Генму - Михаэль Драу 15 стр.


Генерал запрокинул лицо и заплакал — не от страха или боли, которых не было, и даже не от обиды на невозможность победить неотвратимое, а от сожаления. В последний свой миг он вспомнил не любовника, не друзей, живых или погибших, не отца, который поддерживал с ним связь до самой своей смерти, а маленького белого уродца, которому через тридцать лет предстоит увидеть то же самое, что видел сейчас он сам.

— Бедный, бедный мой мальчик… Прости меня.

На утро вернувшийся любовник генерала, пьяный и почерневший от горя, взломал запертую изнутри дверь их спальни и нашёл лишь дикрайзер с опустошённой обоймой и маленькую капельку крови на полу.

* * *

— Это бесчеловечно! — воскликнул с порога господин Миккейн, когда за его спиной с мягким шорохом сошлись створки автоматических дверей.

Господин Торроф неторопливо поднял на посетителя глаза, на мгновение оторвавшись от ноута. Затем встал, обошёл стол и протянул руку для приветствия.

— Доброе утро, господин Миккейн. Чем обязан?

— Ваши поступки не имеют названия! — всплеснул руками историк, как будто не заметив вежливого жеста. — Что вы себе позволяете? Вам что, не хватает ваших лабораторных мышей?!

— Да объясните же толком, что случилось? — кибербиолог начинал потихоньку раздражаться. — Вы врываетесь без предупреждения и начинаете сыпать обвинениями, не известно на каком основании!

— Найт. Альбинос с Боевого отделения. Вы что, решили, что раз он генму, так вы теперь имеете право ставить на нём эксперименты?!

— Ааа, вы про его новые глаза?

— Не только! Он изменился. Вы его перекроили, как будто он… как будто он… — господин Миккейн пару секунд выбирал сравнение, — неудачно пошитое пальто! Что вы с ним сделали?! Он на человека не похож!

— Правильно, он ведь будущий киборг, — невозмутимо ответил кибербиолог, скрещивая на груди руки.

Господин Миккейн размашисто прошагал из одного угла кабинета в другой, активно жестикулируя:

— Я понимаю, замена глаз. Хотя это, между прочим, не слишком-то законно! Но зачем вы ему переделали форму ушей? И… и эти волосы… Это ведь не его волосы! Что это вообще такое? Вы ему что-то вживили, что ли?

— Нет, всё натуральное. Я взял образец ДНК, добавил немного магии, — кибербиолог щёлкнул пальцами, — и вуаля! Готово! Пересадил мальчику его же волосы дополнительно к уже имеющимся, вот он теперь и может щеголять такой гривой, какой ни у кого в Академии нет.

Господин Торроф усмехнулся и попытался было перевести разговор в шутку, но историк не унимался.

— Он похож на куклу! Зачем вы так поиздевались над ребёнком?

— Поиздевался? Я его улучшил! — всё-таки не выдержал кибербиолог. — Конечно, я не генетик, но на такие простые вещи способен. Исправить форму ушей для меня также сущий пустяк. Я этим в столице подрабатывал, когда был курсантом Академии. А глаза, то есть визоры, были мальчику просто необходимы. Его зрение катастрофически ухудшалось. Ещё немного, и он бы ослеп! Я удивляюсь, как он ухитрялся сдавать нормативы по стрельбе с таким зрением?

— Вы вживили ему стабилизатор, — проговорил господин Миккейн, повернувшись к собеседнику всем корпусом. — Мальчику всего пятнадцать лет! Чёрт побери, пятнадцать! Вы подумали о последствиях? Такие операции не делаются в его возрасте!

— Во-первых, господин Миккейн, вам не стоит сомневаться в моих профессиональных качествах. Я могу пришить крысе вторую голову, и обе эти головы смогут даже вырывать пищу друг у друга из пасти. А во-вторых, без стабилизаторов визоры могут работать со сбоями. Кроме того, стабилизатор помог Найту справиться с некоторыми гм… духовными проблемами.

— Вот как! — вспылил историк. — Значит, вы и в его душе копаетесь!

— А вы? — коротко спросил кибербиолог с лукавым прищуром, огорошив историка. И повторил, когда пауза несколько затянулась:

— А вы разве нет? Вы точно так же копаетесь в его душе, как я в его теле. Вы точно так же используете его как подопытного кролика.

— Найт не крыса и не кролик и вообще не какая-нибудь живность! — воскликнул господин Миккейн. — Он человек!

— Человек или киборг — не важно, — отмахнулся господин Торроф. — Найт как кусок глины, из которого может получиться либо грубый, но очень функциональный кувшин, либо прекрасная фарфоровая статуэтка.

— И вы мните себя скульптором?

— А вы, стало быть, мните себя гончаром? — насмешливо передразнил кибербиолог.

— Не передёргивайте!

— А вы прекратите ревновать!

— Ч… что? — господин Миккейн даже задохнулся от возмущения. — Да как вы смеете? Я не ревную!

— М-да? И что же значит в таком случае эта безобразная сцена, которую вы тут закатили? — совершенно спокойно спросил господин Торроф, шагнув к историку.

— Я… я просто волнуюсь за Найта, — сбивчиво заговорил господин Миккейн, стараясь не отступить под напором этого крупного и крепкого мужчины. Сам историк тоже не был хлюпиком, но почему-то ощутил опасность.

— Не волнуйтесь, он в надёжных руках, — это прозвучало, пожалуй, чуть более развязно, чем приличествовало ситуации.

Господин Торроф даже замер на мгновение, когда руки историка — вовсе не такие вялые, какими могли показаться — вдруг схватили его за лацканы длинного пиджака.

— Если с мальчиком что-нибудь случится, — прошипел господин Миккейн, глядя в холодные, как осеннее море, глаза кибербиолога, — то я найду на вас управу. Не посмотрю, что у вас какие-то там связи в Октополисе!

— Если вы запудрите Найту голову всяческой ерундой, которая заставит его совершить глупость и перевестись на какое-нибудь другое отделение с Боевого, то и я найду на вас управу, господин учитель, — совершенно спокойно ответил кибербиолог, сладко улыбнувшись.

Историк слегка оттолкнул его от себя и, не прощаясь, выскочил из кабинета. Господин Торроф криво усмехнулся, поправил пиджак и вернулся к ноуту.

* * *

Исполинские белые лебеди бесшумно танцевали на вздыбившихся зубьями торосах. Они резали странные, совсем не свойственные птицам лапы об острый радужный лёд и лишь удручённо вздыхали. Найт пытался бежать от них, но поскальзывался, падал, неуклюже пытался подняться, впивался ногтями в чёрный лёд. И видел там, внизу, в бездонной темноте, под толщами каменной воды смеющегося Дэла.

И в который раз просыпался от резкой боли в глазницах.

Соседи по спальне мирно посапывали. Кому-то, вероятно, снился кошмар: курсант неспокойно ворочался, закинув голую ногу поверх покрывала. Найт сел на постели, потёр глаза, потряс головой. Пелена не спадала. Чёрт, ведь господин Торроф предупреждал: слёзы могут повредить визоры. Модель не особенно дорогая. Такую могут поставить в любой клинике любому инвалиду, стеснённому в средствах, это не специфический имплантант для боевых киборгов. И даже такая мелочь, как слёзы, способна их испортить. Жаль, что нельзя удалить слёзные железы. Господин Торроф даже говорил почему, но Найт не мог сейчас припомнить.

Юноша встал и спокойно, без паники добрался на ощупь до душевой. Там он долго промывал визоры, потом сушил лицо под струёй горячего воздуха из агрегата рядом с раковинами, не моргая и с некоторой долей удивления отмечая, что может спокойно держать глаза открытыми, тогда как раньше рефлекторно жмурился.

Визоры просохли, зрение начало постепенно восстанавливаться — как будто реальность проступала, словно морозные узоры на стекле. До побудки оставалось полтора часа. Найт вернулся в постель и попытался уснуть. Но на душе было тоскливо. После таких снов, похожих друг на друга чем-то неуловимым, ему всегда было тоскливо и тревожно. Хотелось плакать.

Но Найт не плакал уже три года — с того момента, как ему вырезали глаза. Даже когда он узнал о смерти генерала Агласиса Шибты, большого друга отца и своего покровителя. Даже когда увидел, как Дэл у ангаров во дворе целуется взасос с каким-то незнакомым мальчишкой, вероятно, с другого отделения.

Но во сне он был не властен над слезами, и это раздражало.

Найт почти накопил нужную сумму на новые визоры, но сейчас он не имел права их вшивать. С первой-то операцией возникло множество проблем. Репутацию, а также карьеру господина Торрофа спасло лишь заключение специально созданной комиссии, постановившей, что произведённая замена глаз визорами не является «улучшением», а лишь «лечением», что не запрещено уставом Академии. А монтаж стабилизатора в количестве одной штуки является просто «поддерживающей терапией». Хотя на самом деле, как считал Найт, кибербиолога спасло происхождение и связи в столице. А Найта не принудили немедленно избавиться от несанкционированных имплантатов благодаря не только замолвленному за него господином Торрофом словечку, но и личными качествами самого молодого киборга.

Все три года он уверенно получал высшие баллы по всем дисциплинам и считался гордостью не только Боевого отделения, но и, не без преувеличения, всей Академии. Сомнительным достижением была также его известность в Сети: ролик с «танцующим альбиносом» до сих пор пользовался большой популярностью, оброс целой горой ремиксов, подражаний, от пародийных до вполне реалистичных, даже сувенирами вроде футболок или наклеек.

Но всё это не заставило Найта возгордиться и задрать нос. Впрочем, от забитого, вечно краснеющего и заикающегося уродца не осталось и следа. Теперь это был высокий мускулистый семнадцатилетний юноша с густыми длинными волосами, которые он носил заплетёнными в косу, и лучистыми глазами, похожими на хрусталь или речной лёд. Но Найт по-прежнему был воспитан, вежлив, послушен с учителями, справедлив с приятелями, хотя, пожалуй, слишком уж нейтрален и несколько холоден.

Близких друзей у Найта так и не появилось. Он был со всеми и ни с кем. Тот единственный, кому он хотел бы отдать всё тепло своего сердца, считал его «занудой», «зубрилой», «учительским любимчиком», «технофриком», «чудиком» — кем угодно, но только не «классным парнем».

И Найт ничего не делал для того, чтобы изменить эту ситуацию. Наоборот, он становился всё большим и большим «зубрилой», «учительским любимчиком» и «технофриком». Следующий год — выпускной для Найта, и он тратил практически всё своё время на учёбу, тренировки, а также на визиты к господину Миккейну, в то время как однокурсники предпочитали «надышаться перед смертью» и на предпоследнем курсе отрывались как могли. Голографические картинки Найта стали популярны как никогда. Тем более что он поднаторел в своём искусстве ещё больше и мог уже моделировать целые оргии, да ещё и интерактивные.

Сам он удивительным образом был способен контролировать вспышки гормонов, относя это на счёт исправной работы стабилизатора. А может быть, Найт был настолько занят, что не успевал подумать о сексе. Или же просто боялся о нём думать, так как эти мысли приносили одну только боль неприятных воспоминаний. Грайд, Бофи, Дэл…

Найт с головой погрузился в учёбу и подготовку к главным экзаменам в жизни.

Глава 17

За два года до выпускного курса Найта в лабораториях Мастера Сидриха, хозяина самого восточного города Империи — Лунаполиса, появились первые химеры. Эти существа выглядели очень похожими на людей, но на деле их клетки состояли из адского коктейля ДНК разных видов животных, насекомых и даже растений. Мастер Сидрих был обеспокоен близостью к агрессивной и воинственной Руссии и решил создать солдат, которые могли бы идеально противостоять руссийцам как на территории Империи, так и в дремучей восточной тайге. Он был гениальным сикеробиологом и генетиком и всё же где-то допустил крошечную ошибку. Химеры вышли из-под контроля, растерзали своего создателя, устроили настоящую бойню в его городе и разбежались по всей Империи.

Молодой наследник печально известного хозяина Лунаполиса оказался более талантливым биологом и, исправив ошибки отца, создал второе поколение химер, которые беспрекословно подчинялись приказам и имели весьма пассивное сознание, что исключало агрессию, направленную против господина.

Но наследия Мастера Сидриха с лихвой хватило на несколько лет зачисток. Ведь первое поколение химер, в отличие от последующего, ещё было способно на размножение половым путём, чем и пользовалось, похищая женщин из свободных байкерских племён.

Впрочем, события в Лунаполисе принесли и некоторую пользу: теперь директорату той или иной Академии не нужно было строить специальных полигонов для финального экзамена молодых киборгов. Городские улицы или дикие ландшафты Междугородья, кишащие кровожадными и смышлёными тварями, гораздо лучше подходили для проверки боевых качеств будущих защитников Империи или наёмников какого-нибудь вассала Императора Тольда Айзена.

Из старших курсантов Боевых отделений формировали специальные отряды, в которых работа каждого юноши рассматривалась как минимум двумя старшинами группы. В зависимости от мнения старшин директоратом Академии выносился окончательный вердикт.

Найт оказался по распределению в Восточном Харабе — ближайшем к Лунаполису городе, где дикие химеры бесчинствовали особенно нагло.

Основанный беженцами из Хараба в 195 году после Пыльной Войны на холмистой местности неподалёку от реки Амур, Восточный Хараб изначально должен был стать просто Харабом — реинкарнацией старинного китайского города Харбина, находившегося много южнее и полностью вымершего во времена Пандемии от нановируса. Но в результате некоторых политических интриг Хараб возник в совершенно противоположной стороне Империи, а беженцы оттуда, не без помощи тогдашнего правителя — первого и самопровозглашённого Императора Йохана Траума, всё же отстроились на восточных руинах.

Город был двухъярусным, как и Брокса, но гораздо более густонаселённым: уже сейчас он насчитывал почти четыре с половиной миллиона жителей. Бурно развивалась лёгкая промышленность, активно велись исследования в аграрной области. Амбициозный Мастер с весьма китайской фамилией Ли намеревался уже при жизни соорудить третий ярус и даже стену, какие возводят вокруг крупных городов. Однако ему постоянно мешало дикое мутировавшее зверьё — отзвук Пыльной Войны, которое целыми полчищами то и дело атаковало и пригородные фермы, и даже охраняемые заводы на окраинах. Развитие также тормозили огромные затраты в области медицины: даже спустя три столетия в Восточном Харабе существовала повышенная опасность возвращения изначальной мутации среди населения, дремлющей до поры в рецессивной форме, не говоря уже о такой мелочи, как рак. На рудиментарное третье веко здесь уже практически не обращали внимания.

Жители в подавляющем большинстве были низкорослыми, смуглыми и темноглазыми. Они постоянно куда-то спешили, активно жестикулировали, кивали, шумели и странно коверкали новояз, общий не только для всей Империи, но и, как принято считать, для всего цивилизованного мира. Они постоянно норовили прикоснуться к собеседнику, стояли при разговоре слишком близко, а их чрезвычайно подвижная и активная мимика выражала миллион эмоций, мыслей, чувств и оттенков настроения.

В общем, у Найта голова от Восточного Хараба пошла кругом уже через полчаса пребывания в здании единственного на весь город аэропорта. Идентификация личности проходила несколько хаотично, народ норовил пройти без очереди, а в очереди постоянно перекрикивались, переругивались, размахивая руками, задевая окружающих и ставя им на ноги объёмистые баулы из пёстрого брезента. Многие открыто пялились на молодых киборгов, прибывших из различных городов на практику. В Восточном Харабе киборги были невероятной редкостью, знакомой людям лишь по Сети.

Найт без труда отличил группку столичных коллег — все высоченные, в модных виниловых шмотках, в сапогах на огромной платформе, украшенных цепями, заклёпками и шипами из нержавеющей стали. Виски у этих ребят были фигурно выбриты или же татуированы, а волосы крашены в термоядерные цвета. Столичные киборги возвышались над окружающими, словно остров посреди волнующегося моря, развязно жевали жвачку таких же ярких оттенков, что их волосы, и надменно поглядывали на местное население. Парочка кивнула в сторону Найта и принялась перешёптываться, то и дело прыская со смеху. Найт сделал вид, что ничего не заметил.

Назад Дальше