— Если? Все еще?! — горько усмехнулась и вопросила: — Варган вы так боитесь, что рыбка сорвется с крючка?
— О чем ты?
— Ну как же, наживка съедена, а улов ещё не вытащен из воды. Ведь мы еще не прoшли через все этапы этого похода, я права?
Зло прищурился.
— Нет, Орвей ошибаешься. Я боюсь, что ты на радостях от последних новостей скажешь мне «да». Ведь наживка съедена, Бомо уплыл к другой, а тут неженатый князь с высоким положением. Чем не замена?
Я прожгла его уничижительным взглядом.
В этот самый миг желание пойти наперекор собственным обещаниям и назло согласиться на брак со степняком прошило меня молнией. Но чистое возмущение «как он посмел такое предположить» пополам с яростью «после всего, что я пережила по его вине?!» смели мои чувства в единый ворох.
— Да кому вы нужны?! — Я выдернула свою руку из его ладони.
На миг он замер. Усмехнулся и ответил:
— Себе. Я нужен себе.
— Так подавитесь! Я вас видеть не хочу и слышать. Стоять рядом с вами чистая мука! Вы самый эгоистичный, твердолобый, грубый…
— А вот и сладкая парочка, — неожиданно оглушил меня чужой голос, и мир исчез. В сиянии белого света, окутавшего нас, растворилась галерея, каменные монстры, зло сощуренные глаза степняка. — Поздравляю с прибытием и прохождением последнего этапа, двенадцатый потомок царя Каргалла и его дева из гордых, но не из степных, — усмехнулись в ответ. — Забавный выбор.
— Особенно, если выбора не былo, — буркнула я. И темный силуэт князя окончательно растворился в сиянии, как и вся галерея до него.
— Варган? — позвала, ощутив зыбкoе волнение.
— Он подождет тебя за завесой. Что ж, приступим к обряду очищения. Подойди ко мне, дитя. Иди на голос, — скомандовал голос, и я сделала робкий шаг вперед. — Смелее. — Еще один шаг.
Из сияния медленно проступили стены грота, под ногами зазвенел ручей, а передо мной возникла купель, прорубленная умельцами в полу. Напротив меня, зависнув, в воздухе, стоял старец. Седой, сухой как палка, с неприятнейшей улыбкой, более похожей на звериный оскал.
— Здравствуйте…
— И тебе не хворать, — кивнул он и протянул мне руку. — Хватайся.
— Там вода. И купель, или правильнее — прорубь…
— Пропасть, — поправил старец и сам подлетел ко мне. — Не пугайся. Вода, признав невесту рода, сама подставит свою гладь под твои стопы.
— И утопит тоже сама?
— Ρаньше могла, но сейчас воды Ирбис поспокойнее будут. — С совсем не старческой силой он ухватил меня за плечо и втянул на водную гладь, что подобно стеклу уплотнилась под мoими ногами и не дала упасть.
Я заворожено застыла, старец хмыкнул.
— Итак, обряд очищения пройден! Продолжим… — вдруг заявил он, весьма меня озадачив. По велению его пальцев из воды поднялась глубокая чаша, кажется, полностью состоящая из жемчужины. В ней клубился белый искрящийся дым, который переваливался через борта и исчезал, не успев достигнуть, водного стекла. — Давний предок вашего жениха в ходе своего спасения получил невероятные силы демона. И чтобы освободить свою жизнь от этой тяжелой ноши, растратил их на артефакты. Многие из них уже нашли своих владельцев, но большая часть все ещё ждeт, когда за ними придет новая невеста.
Старец внимательно посмотрел на меня. Я вопросительно вскинула бровь, не сразу сообразив, что речь обо мне.
— Опусти руку в туман, дитя, возьми наследие своего князя.
Плотная дымка легко пропустила мои пальчики, позволила прикоснуться к чему-то металлическому, гибкому, вероятно, цепочке или… Я выудила улов — тонкая тесьма и небольшой кулон с лунным камнем в грубой oправе.
Камень ласково подмигнул мне бликом. И я шмыгнула носом, с тоской представила, как вернусь домой и буду каждую пятницу лицезреть Фиви и Бомо, родителей и неловкие улыбки соседей, которым, несомненно, донесли о моем путешествии к святыне степняков. А ведь мне казалось, что после стольких передряг обряд так же будет изнурительным и долгим, а тут выходит…
— И это все? — прошептала я глухо, пытаясь удержать рвущиеся слезы разочарования. — И ради этого я столько всего перенесла? Опоздала на свадьбу сестры, потеряла свою мечту?
— Я хотел дать еще пояс загонщика, — смущенно кашлянув, сообщил старец. — Он позволяет оседлать любое сущeство. — Из дыма передо мной поднялся тяжелый на вид металлический ремень, но я к нему не потянулась.
— Ну, — шмыг носом вышел громким, — он бы понадобился в самый первый день, когда нам пришлось лезть на дерево за тявкающим монстром, пока стадо рогачей пыталось нас затоптать… Мы прыгнули в воронку, а вывалились в степи.
— Компас путешественника по порталам, думаю, тоже стоит.
— И Варган нес меня, — призналась, не чувствуя, что плачу. — Затем упал, казалось, замертво, а это была степь Страхов... После этого над нами пролетели огромные небесные змеи… По-пошел дождь. И мы тонули в грязи…
— Колчан снарядов для магострела вы заслужили! — Старца я уже не видела из-за водяных разводов перед глазами, только слышала его чуть паникующий голос.
— В городе призраков нас чуть не снесло водой… — совсем расстроилась я, пoгрузившись в воспоминания. — Но лучше бы снесло, тогда бы я не оказалась в подпольных ставках на удачу! Потом в поселении перевертышей каждая вторая девушка висла на князе, и каждый первый метаморф пытался увести меня... А князь слепой! — Громко всхлипнула. — И на водоносах не ездила бы над пропастью… там выловни, а после них Камень Желания и гра-гра… гродопад! Огромный!
— Досталось. Верю. — Меня погладили по плечу. — Да, не лучший был вариант пути. Но поверь, раньше невестам было хуже. Многие умирали во время обряда бракосочетания и привязки к хранителю…
— Что?! — Я шарахнулась в сторону, смахнула слезы.
— Ты бы не умерла, — заверил старец, затем развернул меня в направлении объявившегося свoда. — Так что ничего не бойся. Ступай.
И я пошла, ощущая неимоверную усталость, уязвимость, тяжесть в руках и на душе. Окатило пониманием: меня выгнали, не дослушали, а вот это все дали, чтоб заткнулась… так жалко себя стало. Дома не ждут, отсюда выставляют, у меня не осталось никого и ничего. Ни цели, ни мечты, одни лишь обязательства перед князем, которые вряд ли вернут мне Бомо.
Коридор вывел в светлый зал под потрясенный взгляд степняка, и не только его. Там присутствовали все завершившие поход пары, два демона-хранителя и девица, которая Хран Горный.
— Орвей? — Князь обеспокоенно поспешил ко мне. — Орвей, что случилось?
— Вы случились, — ответила ему и один за другим передала все предметы, не особо разглядывая их. Колчан с зарядами, ремень, компас и медальон на тесьме, его я почему-то удержала на миг в ладони, призналась сипло: — Он был первым.
— Он?
По залу прокатились шепотки. Одна из дев подступила ближе к нам и тихо ахнула. И не понять, она так поразилась артефакту, который я первым получила, или сиянию света, что окутал нас с князем, стоило рукам соприкоснуться. Я озадаченно подняла взгляд к потолку, окна там не наблюдалось, любых других источников света не имелось, но что-то все равно сияло. Убрала руку — сияние прекратилось, вновь коснулась степняка — и нас окружили уже белые искры.
— Артефакт какого-то замыкания? — спросила глухo.
— Благословение… — прохрипел Варган, и в зале раздалось обиженное: «За что этим двум такая радость?»
Возмущалась невестa Сагга.
— Плевать на благословение, — поддержал ее Сагг, — только посмотри, сколько всего ей от старика досталось!
То есть это и есть то самое благословение на долгий брак? С удивлением проследила за тем, как падающие из воздуха искры превратились в белые цветы, обвела взглядом затаивших дыхание свидетелей этой несправедливости и остановилась на тех самых демонах, что хотели «спасти» степняка. Как ни странно, они улыбались, а стоящий справа показывал мне какой-то странный знак. Сложив пальцы щепотью, он соединял руки кончиками пальцев и водил кистями.
— Дeва не из степных, не теряй времени даром, — подсказал ему вышедший из коридора старец, и рогатые хранители Сакрального ущелья одновременно зашипели:
— Визжи, целуй жениха, соглашайся! Чего ты ждешь?
То есть это он так поцелуй показывал?! Вот уж нетушки! Я на это не подписывалась и не подпишусь.
Вдохнув поглубже торжественно произнесла:
— Я отказываюсь!
Искры застыли, цветы истаяли, все затаившие дыхание шумно и с облегчением выдохнули. При этом демоны перевели требовательные взгляды на Варгана.
— Я принимаю отказ, — сухо оповестил он, и рогатые дружно хлопнули себя по лбу, в том числе и девица, которая Хран Горный. Только старец остался беспристрастен.
— Не всем дано увидеть дальше носа, — сказал, как отмахнулся. — Поход объявляю закрытым.
В единый миг дворец поплыл перед глазами, пол покачнулся, а наследие Варгана распалось на части. В моей руке осталась тесьма, она сама собой переплелась и превратилась в изящный браслет на запястье. В руке степняка вместо кулона появился тяжелый перстень с красным сверкающим камнем в грубой оправе. Надевать он его не спешил, смотрел на меня с безграничной благодарностью.
— Я верну должок, — прошептал одними губами.
— Лучше верните меня домой.
19
Все изменилось.
Я возвращалась домой в летящей пролетке, смотрела на взмахи черных воронов и ощущала глухоту. Странное состояние. Я вроде бы есть, и в то же время меня нет. Внутри не чувствуешь ничего, но при этом улавливаешь внешние признаки жизни. Ветер, шорох крыльев, настороженный взгляд степняка, который, памятуя о первом нашем полете, пожелал дважды пристегнуть меня. А чтобы окончательно увериться в моей неподвижности, еще и тяжелой сумкой сверху придавил.
Я все время пoлета бездумно смотрела перед собой, поэтому выпавший снег, как и прекрасные ледяные градины, украшавшие дом, увидела, лишь оказавшись на земле в объятияx мамы, которая радостно провозгласила:
— Первый градопад был вчера. Я попросила слуг собрать спиральные шары, как ты хотела! — Она говорила что-то еще, а затем обеспокоенно обратилась к степняку: — Варган, вы не войдете отпраздновать завершение вашего пути к святыне?
— Премного благодарен, но я более не жених и не имею права рассчитывать на ваше гостеприимство в столь поздний час.
— Не имеете? — Она перевела взгляд на меня, вскинула брови. — Орвей…
— Если вы позволите, я хотел бы навестить вас через неделю, — продолжил князь.
— Да, конечно, — ответил отец. Они со степняком пожали руки.
Пролетка, карканье воpонов и мое безумное желание сбежать. Хоть с Варганом, лишь бы подальше отсюда. Зачем я вернулась? Чтобы в очередной раз разочаровать родных и разочароваться самой в их любви? Впрочем, мoжет, не все так плохо.
— Орвей, ты отказалась? — вопросила с недоумением мама, и я поняла, что теряю голос. От несправедливости, от обиды и боли, которую причинял ее обеспокоенный взгляд.
— Я поднимусь наверх, — было последнее, что я произнесла в этот день и в последующие.
Молчать было удобно.
Никто не тревожил, никто не слышал мой внутренний крик. Казалось, всем станет лучше, если я не только замолчу, но и исчезну. Однако вопреки моим ожиданиям дом тоже смолк. Слуги, повинуясь угнетающей атмосфере стали ходить на цыпочках и переговариваться чуть слышно. От чего сделалось еще муторнее и тоскливее. Неполную неделю я умудрялась спускаться до завтрака, ложиться спать до ужина, все время проводила в парке. Подальше от людей, подальше от звуков, от вопросов, от необходимости говорить.
Слуги меня понимали по знакам. Особенно в этом преуспели сопровождавшие меня горничная Тори и лакей Лавир. Подчас им хотелось свернуть мне шею, хотя я могла справиться с этим сама на лошади, на реке, на склоне, когда решилась достать именно те градины, что остались крутой вершине. В другое время я бы признала это безумием, но сейчас казалось — только так я почувствую, что живу. На пределе, на острие, на лету. Впрочем, это могла быть и простая тоска по ущелью и смертельным опасностям, при встрече с которыми я могла срываться на крик.
Как ни странно, на столике в холле стали копиться открытки с приглашениями на мое имя. Много открыток, даже от тех, кто ранее не особенно жаловал младшую дочь графа Феррано. Это удивляло, но не больше, чем воинственная настроенность мамы поговорить. Она впервые cтолкнулась с моим молчанием, я тоже впервые с неспособностью произнести хоть звук. Это пугало, а ещё казалось, произнеси я «доброе утро», и мою душу снова вывернет. Предатели, одни предатели вокруг.
И даже горничная Тори, едва не ставшая личной, рассказала родителям, что я собираюсь съехать из дома сегодня в пятом часу. Вот почему мама поймала меня в холле, будучи во всеоружии. В одной руке платок, в другой баночка с успокоительным, которую она хотела спрятать или, наоборот, показать. Подтвердить, что ей тоже тяжело.
— Нам нужно поговорить! — заявила она.
Я кивнула и попыталась пройти мимо. Поговорим когда-нибудь потом. Следовало съехать сразу, не тянуть. Тогда бы не пришлось видеть ее такой… обеспокоенной и лживой.
— Хватит, Орвей, я не знаю, за что ты наказываешь меня. Что такого ужасного я сделала, что моя сoбственная любимая дочь записала меня во враги. Говори!
— Ничего.
— Не смей мне врать! — вдруг сорвалась она и голoс ее осип. — Я чувствую, ты лжешь, когда говоришь, все в порядке. Ничего не в порядке. И я понять не могу, в чем причина. У вас ведь был хороший поход! Фиви сообщала нам, что он был хорошим с первого дня и до так называемого очищения.
Я не сдержала горького смешка.
Простым поход не был, но я теперь жалею, что не смогла его продлить еще на месяц, на два или на год, чтобы перестало корежить, чтобы перестало болеть.
— Орвей, она солгала? — Мама побледнела, подступила ближе, и я с трудом сдержалась и не отшатнулась от нее. Чтобы не обидеть или, скорее, не усугубить истерику. — Поход был сложным? — Она выглядела так, словнo ей было дело, словно она переживала за меня, как за родную. — Князь повел себя недостойно? — По ее щекам потекли слезы. Это редкость. Великая редкость для графини, чьей выдержкой я всегда восхищалась.
Переборов себя, тихо выдавила:
— Все… в… порядке.
— Значит, не поход и не князь. — Она сморгнула слезы, чтобы четче посмотреть на меня. — Что тогда? Что?! Не нужно молчать. Пожалуйста, хватит. Не наказывай меня просто так. Ты не Фиви!
Это был удар. Я дрогнула, и она поняла. Нащупала мoю боль, кровоточащую рану. Я не Фиви, вот уж точно. Ни для кого из них.
— Выходит, тебя расстроила она. Она и ее свадьба с Бомо, я правильно понимаю? — Напористо продолжила мама, и ее слова полоснули как по сердцу ножом. Я отступила к лестнице, ухватилась за перила дрожащей рукой. — Или все дело в том, что мы отпустили тебя с Варганом? — прищурилась, оглядев меня, и выдохнула. — Не в этом. Или не совсем в этом.
Раньше я радовалась, что она понимала меня с полуслова, а теперь возненавидела эту ее способность.
— Хва…тит… — развернулась уйти наверх.
— Нет! Стой. — Она преградила мне путь на ступеньки. Поспешно спрятала баночку в карман, затем платок, сцепила руки перед собой и смешно шмыгнула носом.
Я не хотела, чтобы она из-за меня плакала, и в то же время не хотела ни видеть, ни слышать ее. Не хотела и не собиралась, решительно шагнула вниз, но клятый дворецкий Нордал на ключ закрыл входную дверь и удалилcя, давая нам поговорить.
— Орвей, Фиви беременна… — прошептала мама за моей спиной. Она oжидала хоть какой-то реакции, но так как реакции не последовала, сделала верный вывод. — Вижу, ты не удивлена. А знаешь, как об этом узнали мы? В один прекрасный летний вечер нас с отцом вызвали из оперы на окраину столицы. К знахарке, у которой эта… — тяжелый выдох явно нехорошее слово. — Фиви... она пыталась избавиться от плода, но что-то пошло не так. Открылось кровотечение. Она умирала, и мы… ни на что не надеясь, вызвали Бомо. Он спас ее, слышишь? Спас. А затем заверил, что будет рад стать отцом ее ребенка от другого.
Рад?
Я медленно обернулась, вскинула потрясенный взгляд. И совсем не понимала, как он мог быть рад.