Пока император ест, Лал и другие слуги исчезают за дверью, остаётся лишь смотритель башни и двое, что принесли завтрак. Джи сглатывает голодную слюну и несмело вновь подползает к краю кровати. Tянется к ароматной маленькой булочке… но его тут же ловят за запястье и вытаскивают из-под одеяла.
– Почему ты всё ещё в этом виде? Надеешься ещё раз меня соблазнить?
Изумрудные глаза Рохана смеются, губы блестят от жира. А Джохар за его спиной отводит взгляд, но заметно, как двигаются его скулы.
А Джи дотягивает до булочки другой рукой. Она ещё горячая. Тонкая корочка крошится от укуса, ячменный, немного сладковатый вкус ласкает нёбо и язык.
Не отпуская его запястья, Рохан косится через плечо:
– Можете идти.
– Но Ваше Величество… – возникает смотритель, – лорд Хариш…
– Лорд Хариш – такой же мой подданный, как и все остальные. Подождёт. Я встречусь с ним после… Тело уже подготовили?
– Да, чары наложены. И все же я не гарантирую, что оно выдержит до конца путешествия…
Морщинки вокруг глаз Рохана разглаживаются, губы сжимаются, вся наигранная весёлость исчезает, будто её и не было.
– Герцог заявил, что желает отвезти тело дочери на родину. Проверьте всё ещё раз.
– Да, сир…
Двое в белом первыми исчезают за дверью, за ними, поклонившись, выходит и Джохар. Пребывание в спальне императора продолжает затягиваться, а Джи даже не знает, как на это реагировать. С одной стороны, хочется вернуться к себе, собраться с мыслями и, если удастся – поговорить с Лилой. С другой, сделать это он всегда успеет. Да и жёсткая постель никуда не убежит.
– Так что?
Рохан, так и не отпустивший его запястье, вновь дёргает на себя и теперь уже окончательно стаскивает с кровати. Ковёр кто-то отодвинул – и каменный пол обжигает ступни, а в горле как назло застревает непрожеванный кусок мучной мякоти. Но Джи заставляет себя сглотнуть его и с тоской уставиться на такой близкий, но одновременно и далёкий кувшин на маленьком хлипком столе.
– Не знаю, Ваше Величество… Не получается…
– М-м-м, правда?
В его голосе всё ещё насмешка и слишком явное недоверие. Джи пытается выдернуть руку из тисков, но Рохана только сильнее сжимает пальцы. Наклоняется. Блестящие губы его приближаются, как и бледный, гладко выбритый подбородок… Джи зажмуривается.
– Да кому захочется оставаться в этом блядском виде добровольно?!
Он не собирался повышать голос. Просто так вышло. Вчера умерла замечательная девушка, а другая, ещё совсем девочка, не может даже заставить своё тело заплакать, а этому чёрствому человеку есть дело только до всякой похабщины!
– М-м-м, блядском, говоришь…
Запястье свободно выскальзывает из разжавшегося кулака. Джи садится на постель и снова поджимает ноги, укрывая колени длинным и пышным подолом с колючим кружевом.
– Джохар! – рявкает император.
Смотритель тут же возникает на пороге.
– Зови своего умельца. Того самого.
Снова скрип. Рохан подхватывает с тарелки ещё одну гусиную ножку, вгрызается в неё с каким-то странным остервенением, потом опрокидывает в себя содержимое серебряного кубка и наконец-то вновь опускает взгляд на Джи.
– Раньше подобное уже случалось?
– Нет, вроде нет.
С чего такое беспокойство? Ну подумаешь, не получилось превратиться. Вот сейчас ещё раз попробует…
– Ладно, жди здесь. Объяснишь Джохару, в чём проблема.
Вот так просто… Какая проблема? Нет никаких проблем! Важнее то, что…
– Ваше Величество!
Рохан, уже направившийся к двери, нетерпеливо оборачивается. Его длинная медная коса с небольшим зелёным кольцом на самом конце врезается в атласную ткань красного плаща, а рыжие брови сходятся на переносице над недовольно прищуренными зелёными глазами. По-настоящему зелёными… словно густая крона дерева, сквозь которую просвечивает полуденное солнце. Он красив, но он же и страшен. Впрочем, династия Ваха Манара всегда брала в жёны первых красавиц мира, так что и императоры и короли рождались с соответствующей внешностью, даже Торил Третий, не смотря на свою полноту, слыл среди придворных дам первым красавцем… но от взгляда Рохана пробирает дрожь. Не та, паникующая, идущая изнутри, а крупная, словно рвущаяся снаружи. И от внезапного ставших холодными и тёмными глаз только страшнее.
– В-ваше Величество…
– Что ещё?
Слюна становится горькой, а ободранное застрявшим куском булки горло саднит. Джи сжимает кулаки.
– Я… я понимаю, что заложники – это пленники. И что нам не положено никаких привилегий… Но если вас это не затруднит, Ваше Величество… можно нам хоть изредка выходить под солнце?
– Солнце?
Наступает тишина. Император поднимает взгляд к потолку, к широко открытому окну, подставляя лицо рассеянному свету.
– Ситар, – устало. – Как ты думаешь, почему я живу здесь, а не во дворце?
Джи кусает губу и, видимо, слишком медлит с ответом, потому что император нетерпеливо продолжает сам:
– Потому что я устал. Устал казнить слуг, устал шарахаться от каждой тени, устал от покушений. А после войны всё стало только…
Рохан вдруг прижимает подбородок к груди и косится на Джи.
– Знаешь, один мой советник предложил взять только самых верных людей и обосноваться в этих древних стенах. А второй – оставить врагам небольшую лазейку. Ведь когда не знаешь, с какой стороны ждать беды, лучше всего забить все окна и щели, а дверь открыть. Именно поэтому вы здесь.
Император замолкает, но и без продолжения всё понятно. Джи уже думал о том, что заложники – не просто пленники. Заложники – это подосланные врагами шпионы, убийцы… и потенциальные жертвы. Даровать им даже немного свободы – опасно. Смерть Дурги тому пример. Да тот же Джай Кайлаш, отправляя сюда Джитендру, велел ему «отомстить». Только вот новый герцог Зоа вряд ли знал, что «посла доброй воли» запрут в башне… Но зачем Рохан рассказывает это? Не он ли вчера заявил, что не обязан никому ничего объяснять?
– Вижу, ты не удивлён.
– Не правда, я… – Джи отводит взгляд, обхватывая колени теснее. – Но неужели даже та девочка…
– Девочка?
– С длинными сине-зелёными волосами… Лилавати.
– А, Лила…
Несколько мгновений кажется, что император готов продолжить, рассказать ему что-то, но вместо этого вдруг раздаётся хлопок плаща и скрип двери по мраморному полу. И Джи остаётся один. И он в смятении: император изменился. Или всегда был таким? Что обычно для Рохана, а что нет? Что вообще Джи знает о нём? А о происходящем? Если он правильно понял, Дургу убил её собственный отец, ранее царь Мирра, а теперь герцог. Тот старикашка. Старикашка, который совсем скоро умрёт, ведь Рохан дал своё разрешение Васу…
Начинает гудеть голова.
А что если Торил тоже в чём-то провинился?
Но какое зло должен был сотворить король Зоа, чтобы в наказание убить всю его семью?
Или Джай прав, и всё дело в династии? В слухах, что род Зоа, отделившийся когда-то от Ваха Манара, старше и чище, чем тот, которому принадлежит нынешний император Астрии? И Рохану нужно было избавиться от помехи?
Или Джаю просто потребовалось придумать предлог для мести?
– Что ты тут делаешь?
В этот раз дверь открылась неслышно. Или Джи просто слишком задумался и не заметил? На пороге стоит великан с гладко расчесанной гривой сверкающих золотом волос. Васу не заходит в комнату, придерживает дверь рукой, смотрит строго.
– Его Величество приказал мне ждать здесь…
Мужчина хмурится, становится заметно, как серо его лицо. Скулы ввались, под глазами залегли сизые тени.
– Где Рохан?
– Ушёл. Недавно.
– Понятно.
Он отпускает дверь и тут же словно спотыкается обо что-то. Или кого-то.
– Демоны тебя, подери, Джохар! Колокольчик на шею повесь, а то задавят же ненароком.
Джи хмыкает неожиданно для самого себя. А тощий человек в чёрном балахоне уже просачивается в комнату, явно раздумывая, не поклониться ли, его плечи напряжены и даже уже чуть сгорблены. Следом за ним, но уже без особого почтения, в императорскую спальню входит Джагжит. Взъерошен он даже больше обычного. Джи ловит его быстрый взгляд.
– Итак, Ситар Кайлаш, – покосившись на дверь, начинает смотритель, – что на этот раз с вами приключилось?
В его голосе неприкрытая издёвка, словно Джи только и делает, что беспокоит всех разными пустяками. Даже отвечать не охота. К тому же он всё ещё в этом дурацком платье. А шанс переодеться без свидетелей упустил…
– Да так…
С самым равнодушным видом Джи спускает ноги на холодный пол, берётся за тонкую бретельку на плече, потом за вторую, и платье сползает вниз, обнажая некрупную женскую грудь.
– Не могу превратиться обратно.
И всё-таки стыдно. Да, они все тут изначально мужчины, к тому же эти двое по статусу – слуги, но почему-то кажется, что лицо смотрителя искажается от отвращения, а вот Джагжит смотрит даже как-то слишком заинтересовано. Или ему уже успело наскучить прекрасное тело Санджи, вот и потянуло на женское?
– Я могу попросить вас лечь? – очень вежливо просит патлатый. – Правда, меня больше интересует ваш живот.
Ещё лучше… Джи, скрипя зубами, ложится, но привилегию задрать подол оставляет слуге.
– Ты же человек, – вспоминает вдруг. – Так чем ты можешь помочь?
– Джагжит не совсем человек, – вмешивается смотритель. – Пусть и очень мало, но в нём течёт кровь нечистого. Хотя всё, что он умеет, это чувствовать и немного направлять энергию живых существ. Его можно назвать мастером энергетического баланса.
Объяснение вроде бы многословное, но не особо понятное. А живота тем временем уже касаются, причём через ткань. Закрыв глаза, Джи снова чувствует странное тепло, рождающееся глубоко под кожей. И растекающееся по телу. А ведь «энергия», о которой упомянул смотритель, это та самая внутренняя сила, которой нечистые, в отличии от чистокровных людей и других живых существ, так или иначе способны управлять. Хотя осознанно и лучше всех это делают саубха… а вот у мандега энергия обычно течёт очень вяло, активизируясь лишь в момент смерти или прямо перед ней. Но Джи никогда не был болезненным, поэтому не беспокоился, что кто-то догадается о примеси ценной крови. Но мама говорила – в нём две энергии, противоположенные по интенсивности, и они уравновесили друг друга, сделав его почти неотличимым от обычного человека.
Интересно, Джагжит способен почувствовать это?
Ощущение от прикосновения пропадает. Открыв глаза, Джи видит лохматый затылок долговязого слуги, уже отвернувшегося от него и обращающегося напрямую к своему начальству.
– Джохар-инха, я полагаю, что долгое пребывание в зачарованных стенах ослабило Ситара Кайлаша.
– Так он и правда саубха?
– Очень…
Джагжит вдруг косится на Джи через плечо, потом быстро снова отворачивается.
– … очень неполноценный саубха. Его даже ганда назвать трудно.
– Вот как? – смотритель подходит ближе, всматривается Джи в лицо, но продолжает обращаться только к Джагжиту. – И что? Он теперь так и останется девицей?
Слуга пожимает плечами.
– Трудно сказать. Похоже на какую-то защитную реакцию… Я передал ему часть своей энергии, но сможет ли он ею воспользоваться…
– Смогу.
Впрочем, это и так уже должно быть видно по его осевшей груди. Поднявшись и при этом задев Джагжита плечом, Джи обходит кровать и натыкается на брошенные вчера на пол штаны и своё одеяло. Платье соскальзывает вниз, и он начинает одеваться. Но не перестаёт чувствовать на себе два пристальных взгляда. И если смотритель всё ещё кривит лицо, то Джагжит… почему-то кажется, что он щурится, словно кот над тарелкой сметаны. Но когда Джи заканчивает и уже прямо поднимает на него взгляд, то ничего особенного на вновь бесстрастном и смуглом лице не замечает.
Значит, и правда лишь показалось?
До лестницы они доходят втроём, потом смотритель отправляется наверх, Джагжит же спускается следом за Джи – молчаливый, странный, холодный. Он даже зачем-то заходит в камеру. Проводит рукой вдоль дверного проёма, заставляя сдвинуться каменную плиту. И только когда комнату отрезает от солнечного света, а Джи уже зажигает масляную лампу, вдруг произносит:
– Ситар, ты хочешь сына или дочь? Правда, чтобы ты не выбрал… не думаю, что вам с ребёнком удастся дожить до родов.
– … что?
Нет, не может быть…
Джагжит делает шаг, Джи отступает, спотыкается и падает на кровать. Сильные руки тут же обрушиваются на живот, словно пытаясь раздавить его… неприятно. Но не больно. И нет больше тепла, лишь непомерная тяжесть.
– Это всего лишь предположение, Ситар… но ты ведь превратился обратно не до конца?
Джи пристально смотрит на слугу, отказываясь отвечать.
– В общем, молись, чтобы я ошибся.
Глава 14. Кошмары
***
Лилa нe oтзывалаcь. Джи хотелось поговоpить хоть с кем-нибудь и даже поскрёбся по выдвижным камням, но представив себе насмешливое лицо Санджи, передумал беспокоить его.
Но одиночество вдруг стало абсолютно невыносимо.
Как вообще он проводил время в этой камере? Читал, спал, ел и ни о чём не думал! Жалел себя, злился на судьбу и… вот чем всё закончилось! Джагжит догадался верно. Tам, в спальне императора Джитендре удалось почти полностью вернуть себя в норму. Но только почти. Один орган в его теле остался женским. Xотя, нет, не один, он чувствует их – мелкие, пока не особо беспокоящие отличия: тонкие, едва различимые ниточки «лишних» сосудов, слишком уменьшившийся кадык, явно не вернувшееся к нормальному соотношение жира и мышц… и даже собственная кровь кажется более жидкой!
И, что самое главное, ему никак не удаётся избавиться от всего этого!
Словно птицу привязали за лапку – она даже может взлететь, но часть тела ей больше не подвластна.
«Нет-нет-нет, не в этой жизни!»
Он пробовал читать. Но не смог осилить и страницы.
И тогда Джи пришло в голову, что давно он не занимался. Не ездил верхом, не тренировался со шпагой, даже не бегал. Bот почему Джохар, почему-то принёсший обед вместо Лала, застал его за активными приседаниями. Смотритель наморщил нос и неодобрительно покосился на промокшие от пота штаны. Сам Джи запаха не замечал, но вероятно в камере с почти отсутствующей вентиляцией и правда стало пахнуть не очень.
– Я понимаю ваше беспокойство, господин Ситар. Да, я слышал, что так бывает… что в неволе способности ганда слабеют… но это не значит, что вы должны издеваться над своим телом.
– Не считайте меня за дурака, Джохар. Я слышал про чары на стенах, они вытягивают из меня магию, не так ли?
Смотритель, больше чем когда-либо похожий на засохшее дерево, отвёл взгляд. И, видимо, решив не протискиваться между Джи и кроватью, опустил поднос с тарелками на край постели. Бросил на прощание:
– Прошу вас, не делайте глупостей.
В голосе его явно прозвучала угроза. И даже стало интересно, что именно Джохар считает «глупостями».
Например, инструктор Джи по фехтованию, тот самый исчезнувший арвинец, с большим презрением относился к чтению. Но стремление приёмного сына короля вырасти сильным поддерживал – поэтому кроме приёмов обращения со шпагой показывал и упражнения для укрепления тела, правда, предупредив, что из-за особенностей его телосложения толка от них будет не то чтобы много… Но какое-то время Джи упорно их выполнял.
И это упорство сейчас вернулось к нему с новой силой.
В камере не было подходящих тяжестей, которые можно таскать или поднимать, но Джи нашёл чем нагрузить своё тело – прыжки, приседания, бег на месте он чередовал с неподвижностью: стоял на руках, стараясь не касаться пятками стены, или балансировал на одной ноге, вытянув другую в сторону или назад, или выгибался дугой, изображая из себя навесной мост. A потом снова отжимался, прыгал, воображая, что держит в руке оружие, и отрабатывал приёмы по памяти. И в какой-то момент, распластавшись на ставшем влажным полу и хрипло дыша, он вдруг понял, что ему хорошо. Ни единой мысли в голове. Только усталость. Только грохот крови, скулящие мышцы, молящие о пощаде мелкие косточки и суставы.