Встав на место, выключаю зажигание, отстёгиваюсь, отрываю потную задницу от парашюта, на крыло и на землю, на родимую. Трава мягко пружинит под высокими каблуками. Продолжаю радоваться жизни – какой потрясающий сон! Шлем в руки – пилотку на голову. Фролов ждёт. Стройный, белобрысый, сухощавый. Глаза серо-голубые, вроде спокойные, но словно с сумасшедшинкой в глубине. Может, после боя. Хотя нет, "чужой" полагает его мужиком нормальным, но жутко взрывным. В наше время сказали бы – "отмороженным". На всю голову. Пожимает руку. Крепенько так. Топаем к фуражкам, Фролов чуть впереди – начальник, понимаешь… Задумываюсь на секунду, и управление тут же перехватывает "чужой". Шагов за пять переходит на строевой (до чего ж ладно это у него получается), где-то в паре шагов от совсем молодого ещё чернявого мужика, довольно рослого и слегка горбоносого (от "чужого" знаю, комполка, майор Костенко, Анатолий Валентинович) останавливается, по стойке смирно, рука к голове. Фролов рядом, слышу, докладывает – Товарищ майор! Звено старшего лейтенанта Фролова посадку произвело. Задание выполнено. Уничтожено четыре самолёта противника. Потери: младший лейтенант Петькин.
Майор, отдавая честь, молча смотрит, внимательно так, сначала на Фролова потом на меня. Меня же что-то цепляет, какая-то неувязочка… Нестык какой-то… Ага, нога болит. Которую ушиб, когда из палатки выскакивал. Так не бывает. Не бывает такой детализации. Ни в симуляторах, ни во сне. Чтоб ещё и боль. Не от раны, а от случайного ушиба. И тут до меня вдруг дошло, что это не сон!
День первый
И тут до меня вдруг дошло, что это не сон… Сердце рванулось к горлу и тут же ухнуло вниз, мир словно подёрнулся рябью, горизонт качнулся, и земля ухнула из-под ног…
Очнулся уже в палатке. На кровати. С панцирной сеткой. Такие только в санитарную поставить успели. Надо же, страсти-мордасти какие. Сомлел, словно барышня. Хорошо хоть в туалет сбегал перед вылетом, попить не успел и в полёте потел. Иначе и вовсе мокрое дело было бы. Впрочем, в реально боевых частях это не западло. Хоть обосрись, а если действуешь по делу, то и претензий к тебе никаких. Так, подколют… И то не факт.
Хотя и шуточка со мной случилась… определённо не для слабонервных. Как это меня угораздило… И, самое главное, куда? А также – зачем?
Рядом с кроватью мужик сидит. Похоже, ждал, когда проснусь. В форме. Белобрысый до белесости, глаза стыло-бесцветные, а кажется будто тёмный весь, обугленный какой-то. Душой, наверное? В голове шепнуло – особист. Старший лейтенант ГБ Альгирдус Йонасович Катилюс. Литовец, выходит… Третий, с недавнего времени и пока ещё, отдел НКО,[18] ага. Кровавая, значит, гэбня в гости к нам. Не так чтобы очень молод. Для старлея. Впрочем, их дела – кто знает? Век бы не знать…
Что проснулся, просёк сразу, но даже не шелохнулся. Смотрим друг другу в глаза. Типа, кто кого переглядит. Прежнего меня, похоже, дрожь пробирает, мне тоже не дюже уютно, но не так чтобы очень. Отбоялся своё…
— Как самочувствие, Малышев? — спокойно так. Акцента нет. Единственно, какой-то слишком правильный, что ли. Выговор.
Ага, Малышев, вот, значит, как… Откуда-то знакомое фамилиё, но давай-ка мы лучше сейчас по быстренькому "чужого" выпустим, с его страхом, а? А то этот стылоглазый, похоже, не зря свой хлебушко трескает, сходу приступит контру выискивать. Нам же в контры не хочется. Вроде как ни к чему нам это. Совсем. В столь стрёмные, тем более, времена.
— Хорошее самочувствие, спасибо, товарищ старший лейтенант госбезопасности – бормочу скороговоркой, пытаясь привстать в кровати. Взгляд по максимуму преданный, боюсь и на самом деле, иначе почувствует. Знаем и эту публику. С тех пор она если и поменялась, так разве что поплоше стала. Однако и говорок же у меня… дерёвня дерёвней, причём глухое такое Поволжье. Этих ни с кем не спутаешь, с их жёстким безударным "о". И привязчивая штука эта до безобразия. У баб Вари до самой смерти такой был, как начнёт окать, так хошь стой, а хошь падай. Пацаны подмосковные, помню, аж уссыкались. За глаза. В глаза же и не думали. Уважали потому как. Было за что.
— А долго я…
— Минут десять… Ничего, ничего, лежите… — пауза – А как это вы взлетели… вот так… без приказа, без ракеты… Без всего?
— Виноват, товарищ старший лейтенант, сон приснился, что немцы напали, а я в дежурном звене… побежал, спросонья, смотрю, и правда летят…
— И что, тоже вот так… взял да и полетел, а?
— Я, товарищ старший лейтенант, вообще думал, что сон это… всё время. Даже когда взлетел, не понимал ещё. Только потом чувствую – нога болит, ушиб которую, во сне, не бывает, чтоб нога так вот болела, и понял, что не сон… Когда старший лейтенант Фролов докладывал уже… Так испугался, что аж сомлел тут же… Что мне теперь будет за это, а, товарищ старший лейтенант? — вот так, чистую правду и ничего кроме правды, и страха с ужасом побольше. Может, и проскочу. Наверняка проскочу. Забот у него сегодня и так выше крыши должно быть. Раз нас ночью по тревоге не подняли, значит, связи не было. Скорее всего, и сейчас нет. Почему – чёрт его знает. Проводную, ясное дело, "Бранденбург" порезал.[19] А вот что с радиосвязью… Нет, и всё тут.[20] Не копенгаген я по части радиосвязи.
— А с Хрипко тоже во сне договорились? Чтоб с Сулимой поменялся?
— Не знал я ничего… Сам удивился, во сне… то есть… ну, не во сне, а… Хоть у Хрипко спросите, товарищ старший лейтенант (предупреждали тебя, Петрович, что эти твои посиделки-полежалки добром не кончатся… Да и не представляю, как можно было б прикрыть его… А особист шустр, молодого, похоже, успел уже допросить. Раз не спрашивает сходу, кудоть я труп Петровича зашхерил…)
— Что-то я не слышал, чтобы вы раньше на полётах особо блистали…
— Так точно, товарищ старший лейтенант… Но ведь мечтал блистать… Больше всего на свете… мечтал. Думал, хоть во сне сбывается моя мечта… гля, а это и не сон вовсе…
— Патронов-то хоть знаешь, сколько израсходовал, а, Костик?
Ага… Костик, значицца. Чужой. Тоже. Уже хорошо. Хоть с этим не облажаюсь.
— Не могу знать, товарищ старший лейтенант, бой же был! И сон…
— Тридцать один с правого и тридцать два с левого. За два, собственно, боя. Ты ведь вроде раньше и стрелял не так чтобы очень, а?
— Точно так. Так ведь во сне же!
— Ладно, отдыхайте… пока… товарищ младший лейтенант Малышев, — как-то очень быстро, слитным скользящим движением поднялся и вышел. Похоже, боец, однако. Рукопашник, в смысле. Движения такие… будто смазанные. С виду вроде как неторопливые, а на самом деле очень экономные и скорые. Координированные. Или это порода у них такая…
За ним сразу эскулап заходит. В белом халате – не ошибёшься. Костик знаком с ним мало. Так, поверхностные осмотры, не более того. Поскольку здоров, аки слон в Африке. Сволочуга сельскодеревенская. Аж завидно. Тот расспросил – ответы те же – осмотрел лёжа, осмотрел стоя, померил давление, заставил поприседать, снова померил. Потом обычная канитель со взглядом на нос, влево, вправо, вверх, следованием руке, касанием этого самого не шибко крупного носа указательным левой и правой, молоточком по колену – кажется, всё.
— По всему судя, здоров, как бык, — говорит, как приговаривает, — но…
Но уж с кем-кем, а с эскулапами у меня, увы, ну очень большой опыт общения. Со здешним мною – не мною точно не сравнить. Не прошло и десяти минут, как клизмач сломался. С учётом специфики текущего политического момента. К тому же "юнкерсы" мои он уже видел. Главное, допуск к полётам дал. Живём!
Значить, фамилие наше будет Малышев… Точно знакомое что-то… Ах да, баб Варя. Она ж как раз из этих времён. В 41-м ей должно было… точно, должно было аккурат шестнадцать стукануть… А дожила она, в здравом уме и твёрдой памяти, аж до девяноста трёх годков, чтоб и нам так… кроме смерти. Плохая она у неё получилась. Даже для столь скорбного явления, в коем и без того ничего хорошего по определению нет и быть не может. Так вот. Собственно, не бабка, а прабабка она мне. Была. И говорила не раз, что я вылитый дед, в смысле прадед. Но не тот прадед, коего фамилию гордую-шляхетскую ношу, а физиологический, так сказать. Бравый военлёт. Что её из деревни чуть ли не выкрал, скоропостижно женился, шустренько так замастрячил деда, знатного головореза в будущем, и тут же сгинул смертью ну очень храбрых в том же сорок первом недоброй памяти году. Тогда зовут нас, значит, Константин. Иваныч. А кличут – Костик. Судя по особисту. Только вот бравые мы, похоже, не очень. То есть невесту и правда скрали. Лихо. С её, впрочем, охотного согласия. Но далеко не с согласия председателя колхоза и сынишки его гунявого. И произошло это не далее как пять недель всего назад, в отпуске. А вот насчёт летать мы далеко не такие бравые да шустрые. Не то чтоб боимся мы летать, однако побаиваемся. И перед начальством тоже. Стесняемся. Но вот с особым отделом… где-то даже дружны, вон оно как. А насчёт шкод всяких наоборот, излишне предприимчивы. Причём по-дурному. Всё пытаемся себя показать, а получается вовсе даже наоборот. Намедни вот на МиГе пытались полетать. В результате чего и оказались на почти уже списанном сверхштатном 152-м.
Звено наше вообще всё штрафное, оказывается. Не официально, но по факту. Фролов, тот и вовсе у комполка нашего командиром звена был. В Испании. Но что-то где-то не так сказал, то ли сцепился с кем не надо. Под Халкин-Голом когда… А недавно ещё и залетел, сначала с тем самолётом немецким, а потом и вовсе по пьянке. Вот его на звено И-15-х и кинули. С эскадрильи "чаек". Вместе с подчинённым, с которым пил. С Петькиным, то есть, царствие ему небесное. Какой мамлей откажет, если ему комэск выпить предлагает. Герой Испании и Халкин-Гола. Дедка Костик тоже не отказал бы. Но он к тому времени уже две недели как древний И-152 осваивал вовсю. Так что от нового залёта бог миловал. А то так и вовсе сержантом был бы уже. Кажется, некоторых и 40-го года выпуска разжаловали в сержанты, не то даже выпускали так,[21] а в 41-м ускоренные выпуски только сержантами в бой и шли. А после даже и рядовыми, если память не изменяет.
Комплексов имеем тоже немалое количество. В первую очередь из-за роста. Метр шестьдесят два. Ха, нашёл проблему. Во мне вообще 158 было, причём в век акселерации. И ничего. Бывало, задевали, конечно. Поначалу. Кто не знал и наслышан не был. Но только по одному разу в каждом случае. Потом узнавали поближе, и приколы заканчивались. Причём без братьев обходился. Которые, типа, дядьки. А вообще залежался я что-то, разнежился, как дедуля, бывало, поругивал ворчливо. Старый головорез…
Неспешно поднимаюсь, под истерический взвизг сетки, с кровати и осматриваю всего нового себя. Ну, и как ты там, прадедушка? А ничего себе. Крепыш. Крепче, чем я когда-либо был. С виду, однако, тоже вроде как пацан, стройненький такой да ладный. Но и силы, похоже, хватает. Потягиваемся. Так, мускулатура закрепощённая здорово. Монотонный деревенский труд, потом качалка с турником и бег в училище. Иначе и быть не могло. Ну ничего, это мы быстро исправим. Зато зрение у нас просто чудо. Реакция… с ней, кажись, тоже никаких проблем не будет. Как тогда, с "хейнкелем"-то… Там очень быстро надо было всё проделать, иначе труба. Да и с "юнкерсами" всё в тютельку срослось… Резкость тоже наработаем, и дурную силу в нормальную перекачаем. На то у нас комплексы есть, но не неполноценности, как у вас, прадеда дорогой, а наоборот, забавных таких упражнений. Отчасти дедом да отцом переданные, отчасти самолично уже наработанные. Оптимизировать их под это тело несложно будет. А вот там, где размер имеет значение, у нас, кажисся, вовсе даже наоборот, дуже богато. Утром не понял ещё, спросонья, что это там у нас за деталь тела одеяло так бодро приподнимает – аж ступни оголившиеся мёрзнут. Однако внушает. Смешно, казалось бы – но какой нормальный мужик удержится от такой вот… инвентаризации. В том числе. Так, сначала немного растяжечки, потом одеваемся, да и на выход. Какой это, однако, кайф – иметь в реале полноценное тело! Не сравнимый ни с чем вообще, даже с полётами… Даже с боевыми вылетами. Даже успешными.
Через двадцать минут, по часам, сижу в курилке, сбивая со второго уже сапога идиотский каблук. Недолгий пережиток прадедовых страданий. Комплексам полный пипец, всем, и зачем тогда каблучищи пятисантиметровые? Пипл смешить?
Погоды, однако, стоят расчудесные. Раннее утро, и рассветная дымка ещё не вовсе сошла. Кругом лес, в основном белоствольные кудрявятся, а в лесу том здоровенная поляна вымордилась. Покос – так, прадеда? — Так, правнуча. Интересно получается. Вроде как сам себе отвечаю, не понять даже сразу, где я, где он. Костик, я так понимаю, по натуре своей мужик задиристый и шебутной, но скорее ведомый, чем ведущий. И хороший ведомый. Похоже, в паре с ним работать нет проблем. Где требуется, идейку или имя из памяти подкинет, где надо, меня послушается, а ежели припёрло, там вообще на себя всё берёт. Автоматом. Разговоры, например. Наверное, если б не сгинул в сорок первом, стал бы отличным напарником какому-нибудь асу. А может, и сам асом.
Так вот, погоды чудные стоят. Небо вполне уже заголубело повсюду, причём вовсе не в том смысле, который неизменно придавал милому оттенку сему тот наш вконец оскотинившийся век. Чрезвычайно красят его, на мой вкус, чёрные дымы от моих "юнкерсов". Птички, полагаю, щебечут, зарю встречая, но не слышно их ни хрена. Потому как гудит всё ещё купающаяся в почти космической синеве зенита дежурная шестёрка, что интересно, парами гуляют, как детсадовцы на прогулке, а на поляне и вовсе моторы блажным рёвом ревут, похоже, очередная тройка взлетать намылилась… Нет, вон за ней ещё одна, значит, шестёрками выпускаемся… Неужто чтоб в три пары потом работать? Ну молодец Батя – это они так, оказывается, комполка называют, ни фига себе батя, моложе меня пацан, с виду тридцати ещё нет… Впрочем, Костику он наверняка ну очень взрослым представлялся. Хотя где-то как-то понятно – тут же большинство таких, как Костик. Или моложе. Костик-то без малого год после училища оттрубить успел. В отпуск съездил. Молоду жену вот привёз. Без всего. В смысле, практически без документов даже. Если б не замполит с особистом, хрен бы пожениться дали. Впрочем, у особиста на то, как я понял, свои соображение были… А замполит безо всяких мужик классный.
А вот, кстати, и пипл, лёгок на помине. Два мамлея и лей. Летуны. С моей, оказывается, бывшей третьей эскадрильи, ну, той, которая на "чайках". Лейтенант Жихарев, командир звена, младший лейтенант Петраков и младший лейтенант Полтавец. Лёха. Вместо меня его назначили, ну, после того случая с МиГом. Заговорил Жихарев. Как всегда с подколкой. Не сказать чтобы доброй:
— Что я вижу? Малыш! Каблуки сбиваем? А как приколачивал… Старался! Что, подрасти удалось?
Это не потому, что попало ему тогда из-за меня с МиГом, тогда-то он наоборот, радовался-злорадовался, заметно было, а исключительно из говнистости нрава. Масквич. Никогда не любил таких. Хотя и сам москвич в хрен знает каком – по официальному прадеду – поколении. Скромнее надо быть. Особенно там, где никакой твоей заслуги нет. Персональной. Кстати, когда Малышом обзывают, деду, похоже, страшно не нравится. Костик ещё куда бы ни шло…
— Сумел – отвечаю. — Ровно на три "юнкерса". И ещё на пол-"хейнкеля". Впридачу.
Парни сидят, варежки разинув, не знают, что и сказать. Бой мой героический они, похоже, проспали, даже свежими сплетнями разжиться не успели ещё. Молчат, типа, как майская рыба об лёд. Прошло-то всего ничего. Бросаю взгляд на левое запястье – ё-моё, и семи ещё нет! Значит, всё это менее чем за два часа произошло? Не верю! Впрочем, с КП[22] ракета, и вопль – полк, строиться. Жихарев едва успел папиросы достать. "Казбек" курит, пижон. А я, кажется, и здесь не курю. Ну и слава богу. Дурная привычка. Наподобие ковыряния в носу. Только удовольствия ещё меньше.
Народ резко повскакивал и бегом к КП. Я же – не спеша. Фролова лишь догнал, и потопал себе рядом с ним. Молча. Мы – звено. Тот спросил лишь:
— Ты как?
— Нормально, — отвечаю. — Особист одобрил. И доктор всё разрешил. В смысле, и летать тоже. — В ответ буркнуто что-то добродушно-одобрительное. Ну и лады.
Проходим мимо штабной палатки, а там матюки – сплошной пииип был бы по ТВ. Замполит с Батей. Замполит весь красный, напирает, Батя лишь слабо отбрехивается.
— Если это, пиип, современный истребитель, то я, пиип, царица Клеопатра, пиип. Это, пиип, что за подход такой, пиип, я вас спрашиваю, пиип? Не может, пиип, так считаться, пиип, и не должно, пиип!!!
— Да пойми ты, твою мать, не могу я… Меня же потом, пиип пиип пиип… на пиип спросят, пиип мать, а я что?! Пиип-пиип!?! А впрочем пиип с тобой, пиип к пиип матери и сапогом тебе в пиип и пиипом по пиипу вдогон, пиип твою мать, пиип!!!
На данной высокой ноте минуем штабную палатку.
Построились на удивление быстро, лётный состав в первой шеренге, за ним основная масса технарей и прочих спецов. Разумеется, тех, кто именно сейчас не занят. Однако много нас. Полк пятиэскадрильного состава, так, кажется? И эскадрильи по 15 рыл, пять звеньев по три. Вышло начальство. На середину перед строем. Комполка и замполит. Оба злые, но спокойные. Будто и не швыряли только что друг в друга всяческие органы и нехороших женщин по матери. Комэск-один скомандовал равняйсь-смирно, и было к ним на полусогнутых, но Батя его тормознул. Взглядом. Тоже уметь надо. Посмотрел на наш не шибко строевой весь из себя – как и положено в авиации – полк, нешумно вдохнул, и пошёл чеканить: