— Технически это конечно, возможно, — замялся я, — вот только…
— Что? Дорого? А жизнь тебе не дороже? Короче, журналюга, я сейчас собираюсь на работу, ты тоже к «Нэфус Фарма» подтягивайся. Я сброшу тебе его координаты. Увидимся на проходной.
Стандартный служебный корпус отличается от стандартного жилого корпуса разве что функцией помещений. Вместо квартир — кабинеты либо лаборатории. Душевых нет; туалетов, как правило, по одному или два на этаж. Во всем остальном, начиная от вестибюля, и кончая коридором на любом этаже, различий между жилым и служебным корпусом просто не предусмотрено. С формальной точки зрения.
Однако, переступив порог служебного корпуса, где размещался научно-исследовательский институт «Нэфус Фарма», я понял, и в нетрезвом состоянии не перепутаю его с вместилищем человеческого жилья. И дело было даже не в вывеске, висевшей у входа, указывающей на принадлежность этого здания компании «Нэфус Фарма» и украшенной старым как мир символом — змеей, обвивающей ножку бокала. Уже в вестибюле царила та обстановка и атмосфера, что лучше всяких слов поясняет каждому входящему три вещи. Что здесь не место для жилья, что люди здесь заняты работой, причем серьезной, и что работа эта — научная по профилю и секретная по притязаниям.
Стены в вестибюле были белыми, яркими и даже какими-то блестящими, наводя на мысли о больнице или другом медицинском учреждении. Время от времени через вестибюль проходили люди, то в белых халатах столь любимых научными работниками уж несколько веков, то в облегающих костюмах, похожих на скафандры. Висевший на одной из стен знак предупреждал, что вход в корпус с коммуникаторами запрещен и не без оснований, кстати говоря.
Дело в том, что давным-давно, еще до МКЭК, нашлись гениальные люди, что додумались усилить переносное средство связи, прообраз нынешнего коммуникатора, всевозможными побочными микроустройствами и функциями. Были там и средства фото- и видеосъемки, и диктофон, и карманный фонарик, правда, очень слабый. Еще средство связи могло превращаться в радиоприемник, музыкальный мини-проигрыватель и черт знает еще во что. Дальнейшее развитие средств связи пошло примерно по тому же пути, однако было скорректировано с учетом насаждаемых Комитетом ценностей. Последние, и, прежде всего, линия на отказ от излишеств, привели к тому, что бесполезные вспомогательные возможности коммуникаторов отмерли ввиду отсутствия спроса. Осталось самое необходимое, а именно, функция связи (в том числе так называемая «электронная почта»), совместимость с другими электронными устройствами и системами, а еще — возможность съемки, как фотографической, так и видео.
В результате фотоаппараты в качестве самостоятельных устройств практически вымерли, а вот позиции профессиональных видеосистем, используемых на телевидении и в кинематографе, были лишь поколеблены. С последними соревноваться было трудно, ведь, как ни крути, основная функция коммуникатора — связь, возможность же видеосъемки предназначалась для чисто любительского пользования. Соответствующим было и качество этой съемки.
И все-таки, руководство института опасалось именно коммуникаторов, а, точнее их вспомогательных возможностей. И, в том числе и для нейтрализации этой опасности, в вестибюле, близ входа, располагался пост охраны, представленной двумя живыми сотрудниками (вооруженными, кстати говоря) и одним проверяющим устройством. Проверяющее устройство не отличалось от своих собратьев, используемых в аэро- и космопортах и представляло собой что-то вроде проема без стены. Чтобы пройти через этот проем и не вызвать сигнал тревоги, человеку требовалось оставить на входе потенциально опасные предметы, перечень которых задавался для каждого конкретного случая. По всей видимости, на данном конкретном посту запретными предметами помимо оружия являлись коммуникаторы.
Я огляделся. В вестибюле и в помине не было Рика Ястреба; никто, соответственно, не спешил меня проводить мимо электронного Цербера и его живых помощников. А поскольку без коммуникатора мое пребывание по ту сторону поста теряло смысл, я попытался выкрутиться сам.
— Я — представитель прессы, — как можно тверже произнес я, — и без коммуникатора я не смогу полноценно исполнять служебные обязанности.
Один из охранников хмыкнул. Второй оказался способным и на человеческую речь.
— У вас нет аккредитации, — сказал он, — это один момент. А второй — вы находитесь под следствием. Так что еще вопрос, стоит ли вас вообще пропускать.
Я уже отчаялся, когда к посту подошел Рик.
В белом халате, который смотрелся на нем как крылья на бегемоте.
— Пропустите… он со мной, — сказал, судя по голосу, порядком запыхавшийся Ястреб, — и насчет «под следствием» — не надо. Я вот, к примеру, осужден, и что? И… как насчет вас, кстати?
— Проход посторонних с коммуникаторами запрещен, — напомнил один из охранников не терпящим возражения тоном.
— Если дело только в этом… — Рик повернулся и подмигнул мне, — то, жур… Игорь, оставь свой коммуникатор на посту. Да не волнуйся, так многие делают. Никто его не украдет.
— А я не этого боюсь, — вздохнул я, — трудно без коммуникатора…
— Да ладно! — резко и громко перебил Ястреб, — обойдешься. Что-нибудь придумаем. Да проходи уже!
И он, схватив меня за локоть, буквально протащил через проем. В этот раз обошлось без сигнала тревоги. После чего через вестибюль мы направились к одному из лифтов.
— Слышь, журналюга, ты нас спалить что ли вздумал? — спросил у меня Рик в кабине лифта.
— Да при чем тут «спалить»? — искренне возмутился я, — не понимаешь, что наш… твой план накрылся медным тазом? Или ты думаешь, что я буду снимать чужих своим проницательным журналистским взглядом? А в редакцию отправлять — силой мысли?
— Нет, журналюга. Я так не думаю.
— И что с того? У меня нет других средств связи, не говоря о фотосъемке.
— У тебя — нет, зато у меня есть, — и Рик буквально под нос подсунул мне свой коммуникатор, — ведь на сотрудников тот запрет не распространяется. Снимешь, что тебе нужно, а потом можешь перегнать к себе. Или с моего отправить, если не слишком дорого.
— Я пошлю в редакцию просьбу оплатить мгновенную почту, — предложил я, — так что дорого, скорее всего, не будет.
— Ну вот и славно! — обрадовался Рик, — сейчас спустимся и вскоре сможешь приступить. Кстати, умеешь пользоваться этой моделью?
— Спустимся? — переспросил я.
Вместо ответа Рик похлопал рукой по управляющей панели лифта. Приглядевшись, я заметил, что панель эта не совсем обычная. На расположенных на ней кнопках были не только цифры, но и, на первый взгляд, неуместные на подобных устройствах символы арифметических действий — плюс и минус. Судя по показаниям небольшого экранчика, мы как раз спустились на минус пятый этаж.
— Это что же получается, мы — под землей? — спросил я, когда двери лифта отворились и мы вышли в длинный коридор с множеством дверей и неизменными ярко-белыми стенами.
— Скорее, подо льдом. Или под Нэфусом, — поправил меня Рик, — и удивляться тут нечему, если подумать. Есть вещи, для которых подземные или «отрицательные» этажи годятся больше. Например, проведение опасных экспериментов. Или хранение разных материалов, не менее опасных. Или, наоборот, слишком нужных и ценных. А то мало ли, вдруг поджог какой-нибудь, землетрясение, или бандиты нагрянут. А на отрицательных этажах у этих материалов шансов уцелеть побольше.
— Угу, — хмыкнул я, — еще для сокрытия правды эти этажи больше подходят… Просто удивительно, что ты вообще догадался насчет чужих.
Мимо прошел молодой человек в «скафандре» и, мимоходом, поздоровался с Риком. А на меня покосился с подозрением.
— Говори потише, — недовольно и вполголоса посоветовал мне Ястреб, — ты же не хочешь, чтоб весь этаж узнал, что ты интересуешься чужими. А насчет «как догадался» поясню. В отличие от тебя, я, по крайней мере, знал, что этажи в этом корпусе отсчитываются не только вверх, но и вниз. К тому же не забывай, я здесь лаборант, а значит — мальчик на побегушках. Подай, принеси, сделай еще что-то, чем брезгуют сотрудники с дипломами… Меня и отправили за какими-то реагентами в лабораторию, как раз помещавшуюся на минус пятом этаже. Поскольку мне раньше в этой лаборатории бывать не приходилось, я в некотором смысле…
— Заблудился? — предложил я.
— Вот-вот. Побродил по коридору и наткнулся на еще один лифт. То есть, само по себе это не имело большого значения, лифтов у нас в корпусе несколько. Но у этого было два свойства, меня настороживших. Во-первых, его не было на планах здания. Да и сам он располагался так, чтоб его было трудно найти — в каком-то полутемном углу. Во-вторых, когда я чисто из любопытства открыл кабину, оказалось, что панель управления тоже необычная. На ней не было цифр, только кнопки со стрелками — вверх и вниз. И вверх лифт не поехал — это с минус пятого этажа-то!
— А вниз? — спросил я чисто инстинктивно.
— А ты-то сам как думаешь? — Рик усмехнулся, — впрочем, я в тот момент тупил не меньше тебя. Видишь ли, официальное количество отрицательных этажей в этом корпусе — пять. И мы на самом нижнем. Соответственно, никакого дополнительного «низа» быть не могло.
— Официально. А на самом деле? Сколько еще этажей в этом корпусе?
— Трудно сказать, журналюга. Когда я дал лифту команду спускаться вниз, он не просто перенес меня на этаж ниже. Или даже на два. Там какая-то глубокая шахта, под корпусом, лифт спускался довольно долго, а то, куда он приехал, было чем угодно, только не стандартным этажом.
— Поконкретнее нельзя?
— Поконкретнее? Придем — сам увидишь. А вообще-то, там был зал. Ну, в смысле, помещение, просторное как по горизонтали, так и по вертикали. Размером с ангар для небольшого космического корабля.
— И что там было? Кроме чужих? — поинтересовался я, чем вызвал легкое раздражение Рика.
— Что значит — кроме? — вопрошал он с некоторой обидой в голосе, — разве чужие — это мало? Можно подумать, ты сам встречаешь чужих регулярно.
— Да нет, не в том дело. Наверняка это был не просто зал, полный разумных грызунов. Была же там какая-то мебель, оборудование, люди, наконец.
— Людей не было, — уверено ответил Ястреб, — совсем. Если они туда наведываются, то редко и по крайней необходимости. Я полагаю, что весь этот зал — как большая экспериментальная площадка. За тем, что там происходит, наблюдают… дистанционно. Что касается оборудования и мебели, то повторяю: придем, и сам увидишь. Недолго осталось.
Лифт выглядел именно так, как его описывал Рик. Поблескивающая в полутемном углу малозаметная дверь, неизвестно куда ведущая. Возможно, я и подавляющее большинство так называемых «нормальных людей» прошли бы мимо, едва удостоив эту дверь равнодушным взглядом. Вот только Ястреб с его обостренным любопытством и наблюдательностью, наработанными за годы охоты на древние сокровища, вряд ли мог считаться «нормальным человеком».
А вот насчет «глубокой шахты» Рик, попал пальцем в небо, ибо спуск не занял много времени. Я подозреваю, что в момент своего первого визита на секретный этаж Ястреб сильно волновался, был напряжен, сгорал от любопытства, а в таком состоянии кажется, что время идет медленно. Или даже не идет, а тянется — мучительно, порой даже болезненно. Что касается меня, то ничего подобного я не ощущал и спуск для меня продлился чуть больше минуты.
За раскрывшимися дверями лифта нас встречала еще одна дверь, украшенная табличкой: «Проект «Ксено». Вход только для технического персонала».
— То есть — для меня, — произнес Рик с гордостью и влепил свою пятерню в дверь. Та послушно растворилась.
— Проект «Ксено», — пробормотал тем временем я, пробуя название на вкус, — Ксено, значит… И, вправду, чужие.
Судя по тусклой освещенности помещения, в котором мы оказались, на электроснабжении здесь здорово экономили. А это, в свою очередь, означало, что людям на территории проекта «Ксено» и впрямь делать нечего. Чужие — другое дело. Материал для экспериментов, чего о нем заботиться?
Это место не было залом, как говорил Рик. Несмотря на высокий потолок и немаленькую площадь, секретный этаж представлял собой все тот же стандартный коридор. Разве что вместо помещений с дверями здесь было что-то вроде клеток, разделенных прозрачными перегородками.
Ну а в клетках, как и обещал Рик, я увидел чужих. Миганов. Разумных грызунов, которые, кстати говоря, совершенно не похожи на крыс. Форма черепа не та, не вытянутая. По ней миганы напоминали скорее хомяков, бурундуков или белок. Вот только среди этих земных зверьков не было ни одной особи длиной больше метра. Кроме того, на миганах почти не было шерсти, и я подумал, что это — некий общий признак, характерный для разумных млекопитающих. Ведь шерсть нужна для защиты от холода или от зубов другого животного, а разумному существу, защищенному хотя бы одеждой, шерсть — просто лишний груз. Что-то бесполезное, лишнее, а местами даже вызывающее неудобства. Ведь блох и прочих паразитов никто не отменял, а этой публике, в свою очередь не важно, у кого пить кровь — у разумного существа или у неразумного. Вот и избавляемся, мы, разумные существа от шерсти — независимо от видовой принадлежности.
Зачарованно переходил я от клетки к клетке и запечатлевал одного за другим, миганов — помещенных в аквариумы, замороженных, подключенных к какой-то электротехнике или просто вскрытых. Некоторые миганы были изуродованы до неузнаваемости, и только профессиональный цинизм, поборовший естественное отвращение, заставлял меня снимать и их.
В одной из клеток помещалась целая группа чужих. Вернее, то, что когда-то было группой живых существ, а теперь являлось сваленными в кучу трупами. Подойдя к этой клетке и уже приготовившись заснять жуткое зрелище, я заметил, что один из миганов жив. С трудом поднявшись с полу, он на одних передних конечностях дополз до перегородки. Наши глаза, глаза двух разумных существ встретились и я увидел во взгляде «брата по разуму» все, что и ожидал там увидеть — боль, ненависть, безумие, ощущение безвыходности и обреченности. На меня смотрело существо, которому в буквальном смысле нечего было терять.
Обмен взглядами продолжался недолго. Того времени не хватило чтобы заснять оставшегося в живых мигана. Издав серию тонких пищащих звуков, вряд ли считающихся цензурными на его родине, чужой кинулся на меня и… врезавшись в прозрачную перегородку, осел на пол. В таком виде его и запечатлел коммуникатор Рика Ястреба.
Что касается, самого хозяина коммуникатора, то он лишь равнодушно поглядывал по сторонам. Вряд ли зрелище замученных грызунов, пусть даже разумных, произвело на него впечатление. Я — другое дело. Броня профессионального журналистского цинизма ломалась с каждым новым снимком, а в голове все чаще всплывал образ Ада — места, куда, по мнению верующих, попадали после смерти грешники, и где они были обречены на вечные муки. Секретный этаж НИИ «Нэфус Фарма» тоже начал казаться мне Адом — только не для людей, а для другой разумной расы. Для наших соперников по галактическому рукаву.
— …ты что здесь делаешь? — незнакомый, неожиданно прозвучавший в зловещей тишине, голос вывел меня из состояния трудовой увлеченности.
Обернувшись и предусмотрительно спрятав коммуникатор за пазуху, я увидел направляющегося к Рику невысокого человека в скафандре.
— Здесь опасно находиться без средств индивидуальной защиты, — начал вяло распекать Ястреба человек в скафандре, — не говоря уж о том, что вот-вот должна начаться очистка экспериментального пространства и санобработка…
Тут человек в скафандре заметил меня и изменился в лице. Сперва удивился, потом рассердился.
— Так вас здесь двое?! — вскричал он, — зачем… то есть, как вообще вы сюда вошли? Вас не должно быть здесь!
— Ладно, — пожал плечами Ястреб, в противоположность своему собеседнику, сохранявший спокойный и мирный тон, — не должно так не должно. Мы уже уходим. Правда, жур… Игорь?
— Ага, — поспешно согласился я, наивно надеясь, что «прокатит».
— Так не пойдет, — сказал как отрезал человек в скафандре, одной фразой разрушая все мои надежды, — вы, оба, проникли в это место без доступа и без санкции. Это нарушение внутреннего распорядка. Я вынужден проинформировать руководство.