Вино и мандрагора - Niole 12 стр.


— До встречи, милая Дита, приятно было с вами побеседовать. Надеюсь, что у нас еще будет возможность продолжить разговор.

— Конечно, — женщина улыбнулась вампиру, но тут же, не удержавшись, широко зевнула. — Ой, простите, — добавила она сконфуженно.

Геральт озадаченно посмотрел на свою спутницу, а затем повернулся к Регису, который уже неспешно двигался в сторону своего склепа:

— Эй, Регис, — позвал ведьмак.

— Да, друг мой, — вампир обернулся.

— У тебя деньги есть?

Дита снова почувствовала себя виноватой в их с Геральтом бедственном положении. Она с досадой поправила рукава красивой рубашки и первой пошла к выходу с кладбища.

— Прости, но боюсь, что нет, — услышала женщина голос Региса. — Ты же знаешь, мои потребности крайне скромны… Если Дита захочет, то я могу приютить ее у себя, но условия у меня, сам понимаешь, какие.

— Ничего, как-то выкрутимся. Бывай, Регис…

Ведьмак догнал Диту спустя несколько секунд. Небо над ними уже успело окраситься в светло-серый цвет, а горизонт зарделся алым светом восходящего солнца.

— Лошадей сейчас забирать не будем, — деловито заявил Геральт, привычно хватая женщину за рукав, дабы ускорить ее. — Нам просто нечем заплатить за постой. Дойдем до города пешком, там я попробую устроить тебя в гостинице, а сам поеду за этим вихтом.

— На голодный желудок? — сочувственно спросила Дита.

— Что-то придумаю, — отмахнулся Геральт. — Мне еще надо будет пройтись по городу: разузнать об этом проклятом особняке с ложками, может, какая-то работенка и подвернется. На худой конец пойду к Чианфанелли и потребую какую-нибудь ссуду, чтобы заплатить конюшему и за твою комнату.

Они вышли на пыльную дорогу, вокруг которой тянулись людские огороды. На заросшей мхом крыше небольшого домика надрывался петух с ободранным хвостом. Дородная девица в цветастом фартуке распахнула дверь дома и выплеснула на дорогу ведро с дурно пахнущими помоями, едва не угодив на сапоги Геральта.

— Сука! — ведьмак ловко отпрыгнул от брызнувшей во все стороны вонючей жижи.

Дите повезло меньше.

— Смотри куда помои льешь, дура слепая! — заорала она, стряхивая картофельные очистки с сапога.

— Заткнись, курва! — не осталась в долгу девица. — А то щас мужа позову, так он собак на тя спустит! Ишь разоралась!

— Да я тебе сейчас это ведро на голову надену! — Дита засучила рукава и решительно пошла в сторону бабы, которая тоненько взвизгнула, впрыгнула в дом и захлопнула дверь.

— Если будешь продолжать в том же духе, — преспокойно заметил ведьмак, когда пылающая от гнева женщина присоединилась к нему (сам Геральт даже не задержался, чтобы посмотреть чем кончится перепалка), — то тебе точно жить останется недолго…

— Только если ты меня бросишь на произвол судьбы, — буркнула Дита, расстроенно глядя на мокрый сапог.

— Надо было попросить Региса за тобой приглядывать, пока я буду ездить, — Геральт искоса глянул на свою спутницу.

— Мне не десять лет, Геральт, — Дита с трудом сдержала слезы, которые некстати появились в уголках ее глаз, сошла на обочину и принялась вытирать обувь о траву. — А если думаешь, что я сама обязательно во что-то вляпаюсь, то надо было принимать предложение Региса, — не разгибаясь сказала она, срывая сочные стебли. — Посидела бы денек-другой на кладбище, ничего бы со мной не сталось…

Она выпрямилась и убрала налипшие на лоб волосы и посмотрела на ведьмака. Геральт стоял посреди дороги, скрестив руки на груди и наморщив лоб.

— Что? — спросила Дита, возвращаясь к нему.

— Ничего, — ведьмак посмотрел на свою спутницу так, словно видел впервые. — Просто еще ночью ты дергалась от страха, стоило Регису подойти к тебе ближе, чем на расстояние вытянутой руки. А стоило ему с тобой побеседовать, пока я задремал, как ты уже согласна остаться с ним наедине.

— Да не от страха я дергалась, — раздраженно отмахнулась Дита и двинулась вперед, оставив Геральта загадочно улыбаться посреди пыльной дороги.

Из-за поворота вышли две упитанные коровы, которых подгонял лозиной босоногий паренек. Дита посторонилась, пропуская животных, и обернулась на Геральта, незаметно подошедшего сзади.

— Ты только учти, что где-то в этих краях живет суккуб, у которого с ним весьма теплые отношения, — бросил ведьмак, прежде чем обогнать женщину.

***

Геральт действительно умудрился уговорить хозяина гостиницы, в которой они с Дитой не так давно ночевали, приютить женщину в долг. Правда, наслаждаться комфортом женщине довелось недолго. Не прошло и часа с того момента, как ведьмак отправился на поиски вихта, как в комнату Диты постучали.

Открыв дверь, женщина обнаружила хозяина гостиницы, который часто мигая маслянистыми глазками, потребовал освободить занимаемое ей помещение.

— Как это убираться? — опешила Дита. — Вы же договорились…

— Так то я не с тобой, а с мутантом твоим договаривался, — почесывая округлые, заросшие черной жесткой щетиной щеки, сообщил мужичок. — А оно все знают, что коли мутанту откажешь, то и запаршиветь можно, а то еще и похуже. Так вот. А тебе я и говорю — выметывайся отседова, раз денег нету.

— Да будут деньги, — попыталась урезонить корыстного типа женщина. — Завтра-послезавтра, но будут. Я ж у тебя жрать не прошу, а только крышу над головой.

— А я тебе уже который раз повторяю, девка. Выметывайся на все четыре стороны. А не уйдешь по доброй воле, так я своих хлопцев позову, они жива тебя выпроводють! И не посмотрят, что седая вся…

Хлоп!

Сама от себя не ожидая такого нахальства, Дита от души врезала по заплывшей жиром щеке негодяя. Потом, как ни в чем не бывало, натянула на голову берет, поправила перо цапли, и, под негодующие вопли хозяина, покинула заведение.

А Боклер был залит солнцем, лучи которого скользили по ярким фасадам и красным черепичным крышам. По улицам сновала тьма всяческого люда, большей частью небогатого ввиду утренней поры. Уличный торговец, толкающий тележку, полную яблок, груш, дынь и прочих фруктов, улыбнулся понуро бредущей Дите и бросил ей яблоко. Женщина неловко поймала угощение, а мужчина, бросив: «Доброго вам утречка, милсдарыня!» — покатил свою тележку дальше.

Дита с наслаждением умяла спелое яблоко, а потом присела на каменную ограду одной из клумб, засаженных кипарисами и можжевельником, вытянула ноющие ноги и крепко призадумалась. Конечно, она могла бы узнать у прохожих, как добраться до кладбища Мер-Лашез, а то и просто пойти по памяти и воспользоваться приглашением Региса. Но заявиться к нравящемуся ей мужчине словно брошенная собака, Дите не позволяла гордость. Как-никак, а она еще довольно молодая и предприимчивая барышня, а что до денег — то их всегда можно заработать. Рассудив таким образом, Дита решила немного передохнуть, а потом уже отправиться на поиски заработка.

Подумать оказалось легче, чем сделать. Профессиональные навыки Диты как помощницы бюджетного адвоката здесь, в Боклере, оказались совершенно не нужными, а попытка устроиться на работу в местную таверну закончилась полным провалом. Женщина за прилавком попросту не поняла, чего от нее хочет хорошо одетая Дита и вежливо попросила ее удалиться. Спустя час скитания по улицам Боклера, Дита нашла еще одно заведение с поэтическим названием: «Лис-хитролис», но из-за его двери шел такой запах, а вокруг слонялась такая публика, что зайти туда женщина попросту не решилась.

Так она и бродила по мощеным улочкам, наблюдая за тем, как просыпается город. Ближе к полудню на прогулку вышли представители высшего сословия, которые живо интересовались Большим Турниром Туссента, а так же грядущим состязанием по карточной игре в гвинт. К слову, победителям в обоих состязаниях причиталась внушительная денежная награда, но Дита не были сильна ни в картах, ни, тем более, в рыцарском искусстве, поэтому ей оставалось лишь слушать глашатаев и печально вздыхать.

— Эхехе… Дай пророк Лебеда мне терпения! Закрыта статуя. Закрыта!

Устроившаяся отдохнуть прямо на низеньком бордюре, Дита уже некоторое время наблюдала за мытарствами очень печального человека. Мужчина был средних лет, полноват, неуклюж, с высоким прерывающимся голосом и крайне страдальческим выражением лица. С трагической миной он сообщал подходящим к нему людям, что памятник Режинальду де Обрэ закрыт по непредвиденным обстоятельствам. Даже угрюмо повисшее перо на его берете, казалось, прониклось всей горечью случившейся трагедии. Сама статуя, очевидно, находилась выше по ступенькам, перекрытыми натянутыми между перилами лентами, за стеной красивого дома, вдоль которого несколько свободных художников выставили мольберты со своими полотнами. Собственно, из-за картин Дита и решила сделать вынужденный привал в этом месте. Так, любуясь полотнами мастеров, женщина краем глаза смотрела на бедолагу, и все сильнее ощущала ее с ним духовное родство.

В конце концов женщина решилась подойти к мужчине.

— Ну я же сказал, что памятник закрыт! — возопил бедняга, воздев руки к небесам.

— Да я слушаю это уже битый час, — поморщилась Дита — голос у страдальца был крайне неприятным. — Чего закрыт-то? Отвалилось что-то?

Она даже не подозревала, что за этой невинной шуткой последует такая бурная реакция: мужчина схватил ее за руку, оттащил в закуток между стеной дома и лестницей и, уперев руки в дряблые бока, обтянутые простеньким камзолом, грозно зашипел:

— Откуда вы знаете?!

— Что, угадала? — изумилась женщина. — Вот так да…

— А-а-а, — протянул страдалец, с видимым облегчением, — так вы не знаете. А то я уж испугался, что кто-то пробрался и пустил слухи по городу. Хотя с тех пор, как это произошло, я ни на на шаг не отхожу от статуи.

— Так что отпало? — полюбопытствовала Дита и снова рискнула высказать догадку. — Неужели яйца?

Мужчина схватился за щеки, комично открыл рот и с шумом всосал воздух.

— Да я не видела, — поспешила успокоить его Дита, решив, что такими стараниями бедняжка легко доведет себя до сердечного приступа. — Снова угадала. Может, я помочь могу как-то?

Страдалец затравленно осмотрелся, а потом, жестом велев женщине следовать за ним, пролез под ленточками и начал подниматься по ступенькам, ведущим к статуе Режинальда де Обрэ.

Памятник выглядел весьма эффектно. Отлитый из бронзы обнаженный муж стоял, закинув на плечо меч и подняв руку в поэтическом жесте. На голове статуи красовался шлем с длинным пером, а вот между ног…

— Это кто ж его так? — поинтересовалась Дита, озадаченно рассматривая место, где согласно стилю, в котором был воплощен народный герой Боклера, полагалось находиться кленовому листочку, прикрывавшему все самое ценное.

— Наша гордость! Великий фехтовальщик, поэт, мастер игры на арфе, великолепный любовник… — завывал стоящий позади страдалец, представившийся Люсьеном.

— Я понимаю, что гордость, — Дита посмотрела на готового расплакаться Люсьена. — Но на кой кому-то его яйца?

— Ну, это же не просто яйца какой-то там статуи, — оживился мужчина, — а сертифицированная копия, для отлива которой использовались подлинные гениталии Реджинальда! — глаза страдальца загорелись едва ли не фанатичным огнем. — Понимаете, каждый, кто их погладит, получает необычайную силу в… в любовных свершениях. Разумеется, для этого нужно оплатить билет.

— То есть, ты хочешь сказать, что кто-то отпилил у твоего Режинальда яйца для того, чтобы заполучить их колдовскую силу? — Дита едва сдержалась, чтобы не рассмеяться. — И давно это случилось?

— Да пару часов всего как, — пригорюнился Люсьен. — Я проводил последних экскурсантов и отошел на время, а когда вернулся — увидел это безобразие. Слушайте, сударыня, если вы мне поможете, то я вам заплачу скромную сумму, а так же позволю вашему кавалеру бесплатное посещение памятника.

Дита задумчиво осмотрелась и, решив, что деньги не помешают, деловито потерла руки:

— Говоришь, быстро отпилили? Ну, давай думать… Есть другие выходы отсюда, кроме того, возле которого ты стоишь?

— Открытых нет, — Люсьен озадаченно почесал нос, — но в Боклере практически отовсюду можно незамеченным: через забор или по карнизам. Сам Режинальд проектировал пути отхода замеченных любовников…

— Да-да, и тем самым облегчил похищение собственных причиндалов, — пробормотала Дита разглядывая невысокий заборчик, ограждающий пострадавший памятник от узкого переулочка между домами.

Со стороны статуи заборчик действительно выглядел неубедительным, но вот с учетом высоты парапета, на котором красовался Режинальд де Обрэ, прыжок через него был бы затруднительным. Женщина сняла куртку и берет, вручила их Люсьену, и аккуратно закинула ногу на забор, стараясь протиснуться между заостренными концами кованных прутьев. Оказавшись с другой стороны, Дита примерилась и спрыгнула, с трудом устояв на ногах: высота была не такой уж большой, но довольно чувствительной. В полутемный переулок не выходило ни окон, ни дверей, зато его противоположный от статуи конец смотрел на оживленную улочку.

— Что стал? — спросила Дита у зависшего у заборчика Люсьена. — Ты хочешь яйца свои найти или нет? Кидай мне куртку и сам прыгай.

— А кто же будет следить, чтобы к Режинальду не заходили безбилетные… — заныл страдалец, корча жалобную мину.

— Так того, за что ты берешь деньги, все равно нет, — нетерпеливо отмахнулась женщина. — Давай, решайся! Чем быстрее начнем искать, тем больше вероятности, что мы их вообще отыщем. Не забывай, Люсьен, что их могут переплавить в какую-нибудь полезную в хозяйстве штуковину, и тогда можешь забыть о своих билетах.

Последний аргумент подействовал безотказно: мужчина собрался с духом, швырнул Дите ее вещи, а потом лихо сиганул через забор, зацепившись за один из его прутьев. Раздался треск рвущейся ткани, и Люсьен кучей повалился на щербатую плитку.

— Смотри-ка… — Дита подошла к пруту, на котором остался кусок камзола страдальца, и сорвала с него еще один обрывок ткани. — Кто-то оказался таким же неуклюжим.

Бедный Люсьен стянул с себя пострадавшую одежку и со слезами на глазах посмотрел на безнадежно разорванную спину камзола:

— Вот тебе и на, — грустно вздохнул страдалец, — а ведь его мне только недавно пошили. Этот цвет сейчас в моде… А что до этого, — Люсьен наморщил нос, глядя на обрывок сукна в руке у Диты, — такое уже давно не носят.

— Значит, мы ищем того, кто не особо следит за модой, — женщина нахлобучила на голову берет, перекинула куртку через плечо и двинулась прочь из переулка.

Как искать в довольно большом Боклере человека, в гардеробе которого имеется порванная одежка темно-красного цвета, Дита не представляла.

— Груши! Яблоки! Свежие ягоды, собранные в лесах Кароберты! — тот самый молодой торговец, что утром угостил Диту яблоком, сейчас старательно предлагал прохожим свой товар.

Женщина повернулась к мрачному Люсьену:

— Дай мелких денег!

— Каких денег? — выпучил глаза мужчина.

— Да любой мелочи дай, быстрее… — Дита нетерпеливо выставила руку ладонью вверх и потрясла ей перед лицом страдальца.

Пошарив в карманах штанов, Люсьен извлек на свет пригоршню мелочи, которую передал женщине. По лицу бедолаги было видно, что он уже горько сожалеет о том, что связался с незнакомой бабой, пусть даже ради такой ценности, как яйца Режинальда де Обрэ.

— Привет, — Дита лучезарно улыбнулась торговцу.

— О, милсдарыня! — обрадовался парень и картинно поправил расшитый жилет. — Я знал, что вам так понравится вкус моих яблочек, что вы непременно меня разыщете!

— Яблоко было чудесным, — Дита наступила на ногу Люсьену, который явно собирался что-то сказать. Страдалец захныкал, а женщина, как ни в чем не бывало, попросила торговца. — Дай мне еще два яблока, и я оплачу утреннее.

— Сию минуту, сударыня! — парень выбрал два спелых яблока с глянцевыми румяными боками, вытер их о полы своего жилета и преподнес улыбающейся Дите. Та вручила торговцу несколько монет, надеясь, что этого хватит.

Судя по улыбке торговца и убитой физиономии Люсьена — хватило с лихвой.

— Слушай, — Дита откусила кусок от одного яблока, а второе отдала топчущемуся рядом с ней страдальцу. — А ты же тут с утра стоишь, так ведь?

— Верно, сударыня, — парень облокотился о ящики и пристально посмотрел на женщину, очевидно, предвкушая пополнение собственного кошелька.

— А не видел ли ты, как из вон того переулка, — Дита указала на темнеющую между домами щель, — выходил кто-либо в плаще или кафтане такого цвета, — женщина протянула парню кусок сукна.

Торговец с интересом посмотрел на обрывок ткани:

— Ну, чтобы прямо в плаще не видел, конечно, — сказал он, оглядываясь по сторонам, — но видел, как оттуда с час назад выскочил один старик. Так вот, он что-то заворачивал в тряпье точно такого цвета.

Дита улыбнулась еще шире и протянула парню еще несколько монеток, Люсьен трагически застонал, но женщину его ужимки не впечатлили.

Назад Дальше