Я неспешно развязала ленту и кончиком пальца поддела крышку.
— Вы как в мешок со змеями руку суёте, — заметила мадам Хибоу. — Хотите открою я?
Но содержимое, что слегка проступило из мрака коробки, заинтриговало меня настолько, что я уже готова была отринуть опасность и выяснить всё сама. Атласная ткань… Краешек кружева. Я откинула крышку и тут же сжала кулаки.
Передо мной, аккуратно сложенный, в складках упаковочной бумаги лежал мой собственный корсет, который накануне я забыла в комнате Ренельда де Ламьера. А из выреза декольте кокетливо торчал уголок записки.
— Что это? — озадаченно пробормотала экономка. — Это каким бесстыдством надо обладать…
— Вы совершенно правы! — подтвердила я, спешно прерывая уже хлынувший из неё поток возмущения. — Совершенно!
Гораздо большим бесстыдством, конечно, было оставить корсет в комнате мужчины, с которым провела весьма смутную ночь. Естественно, Ренельд не стал бы оставлять его себе на память: на страстного воздыхателя он походил так же, как я на гвардейца. Но он мог не обставлять возврат с такой помпой. Да и вообще — мог бы выбросить этот злосчастный корсет!
Я зло схватила записку и развернула её. Это послание оказалось гораздо короче предыдущего.
«Не мой фасон».
Ни подписи, ни даже вензеля.
И я в очередной раз пожалела, что не обладаю уверенными навыками в магии перемещения — оказаться бы так в комнате Ренельда и наконец наградить его хорошей пощёчиной за все колкости и уничижительные слова, что успела от него услышать за тот короткий срок, что мы знакомы. А затем — гордо исчезнуть.
— Выбросите это, мадам Хибоу — будьте добры.
Я поднесла записку к свече, а когда она загорелась, бросила её в камин. Небольшой клочок бумаги прогорел быстро — осталась только щепотка пепла. От герцога осталась бы кучка побольше, обрушь я на него весь гнев, что сейчас тугими сгустками перетекал в груди. Но я всё же светлая магисса. Да к тому же та, что скрывает свои истинные умения. Потому тут вообще без вариантов. Только стерпеть и забыть. А когда голова остынет, вспомнить и придумать достойный ответ.
— Простите, — озадаченно проговорила экономка, уже взяв коробку в руки. — Но этот корсет кажется мне знакомым…
— Корсеты вообще все похожи один на другой. Это же не платья, — резонно заметила я, располагаясь на диванчике и с лёгким злорадством поглядывая на то, что осталось от записки Ренельда. «Не мой фасон». Хотела бы я посмотреть на эпатажный вид месье дознавателя, если бы фасон оказался его! Каков был бы компромат! Но, к сожалению, моя коварно потирающая ручки фантазия разбилась о подозрительный взгляд мадам Хибоу.
— Простите, что я лезу не в своё дело, ваше сиятельство… — начала она издалека. И обычно подобная фраза означала, что экономка собирается запустить в это самое дело руки по локти. А возможно, и забраться с ногами.
— Говорите, мадам Хибоу, — вздохнула я.
Отбиваться от неё нет ни сил, ни желания.
— Вы же знаете, как я к вам отношусь! Как переживаю за вас, — тон экономки стал близок к пику тревожности. — Вы что же… Завели любовника?
Её голос трагически дрогнул, а глаза возделись к потолку — того и гляди закатятся в полуобмороке. Я едва не поперхнулась лимонадом, который в этот миг как раз отпивала из высокого стакана.
— Я очень ценю ваше беспокойство за меня, мадам Хибоу, — выдавила улыбку. — И если бы я завела любовника, поверьте, вы узнали бы об этом первой. Но я ещё дорожу своей репутацией.
От которой, конечно же, останутся только клочки, если месье де Ламьер не перестанет делать мне подобные намёки.
— Не подумайте, что я осуждаю вас, — поспешила уверить меня экономка, прижав коробку к себе крепче. — Вы молодая красивая женщина. И у вас могут быть определённые… потребности. Да просто желание нравиться мужчинам, в конце концов! Просто я не хотела бы, чтобы вы ошиблись. Вам нужен достойнейший мужчина. Такой, каким был месье д’Амран.
Я вздохнула, глядя на добрейшую мадам Хибоу. Она и правда переживала за меня и желала мне лучшего. Но следовать по направлению её мыслей дальше мне вовсе не хотелось. Сама ото всей этой затеи с мужем не в восторге.
— Будьте уверены, если я вновь свяжу свою жизнь с мужчиной, он будет достойным.
— Месье де Ламьер младший просто чудо! — тут же с пылом продолжила экономка, вмиг утратив растроганные нотки в голосе. — Обходительный, знатный… А как красив! Истину говорят, мужчины королевской династии Таури всегда были неоспоримыми красавцами.
Пожалуй, со всем этим можно было согласиться. Но только от мысли о Ксавье у меня в груди ничего не замирало, ничего не трепетало в животе и других частях тела. Я не ощущала лёгкости в висках и желания танцевать или петь — хоть и знала, что моими уловками или нет, он всё же мной увлёкся.
Может, я просто мало с ним знакома?
— Завтра напишу ему письмо с благодарностью за цветы, — решила я успокоить Селину. — Не забудьте выбросить этот сомнительный подарок.
— Может, отдать его кому из служанок? — предложила бережливая экономка. — Он очень дорогой. Слегка вульгарный, конечно… — (вот уж спасибо!) — Но кому-то да сгодится. Да хотя бы вашей Аби.
— Нет! — я взмахнула рукой. — Просто. Выбросьте.
Мадам Хибоу пожала плечами и наконец оставила меня одну. Наконец-то! Наконец-то этот невыносимый день, наполненный самыми разнообразными мужскими вывертами, закончится. А ещё говорят, что от женщин много проблем! Надеюсь, хоть до собственной постели мне удастся добраться без приключений. Надо бы ещё раз проверить под одеялом: как бы там не притаилась парочка-другая герцогов.
Я ещё немного посидела неподвижно, скинув туфли и чувствуя, как тело понемногу расслабляется, освобождаясь от напряжения прошедшего дня. Скоро пришла Аби, поохала над благоухающим букетом от Ксавье, помогла переодеться к ужину в домашнее платье. Какое всё-таки счастье было поесть в одиночестве!
Я уже давно привыкла, что на противоположном конце стола никого нет. Вокруг было почти тихо, не считая приглушённых разговоров прислуги за дверью. Темнело, над горами восходила срезанная с одного края желтоватая луна.
Когда я поймала себя на том, что сижу неподвижно над тарелкой, в которой стремительно кособочится недоеденный кусочек мильфёя, решила, что всё же пора идти спать.
Но и книга, которую я хотела почитать перед сном, не смогла увлечь меня настолько, чтобы я позабыла о нежданных и весьма неприятных проблемах на винограднике. Завтра с самого утра — в жандармерию. Для начала выяснить, почему они проигнорировали письмо Перетта. А там уж — потребовать их явиться на место очевидного преступления. Потому что это даже не хулиганство!
И более того, кроме назревающих споров с жандармами, не мешало бы вызвать более сильного, чем Перетт, мага-садовника. Который точно сможет разобраться с тем, как снять вредоносное заклятие с винограда, пока не стало поздно. Мне же останется состроить непонимающий вид и подождать его вердикта. Да, придётся немало потратиться: знающие специалисты дерут за свои услуги непомерные деньги. Но гораздо больше я потеряю, если позволю лозам погибнуть.
Вновь возросшее беспокойство не позволило спокойно посидеть в кресле и дождаться, когда меня начнёт клонить в сон. Было уже поздно, и дом почти совсем затих: даже слуги улеглись спать. Только я ещё таращилась в темноту за окном, слушая потрескивание свечи.
Пожалуй, выйду на террасу. А по дороге захвачу из погреба небольшую бутыль вина. Делить мне её не с кем. Но одного бокала будет вполне достаточно, чтобы успокоиться.
Я накинула поверх платья халат и, захватив с собой канделябр, неспешно спустилась на первый этаж. Здесь тоже пусто и тихо. Это ж надо было так засидеться!
Из гостиной я свернула в бытовую часть дома — и вниз, к погребу. Чем ниже я спускалась по чуть изогнутой лестнице, тем прохладнее становилось. Опутанная особым заклинанием дверь впереди бледно светилась магическими символами. Эту формулу зачарования придумал ещё Эдгар и подробно расписал мне: она помогала поддерживать внутри погреба необходимую температуру и влажность. Мой муж хранил в нём много самых различных вин. А я обычно туда редко заглядывала: только проверить, всё ли в порядке. Но сейчас казалось, что даже просто процесс выбора хоть немного меня успокоит.
Я прошлась вдоль деревянных стеллажей с чуть припылёнными бутылями, потирая названия на этикетках. Некоторые Эдгар приобретал при мне и с воодушевлением рассказывал, почему. В другой стороне погреба хранилось вино Шато д’Амран — при случае угощать важных гостей. В отдельной части — самые редкие, коллекционные напитки.
Нет, для них точно нужен особо торжественный случай. Возможно, когда меня наконец оставят в покое, когда я заживу без оглядки на мнение сводных родственников, откупорю одну из золотого запаса. Но что-то подсказывало мне, что лежать ему нетронутым ещё очень и очень долго. Прислуге же Эдгар даже дышать запрещал в сторону драгоценных бутылей.
Не желая осквернять их своей полуночной печалью, я вытянула с полки вполне себе обычную — всё равно плохого вина мой муж не держал — и отправилась обратно. Правда, с каждым шагом всё больше сомневаясь, что всё это мне действительно необходимо.
Ладно, пройдусь и решу…
Но едва только я приблизилась к двери, взялась за прохладное кольцо, как меня словно пнули в живот. И попутно оторвали пальцы на руке. Все разом. Я отлетела назад, по воздуху миновав небольшую лестницу, ведущую наверх. Плашмя шлёпнулась на пол — бутылка с влажным треском разбилась где-то в стороне от меня. Свечи вылетели из покатившегося под стол канделябра и только чудом не устроили пожар — потухли все разом. Но почему-то даже без огня в погребе осталось светло. Я попыталась встать, но меня словно придавило утяжелённой сетью. Кожу жгло, мышцы натянулись до звона.
Я едва поднялась на локтях — и мгновенно вспотела, будто вкатила в гору неподъёмный валун. Нутром ощущала силу неведомого заклинания, но толком не знала, как от него избавиться. С таким я ещё не сталкивалась. О таком не рассказывал Эдгар.
Я только чувствовала, словно из меня словно бы выкачивают кровь. Перед глазами темнеет и плывёт, а на двери всё ярче разгорается зеленовато-голубой круг с символами по контуру. Какими — я толком и не могла разобрать: они размывались. Стоило лишь поймать очертания — и они снова терялись. Как и то, что они вообще могут означать.
Я всё же попыталась сосредоточиться. Зажмурилась, приподняв себя над полом ещё немного — и вновь открыла глаза. Теперь поднявшаяся буря в душе чуть успокоилась, всплеск паники от непонимания, что вообще происходит — прошёл. Я сумела всё же поднять руку и, не щадя завязки, сорвала с шеи бархатку. Стало легче. Освобождённая магия расплескалась вокруг меня, словно озеро. Теперь можно было бороться с убийственным колдовством гораздо эффективнее.
Так. Для начала — понять, что это вообще такое. Пригляделась: первый знак «нэт» — он горит ярче всего. Я дотянулась до осколка бутылки и, схватив его едва гнущимися пальцами, нацарапала символ на полу. Второй знак — «лигнум» — он связан с предыдущим чёткой линией. Его я тоже нанесла на доски рядом с собой. Третий знак…
Тут меня словно прихлопнуло огромной лапищей. В висках стукнула кровь. Но если я не пойму закономерность знаков, то не смогу избавиться от заклинания. И позвать кого-то не получается, словно горло сдавило крепкими пальцами. Я только хлопала ресницами, ещё пытаясь что-то уловить. Но быстро теряла силы, которые непомерно тратила на борьбу неведомо с чем.
Как бы то ни было — начертанная на двери схема была не просто пакостью — а явной попыткой хорошенько меня потрепать. Может даже, до смерти.
Я сумела накорябать на полу ещё один только знак — «флюмен» — прежде чем поняла, что уже не контролирую взбунтовавшиеся силы. Аура мощными толчками, словно стрелами в мишень, билась в круг зачарования. Пахло палёным деревом. Ну что ж, если по-другому никак…
Я вытянула руку перед собой и хрипло, точно ворона, выкрикнула заклинания призыва огня. Сокрушительный сгусток пламени врезался в дверь, подвывая и шипя на кольцах магической метки. Доски треснули, в стороны брызнули крупные щепки. Я только успела ещё поглотить выброс ауры, чтобы не поджечь здесь всё окончательно. А затем просто и с невероятным облегчением лишилась чувств.
Не знаю, сколько я пролежала на полу в погребе и кто нашёл меня. Но, к счастью, очнулась я, кажется, в мягкой и тёплой постели. Слабо смяла пальцами гладкую простыню, ещё на помня толком, что было до.
Только радость от пробуждения была недолгой. Потому что, судя по ощущениям, по моему телу потоптались древние давители винограда. Десятка два. Я медленно помотала головой, чувствуя, как в ней словно бы плещется что-то густое и очень тяжёлое. Попыталась открыть веки, но не смогла. На несколько мгновений, а может, и на сутки, я вновь провалилась в темноту. Но из неё меня выдернул смутный гул разговора где-то поблизости.
— Пропустите! — донеслось до слуха раздражающим всплеском.
— Ну нельзя же! — ответил взволнованный женский голос. — Зачем вы вообще сюда врываетесь! Это, в конце концов, неприлично!
Мадам Хибоу — это могла быть только она. Аби не заступалась бы за меня так смело.
— Лучше уйдите с дороги, — мужчину я всё никак не могла узнать. — Не препятствуйте…
Чему не должна была препятствовать мадам Хибоу, я не расслышала, потому что в висках глухо ударило — и конец фразы потонул под толщей кратковременной глухоты.
— Я позову охрану! — пригрозила экономка.
— Я вызову жандармов, — ответили ей в том же тоне. — Такая милая женщина, а ведёте себя…
Звуки тихой возни и топот по ковру прервали умозаключение визитёра, от попыток распознать личность которого мой разжиженный мозг рисковал скончаться совсем.
— Я не позволю вам подойти к ней сейчас!
— Вы что-то скрываете?
Да чей же это голос! Глаза, открывайтесь! Но тело отказывалось слушаться — и впиваться ногтями в перину под собой, это всё, что я пока могла. Мужчина определённо был мне знаком — в этом я убеждалась всё больше. Кто же это такой? Неужто Фабрис примчался узнать, не протянула ли я ноги? Так внезапно и так удачно. Для него, разумеется. Тогда гнев экономки вполне понятен.
А может, это Перетт? Он мог бросить всё и приехать, чтобы справиться о моём здоровье. Тогда почему мадам Хибоу его не пускает? Да и управляющий слишком уж смел и настойчив. Разволновался, бедный…
Я так неожиданно и сильно расчувствовалась, что даже показалось, что ресницы намокли.
Неведомый мне посетитель всё рвался вперёд и, кажется, собирался вступить с экономкой в открытый и, может быть, даже кровопролитный бой.
— Дождитесь, когда она придёт в себя! — не унималась Селина.
На этот раз ответили деликатно-угрожающим рычанием. Почему незваный гость рычит? У него закончились аргументы? Или терпение…
— Ещё и с собакой! — взвизгнула Селина. — А ну, кыш!
И тут до меня дошло. Так сильно и резко дошло, что я едва не подпрыгнула на кровати. Опять Ренельд де Ламьер! Да каким же бездным ветром его сюда занесло?
Я наконец смогла поднять веки, вместе с тем садясь на постели. Наверное, со стороны это напоминало восстание зомби из могилы. Хоть «живых» умертвий я никогда не видела.
Судя по тому, как стало тихо, эффект вышел ошеломительный. Я уставила взгляд в мадам Хибоу, которая стояла теперь на опасливом расстоянии от хищно нюхающего воздух Лабьета. А затем перевела на замершего в угрожающе уверенной позе герцога.
— Мадам Хибоу, — проговорила я хрипло. — Прошу вас, оставьте нас одних.
И как только у меня хватило сил на такую длинную фразу.
— Но ваше сиятельство… — Селина возмущённо вскинула брови.
Однако, натолкнувшись на мою уверенность, тихо фыркнула, напоследок покосилась на Ренельда и всё же вышла.
— Хорошо, что вы пришли в себя, — месье де Ламьер натянуто улыбнулся. — Иначе ваша экономка разорвала бы меня на куски. Знаете, по тому, какая в доме прислуга, можно многое понять о его хозяине. Или хозяйке в данном случае.
— Мадам Хибоу не прислуга, — я смерила его заносчивую светлость взглядом. — Вы, наверное, плохо без меня спали, раз примчались сюда? Прямо в мою спальню. Презрев все приличия.