, конечно, но, по крайней мере, больше не держали в камере. Это называется по старому — «отпущен под подписку о невыезде», хотя подписывать ничего не пришлось. Мои данные вкупе с соответствующими инструкциями просто-напросто были переданы во все космопорты планеты, все контрольно-пропускные пункты города, а на сладкое — на все станции, посты и опорные пункты Сил Противокосмической Обороны (СПКО). Инструкции на мой счет таковы, что из города меня не выпустят, в космопорте откажут в посадке на рейс, а если вдруг у меня есть космический корабль в личном пользовании, и я попытаюсь на нем удрать, за дело возьмутся СПКОшники. По-своему — так что не первое, так второе удачное попадание превратит меня в пыль вместе с кораблем.
Короче говоря, в моем положении есть как относительный плюс (я на свободе), так и минус, вряд ли столь же относительный. Заключается он в том, что я застрял на этой планете, а те двое суток, на которые оформлена командировка, заканчивались.
Спасибо уже на том, что местная полиция позволила мне воспользоваться каналом мгновенной связи, оплачиваемым из карманов налогоплательщиков. И с приличным оправданием — мол, в любом случае, вышло дешевле, чем держать меня сколько-то дней или месяцев под арестом. С помощью этого канала и без всякой лишней конкретики я предупредил редакцию о том, что задержусь на Нэфусе и попросил продлить срок командировки еще на неделю.
Избытком наивности я, конечно, не страдаю. И прекрасно понимаю, что, несмотря на использование современных технологий, процесс предварительного следствия не ускорился ни на йоту. Как и в старинные времена, он мог длиться несколько месяцев, а то и лет. Преступники ведь тоже не стоят в стороне от прогресса, и, в отличие от своих извечных противников, не сковывают себя разного рода формальностями. В общем, я не надеялся на то, что за неделю дело об убийстве Германа Ли будет раскрыто, и с меня снимут обвинение. Единственное, на что я рассчитывал, так это на собственные силы. На то, что сам смогу найти убийцу, а с ним — и доказательства своей непринадлежности к виду горбатых парнокопытных животных.
Надо сказать, что положение, в котором я оказался, вовсе не сделало меня беспомощным. Во-первых, я по-прежнему располагал суммой, что выделила мне редакция на покупку «нехилой сенсации» у Германа Ли. А во-вторых, не было никаких препятствий к тому, чтобы я потратил эти деньги формально нецелевым способом.
Хорошо уже то, что о ночлеге мне беспокоиться не нужно, тратиться — тем более. Одна из градостроительных норм, введенных МКЭК, в свое время поставила крест на гостиничном деле. Как известно, новые города изначально строятся, что называется, «на вырост». Сперва создается сам город со всеми сооружениями и инфраструктурой, а затем его начинают заполнять жители. Покуда город не заполнен, его власти всячески поощряют иммиграцию, а для вновь прибывших имеется уйма свободного жилья. Жилье предоставляется бесплатно, но изначально — лишь во временное пользование. Никакой перепродажи, наследования или выкупа, никакого «улучшения жилищных условий». Переселенец получает право собственности на занимаемую квартиру вместе со статусом постоянного жителя данного города. В свою очередь, чтобы претендовать на статус постоянного жителя, необходимо: найти в этом городе работу, заработать на ней стаж не менее одного года, и, конечно же, не иметь проблем с законом. Впрочем, на Нэфусе последняя норма по понятным причинам была необязательна.
Нэфус-1, на котором я имел несчастье застрять, к новым городам не относился. Напротив, он давно считался заполненным, а значит, закрывшим двери для иммигрантов. Однако это вовсе не означало, что все квартиры во всех жилых корпусах были заполнены. Как правило, отношение заселенных квартир к общему жилому фонду таких городов составляло от 98 до 99 процентов. Каждый город, считающийся заполненным, формировал небольшой нераспределенный фонд жилья на случай чрезвычайных происшествий или для разного рода гостей. Туристов, например, или командировочников вроде меня.
Любой транспортный модуль оснащен терминалом, через который можно было вывести список всего, имеющегося в городе, «ничейного» жилья. Покинув участок, я не преминул воспользоваться одним из таких терминалов и без особых трудностей подобрал себе временное пристанище. Кстати, квартира Германа Ли, не имевшего наследников, также значилась в списках нераспределенного жилого фонда, однако этот вариант я исключил полностью. Во-первых, квартира наверняка заблокирована полицией и по этой причине не откроет дверь мне навстречу. Во-вторых, ночевать в том месте, где недавно кого-то убили — удовольствие, в высшей степени сомнительное.
Конечно, какой-нибудь сопливый любитель детективных сериалов мог предположить, что в квартире убитого можно найти какие-нибудь важные улики или информацию, которая поможет в расследовании. Увы, в реальной жизни на это рассчитывать не приходится. Германа ликвидировали профессионалы, а профессионалы не склонны оставлять следов. К тому же все, что может иметь хоть малейшее отношение к делу, с наибольшей долей вероятности выгребла полиция. Игорь Сальваторе с невооруженным взглядом против криминалистов с их мудреной техникой — исход состязания понятен?
Так что я остановился в другом месте — довольно далеко и от бывшей квартиры Германа Ли, и от полицейского участка, где я провел первую ночь на Нэфусе. После чисто формального осмотра квартиры, предоставленной мне властями города, я сделал три вещи: принял душ, сходил в ближайший магазин за продуктами, и, конечно же, утолил голод с жаждой. Только после выполнения всех этих условий, я мог использовать свой мозг с полной нагрузкой. Избавившись от делового костюма, расположившись на диване и вроде бы ничего конкретно не делая, я начал обдумывать ситуацию. И надумал следующее.
Первое. В убийстве Германа Ли повинен явно не зловредный сосед. И не ревнивая жена или любовница по причине их отсутствия. Здесь поработал профессионал, вернее даже профессионалы нескольких профилей. Кто-то взломал систему опознания на входе, кто-то удалил все данные с компьютера, кто-то собственно, сделал свое грязное и кровавое дело, а кто-то замел следы. И криминалисты могут сколько угодно ползать по квартире со своей техникой — результатом будет только потерянное время. Ах, да, еще один профессионал выяснил, что Герман Ли связался с Игорем Сальваторе, то бишь со мной, и высчитал время моего прибытия на Нэфус. К этому расчетному времени и была приурочена операция по уничтожению Германа.
Второе. В деле замешан некий осведомитель, он же доносчик, он же стукач, а также дятел, шпик и барабанщик. Эти и многие другие названия для внештатных сотрудников полиции благополучно перекочевали в некогда рафинированное эсперанто из уголовных жаргонов разных земных этносов… Впрочем, перипетии языковой эволюции меня волнуют куда меньше, чем кое-какие нехорошие догадки относительно этого осведомителя. Прежде всего, то обстоятельство, что он знает меня. По крайней мере — видел, иначе, откуда ему известен мой цвет волос? И еще этот осведомитель был заинтересован не только в убийстве Германа Ли, но и в перекладывании вины на меня. И кто, интересно, это может быть?
Третье. Из первых двух пунктов следует, что Герман пал жертвой заговора, преследующего цель нейтрализовать не только моего информатора, но и меня в придачу. Один слишком много знал, другой хочет знать слишком много и, что немаловажно, поделиться этим знанием хотя бы с аудиторией «Небулы». Обещанная Германом Ли «нехилая сенсация» могла задеть интересы каких-то влиятельных людей — хоть во власти, хоть в преступном мире. Причем, задеть настолько, что скандал двухлетней давности показался бы потасовкой дошколят. Осознав сие, влиятельные люди приняли соответствующее решение, а остальное было делом техники. И денег, коих, судя по всему, влиятельные люди не жалели.
Четвертое и последнее. Все эти размышления, конечно, небезынтересны, но в решении главной задачи — доказательстве моей невиновности, они бесполезнее застольной болтовни. Потому что заказчиков подобных преступлений, что называется, за руку не ухватишь, а что касается исполнителей… Найти таких людей на Нэфусе легко только заказчику. Широкий выбор и жесткая конкуренция. А вот виновников конкретного преступления искать не легче, чем пылинку в космосе.
Впрочем, один позитивный вывод из моих размышлений все-таки напрашивается. Виновники убийства Германа Ли вовсе не собираются применять аналогичные меры ко мне. Действительно, зачем убивать журналиста, прославившегося громким разоблачением? Зачем делать из него мученика? Не лучше ли этого разоблачителя упечь в тюрьму? Пусть ненадолго, но сам факт судимости не оставит на моей карьере камня на камне. А поскольку мои недоброжелатели выбрали этот вариант, я могу не бояться выстрела в спину. И в упор — тоже. Бояться стоит разве что давления на следствие и подделки доказательств. Потому как, решив упрятать меня в тюрьму, виновники убийства Германа Ли приложат все силы, чтобы претворить это решение в жизнь.