– Есть драка, пан Витек, – громко сказал я, вспомнив, что так называл поляка Фома.
– Ба, это мой добрий товарзиш! – радостно закричал тот, – Кто обижает мой хороший друх?!
Поляки были пьяны, веселы и жаждали развлечений. Однако нашим противникам было не до них.
– Езжайте своей дорогой! – закричал щербатый. Даже раненый, он оставил за собой командование, только что отъехал немного по дороге и сидел, съежившись в седле, ладонью зажимая рану. – Вам нет до нас никакого дела!
– Как так нет? – удивился Витек. – Не дело, когда сразу столько панов воюет против двух людин!
– Езжайте отсюда, пока вам самим не намяли бока! – опять приказал щербатый, явно недооценивая польский гонор. Теперь-то шляхетских панов отсюда можно было увезти только вперед ногами.
– Это кто ты такой, быдло, пся крев, мне указать куда ехать?! – возмутился богато одетый человек с алым шарфом, повязанным на руке поверх отдраенной до блеска брони.
Я видел его вчера в компании пана Витека, но он был так пьян, что только молча таращился в одну точку и не разговаривал.
– Уезжайте, этих людей мы задерживаем по приказу русского царя! – опять закричал щербатый, явно теряя терпение.
– Врешь! – закричал мой напарник. – Я царский гонец, а вы разбойники с большой дороги!
Однако, похоже, полякам было все равно, что и кому приказал русский царь. Их возмутил высокомерный тон и грубость щербатого. Общее мнение высказал Витек:
– Если паны сейчас, разом не сложат бронь, то мы будем иметь честь панов атаковать!
Такое уже не могли стерпеть русские:
– Да пошел ты туда-то и туда-то, – закричал кто-то из переодетых казаков. – Да видели мы, вас ляхов, там-то и там-то!
Это уже было прямое оскорбление, и поляки без команды выхватили свои кривые сабли. Наши противники этого не ожидали, замешкались с превентивным нападением, и теперь обе группы готовились к сече. Готовился к ней и я. Мне уже надоело воевать в пехоте, нужно было срочно менять род войск. Как только на меня перестали смотреть, я подобрался к парню, сидящему на неплохом жеребце, и, ухватив его за подошву сапога, выкинул из седла. Тот закричал от неожиданности, не успел вытащить ноги из стремян и грохнулся головой о землю. Его жеребец рванул в сторону, но я удержал его за уздечку. Конь начал выделывать по дороге крути, пытаясь вырваться то ли у меня, то ли отделаться от бывшего седока, висевшего вниз головой с ногами, запутавшимися в стременах.
Этот неожиданный поворот боя так насмешил пьяную шляхецкую компанию, что едва не привел к несчастью. Русские без предупреждения бросились рубить нежданных заступников. Однако паны ляхи торсе не первый раз держали в руках оружие, они легко отбили первую атаку и показали, что европейские рыцари нисколько не хуже наших витязей, а в фехтовании так даже их превосходят.
Кровавая сеча длилась всего несколько минут, и объединенные силы одержали в ней полную безоговорочную победу. Ускакать удалось только раненному щербатому, и то потому, что за ним никто не погнался, Остальные убитыми и раненными валялись на дороге. У нас тоже были потери. Был ранен гонец, и сильно досталось двоим полякам.
Из нападавших на нас неизвестных четверо были убиты и двое ранены. На шум и крики прибежали жители соседнего подворья. С их помощью всех раненых отнесли в ближнюю избу. Дальше за дело пришлось взяться мне и развернуть там полевой лазарет.
Времени на все это ушло столько, что заштопанный и перевязанный гонец даже перестал упоминать о визите в Кремль.
Когда все было кончено, раненые поляки уехали к себе, а русских мы оставили на попечение хозяев избы. Гонца я отвез в усадьбу Прасковьи. Две раны на руках и плече были у него относительно легкие, а вот проникающее ранение в грудь меня беспокоило. Однако гонец держался молодцом, ни на что не жаловался, стонал в крайних случаях и даже отказался от подводы, поехал верхом.
Теперь в купеческом имении меня встретили как близкого знакомого хозяйки, так что никаких проблем с размещением героического гонца и уходом за ним не возникло. Как всегда бывает в экстремальных ситуациях, сердобольные русские люди проявили максимум доброты и внимания. Гонца уложили в чистой светлице, приставили к нему сразу двух сиделок и, казалось, готовы были сделать что угодно, лишь бы облегчить ему страдания.
Уже собираясь уходить, я спросил, где Прасковья. Мамушка Матрена таинственным голосом сообщила, что детонька ушла неведомо куда. Только тогда я вспомнил, что сам же и отправил ее к подьячему. По-хорошему, следовало убедиться, что с девушкой все в порядке, но цари не любят ждать, и я решил сначала наведаться в Кремль.
За всеми своими делами я совсем забыл, что номинально служу, и изредка показываться на глаза монарху мой, можно сказать, верноподданнический долг. Другое дело, что конкретных обязанностей у меня до сих пор не было, как и жалованья, так что, как говорится, не хочешь платить, нечего заказывать музыку.
В эти стародавние времена власть и народ жили каждый своей жизнью. Представители высшего эшелона денно-нощно заседали, и все думали, как бы осчастливить подданных, остальные жители государства за это власть любили, но к легкому счастью не стремились. Проявлялось это в тупом нежелании следовать мудрым указам и приказам. Однако такое отношение к их деятельности не умиряло энтузиазма власть предержащих, они, не взирая ни на что, беззаветно отдавались служению отчизне.
Когда я, наконец, добрался до царских сеней, там, как обычно, все кипело и бурлило. По всему царскому дворцу сновали чиновники, решая непонятные мне государственные проблемы, понятно, с учетом своих частных интересов. На меня, как и следовало ожидать, внимания никто не обратил, и никто не побежал государю докладывать о моем приезде.
Когда мне надоело подпирать стены, я остановил одного из личных царских слуг, постельничего по имени Никита Безобразов, и попросил доложить царю о своем приходе.
Никита, с которым у нас были неплохие отношения, удивленно на меня посмотрел и сказал, что государю сейчас не до меня.
– Так он же сам за мной присылал гонца!
– Ты что-то путаешь, – еще больше удивился он, – Государь Дмитрий Иоаннович готовится к встрече с матерью и занят с портными. Завтра у него торжественный день, он поедет встречать царицу, так что он никого не принимает.
– Интересно, а ты случайно не знаешь стольника Нечаева? Это он посылал за мной гонца.
– Нечаева? Есть такой, видел его утром. Плохой человек, ты с ним лучше не связывайся.
– Я-то не буду, это он со мной связался. Прислал от царского имени гонца, по дороге меня пытались убить.
Никита покачал головой, но кажется, не очень удивился.
Мне стало неловко, что я втягиваю его в свои проблемы. Не так близко мы были с ним знакомы, чтобы просить о помощи.
– Ладно, пойду, – сказал я, – если государь обо мне спросит, скажи, что приходил.
– Скажу. А от Нечаева ты все-таки держись подальше. Он скользкий как уторь, живет одной кривдой. Если и подсылал убийц, все равно ты ничего не докажешь, на тебя же и свалит. У него в родне да свояках три боярина.
– А кто такой дьяк Ерастов? – спросил я, решив заодно выяснить, что собой представляет этот таинственный человек, которого все так боятся.
– Ерастов? – опять повторил за мной постельничий. – Дьяк посольского приказа. Эка ж тебя, брат, сподобило, на таких людях споткнуться!
– Что, такой же, гад, как и Нечаев?
Безобразов, прежде чем ответить, огляделся по сторонам, подождал, пока мимо пройдет слуга, только после этого сказал:
– Петька Нечаев рядом с ним ангел небесный. Вот кого берегись, как огня, так это Ерастова. Он такой хитрый и подлый человек, что самого себя обхитрить хочет. Хуже его у нас в Москве немного людишек найдется. А может, он и есть среди них самый худой.
– А не подскажешь, где он живет? – рискнул задать я бестактный в этой ситуации вопрос.
Никита помялся, так ему не хотелось поминать опасного дьяка, однако ответил:
– Точно не знаю, слышал, что где-то на Якиманке. Послушай доброго совета, забудь ты про них обоих на веки вечные. Пойдут на тебя войной, никто тебя не спасет. И государю не вздумай жаловаться. Ему пока не резон с боярами на вы идти, да он и не станет вмешиваться. Чтобы на таких, как они, управу найти, нужно Иоанном Грозным быть и на престоле, как на скале, сидеть!
Я видел, что Безобразову говорить на эту тему очень неприятно, он косился по сторонам и вел себя сковано. Потому разговор пришлось кончить. Я поблагодарил постельничего за информацию и добрые Пожелания, и мы с ним распрощались.
Решив дела во дворце, я собрался поехать в дом подьячего, любить и охранять свою красавицу. Пользовался я «трофейным» конем, оставшимся от одного из убитых утром заговорщиков. Возле коновязи, где я его оставил, крутился какой-то синий стрелец, Парень лет двадцати. Едва я отвязал поводья, как он подошел и спросил, почему я беру чужую лошадь. Вопрос был, конечно, интересный, но грозил локальным скандалом.
Чтобы отвязаться, я соврал, что лошадь мне одолжили. Стрелец не поверил, даже попытался ухватиться за поводья, но я его отшвырнул и пообещал свернуть голову, если он станет мне препятствовать. Начальственный рык возымел действие, и мне удалось убраться подобру-поздорову.
Конь был неплохой, и я хорошей рысью скакал по городским улицам. Летнее солнце стояло еще высоко, однако дело уже шло к вечеру, и народа на улицах было совсем мало. На мое счастье, по дороге к дому подьячего больше никаких осложнений не возникло, никто не попал под лошадь, и меня даже не попытались убить по дороге, так что скоро я уже въезжал во двор отставного чиновника. Здесь было тихо, хозяева и холопы сидели по избам, наслаждаясь вечерним отдыхом, так что я сразу же направился к своей избушке. Однако она оказалась пуста, а дверь снаружи даже приперта колышком. Мне ничего не оставалось, как пойти за Прасковьей в хозяйскую избу.
После сегодняшней ночи бурной любви ревности у меня поубавилось, но все равно было неприятно, что девушка так тесно общается с влюбленным в нее хозяйским сыном.
На правах жильца я без церемоний вошел в главную горницу, где собиралась вся семья. После дневного света в полутемных комнатах что-либо сразу разглядеть было не возможно, потому перекрестившись на образ в красном углу и отвесив общий поклон, я спросил, где Прасковья. В ответ мне удивленно ответили, что ее тут нет.
– Как это нет? – начиная тревожиться, воскликнул я. – Куда же она делась?
– Осталась с тобой, – ответил подьячий.
– Она должна была еще утром придти сюда! – воскликнул я, заставив всех Горюновых встревожиться.
Все члены благородного семейства разом загалдели, а Сидор вскочил, зачем-то схватил шапку и выскочил наружу, непонятно, за какой надобностью. Впрочем, я и сам так растерялся, что впору было бестолково метаться по двору. Так с хода, я даже примерно не представлял, где теперь искать пропавшую девушку.
– Ее вообще здесь не было, или она недавно куда-нибудь ушла? – задал я совершенно бестолковый вопрос.
Ответ был очевиден, и я его ждал. Как водится, все разом начали придумывать планы как отыскать Прасковью, и как обычно, один глупее другого. Отделываясь банальными ответами, я вышел во двор и столкнулся с Сидором, который, оказывается, бегал проверять, не прячется ли девушка в нашей съемной избе.
– Нет ее нигде! – закричал он, – А когда ты Прасковью видел последний раз?
Я в очередной раз рассказал, как мы расстались. Парень посмотрел на меня волком:
– Ты же обещал ее оберегать! Кабы я с ней был, то ничего бы не случилось!
– Абы да кабы, во рту выросли грибы! – ответил я поговоркой. – Меня к царю вызвали, а по дороге едва не убили!
– Так не убили же! – с отчаяньем воскликнул он. – А Прасковьи может быть, уже и в живых нет!
– Не каркай! – огрызнулся я. – Еще ничего не известно. Сейчас поеду к в ее имение, расспрошу дворовых, может быть, кто-нибудь что-нибудь и знает. В любом случае теперь понятно, кто ее мог захватить, если найду, буду с ним разбираться.
– Кто это мог сделать? – растеряно спросил он.
– А то ты вчера сам не слышал, кому купчиха Прасковью продала!
– Тому дьяку? – убитым голосом проговорил он.
– Больше некому, я про этого Ерастова сегодня во дворце спрашивал, мне верный человек сказал, что ему сам царь не указ. Ладно, сейчас оседлаю донца и поеду, – сказал я и направился к конюшне.
– Можно и мне тобой? – попросил парень.
– Поезжай, если отец отпустит.