Все, кто поселялся тут, величали ее кто бабушкой, кто теткой: кому что ближе. Но каждый признавал ее власть.
– А почему ты тогда так себя с ней…
– Вела? – подсказала Марлен, ловко орудуя тряпкой. – А это у меня привычка… В кабаре надо быть капризной и немного вздорной. Набивать себе цену. А то будут думать, что ты – безотказная и на тебе всегда можно выехать… А тут, приду и забуду, что я уже не на работе. Вот по привычке, бывает, и вздорим с Фло.
В дверь заглянул бородатый мужик, увидел Марлен в комбинации, одобрительно хмыкнул и, пошарив взглядом по кухне, спросил:
– А Фло где?
– Ушла на рынок, – лаконично ответила блондинка.
– Жаль, – здоровяк почесал затылок и ретировался.
А мне стало любопытно:
– Марлен, а тебе и правду наплевать, что тебя могут вот такую, полураздетую, увидеть посторонние?
– Не завидуй! – беззлобно ответила красотка, домыв последнюю ложку.
После этого она торжественно водрузила передо мной примус и ершик.
– А теперь твоя очередь. Чистка примуса сил особо не требует. Только терпения. Так что дерзай.
Спустя минуты мы остались в кухне одни. Я и изрядно подкопчённый примус. Нерешительно взяла в руки ершик, даже приблизительно не представляя, где им именно нужно чистить. Провела по боку, потом по второму. Примус чище не стал.
Я решила, что раз ершик, значит, им чистят что – то внутри. Наклонилась над примусом, задумчиво глянула на горелку и только занесла ершик над конфоркой, как из стены прямо на меня вывалился полупрозрачный мужик, у которого вместо головы имелся лишь череп с патлами волос и черными провалами глазниц.
Я испугалась. До одури. Не закричала я лишь по одной простой причине: мне было некогда. Я горела: В моей ладони сам по себе вспыхнул огонь, как бывает у магов, что создают пульсары. Рука, державшая ершик, сейчас напоминала факел.
Полупрозрачный был нервами послабже меня, ибо раззявил рот и заорал. Хотя, может это он так отреагировал на еще одного участника действа, вынырнувшего буквально из воздуха.
Второй гость оказался весьма материален и зол. И ему было наплевать на объятую огнем девицу, зато за свою добычу он ухватился цепко, накинув на нее магический аркан. Призрак, в свою очередь, отчего – то жутко не хотел воссоединяться со своим преследователем и не нашел ничего лучшего, чем вцепиться в меня.
Его эфемерные на взгляд, но совсем даже материальные по ощущениям руки сомкнулись на моем горящем запястье.
Теперь взвыли все. Я – оттого, что огонь, который до этого полыхал на моей коже, но не жег, сменился вымораживающим холодом. Ледяная корка начала распространяться от костлявых пальцев призрака выше по моему предплечью. Сам дух, видимо, оттого, что пламя его все же изрядно обожгло, а белобрысый незнакомец – от натуги. Теперь блондин с яростью тянул на себя одной рукой уже нас двоих. А вот то, что появилось у него во второй…
О ловушке для душ слышал каждый. Ею пугали малышню, к ней с суеверием относились старики, о ней сплетничали на базарах и перешёптывались на суаре… И каждый знал – нет страшнее наказания, чем оказаться замурованным в этом невзрачном с виду артефакте.
Шкатулка из мертвого дерева, что не тонет, не горит и не стареет под натиском времени. Размером чуть больше ладони, она была способна затянуть в себя сотню бывалых воинов, если не корабль. А вот выпустить… Выпускала она только души. Такова была шутка ее создателя. Но, несмотря на «милый» недостаток, сию карманную тюрьму уважали и использовали ловцы. И весьма активно.
И вот сейчас одна магически одаренная сволочь пыталась меня упрятать в эту самую тюрьму в довесок к чьей – то неуспокоенной душе.
Я разозлилась. Так, как не злилась еще никогда. Я выжила не для того, чтобы так бесславно закончить свой век.
Вторая моя рука, державшая примус, полыхнула. Пламя облизало серый потолок, но мне было не до этого. Я занесла примус над черепом призрака и, позабыв о том, что дух вроде бы не совсем материален, обрушила на горелку на череп выходца из могилы. Та же, перевернувшись, вылила на башку призрака остатки тут же вспыхнувшего керосина.
Как оказалось, и эфемерные духи умеют гореть. А отчаявшиеся девицы – лупить до одури. Нас так и потянуло, как в воронку торнадо. Горящего призрака, меня, остервенело молотящую по его костяному кумполу и собственно орудие ближнего боя – примус. Сказать, что я покорно утягивалась, значит оскорбить. Я упиралась пятками, вырывалась, как кошка, перед мордой которой встала угроза очередного омовения.
Единственное, все было зря. Нас с призраком неудержимо засасывало в черное чрево этой проклятой шкатулки. Мой отчаянный крик слился с воем духа, которого уже поглотил артефакт. Лишь его полупрозрачная кисть все еще была сомкнута на моем запястье и тащила меня внутрь не хуже, чем буксировочный трос баркаса. А это значит – я стояла следующей в очереди на заселение в весьма перспективную жилплощадь. Оная гарантировала постояльцам пожизненное проживание без угрозы выселения. Но я оказалась несознательной квартиранткой и ненавистницей переездов.
Замахнулась примусом в последний раз, целясь по костлявым фалангам призрака. Умом понимала, что это уже бесполезно, но тело отчаянно хотело жить. И в этот момент шкатулка захлопнулась, оттяпав полупрозрачную кисть от самого духа.
Вот только примус, который начал свой стремительный полет по дуге, я уже была не в силах остановить. Он, вобрав в себя все мои отчаяние и злость, описал полукруг, а белобрысая макушка ловца показалась этой жестянке отличной альтернативой призрачной пятерне.
Стыковка прошла удачно. Не хуже встречи на самом высшем уровне. Обе стороны остались под впечатлением. Примус – погнул в радостном приветствии днище. Ловец обзавелся весьма солидным приобретением – шишкой.
Звук же от радостного воссоединения вышел таким звонким, что я не смогла машинально не отметить: степень наполненности обоих «сосудов» примерно одинаковая.
Незваному гостю здорово прилетело от щедрот моей испуганной души. Оная же сейчас так прочно укоренилась в пятках, что не желала выбираться из столь надежной и спасительной части тела ни за какие коврижки. И правильно делала. Потому что только после звучного «дзинь» я осознала, что напала на ловца душ при исполнении.
– Твою же… – выдал вместо приветственной речи пострадавший, потирая набухавшую прямо на глазах шишку.
– И вам доброго утра, – машинально ответила я, прижимая к груди примус.
Огонь на коже, словно усовестившись, утих, и сейчас мое одеяние напоминало половую тряпку с напрочь сгоревшими рукавами и кучей здоровенных, кое-где тлеющих дыр. Призрачная кисть, что держала мою руку, начала медленно истаивать, а ее хватка – ощущаться все слабее
– Самая воспитанная? – злобно процедил блондин, оценив мое приветствие.
В отличие от подпаленной меня незваный гость был одет весьма прилично: ботинки добротной кожи, брюки, рубашка, пиджак, и даже внушительное кольцо – печатка с головкой в виде черепа – знак ловцов душ – наличествовало на указательном пальце. Вот только вся эта приличная одежда пропиталась какой – то странной серой пылью с запахом тлена.
– Ну, если не самая красивая и не самая умная, значит да, хотя бы самая воспитанная, – я решила, что лучше согласиться с этим опасным типом.
Ловец, к слову, до этого сраженный моим ударом, начал подниматься.
Когда он встал, то оказалось, что блондин на голову выше меня. У Грега было красивое тело: в меру подтянутое, в меру лощеное. Но до этого момента я и помыслить не могла, что между «красивым» и «совершенным» – целая пропасть. Ловец имел именно совершенное тело. Его фигура таила в себе мощь и силу. Под тканью чувствовались тренированные мышцы, его кожа, расцелованная загаром, отливала бронзой.
Шаг, второй, он оказался рядом со мною так быстро, что я и глазом моргнуть не успела. Вот он вроде бы еще только распрямляется – и уже схватил меня за подбородок.
– Значит, милая воспитанная малышка, – он запрокинул мне голову. – Люблю таких. К тому же со смазливой мордашкой и острым язычком. А ты знаешь, что полагается по закону за нападение на ловца при исполнении?
Я сглотнула. До этого никто ни разу в жизни не заговаривал со мной таким тоном. Провокационным и злым одновременно.
– Но ты можешь рассчитаться со мной… – его большой палец с нажимом прошелся от моего подбородка до выреза, недвусмысленно намекая на вариант и размер взятки.
Я же, решив: «Была не была, все равно один раз я на него вроде как уже напала», – что есть мочи саданула коленом в пах, и когда блондин, от неожиданности охнув, согнулся, стремглав вылетела за дверь.
Сердце бешено колотилось. А в голове набатом стучала мысль: ну как же так? Ловцы – это же опора империи. Мне всегда говорили, что они честные и благородные маги, которые защищают закон и порядок в стране. Хотя до этого я ни с кем из них лично не встречалась, но отчего – то не хотелось верить, что и в этом моем убеждении я обманулась.
Я пролетела по коридору, застучала пятками по лестнице и выбежала на улицу. Туман и холод, враз окутавшие меня, заставили чуть остыть. А спустя две сотни шагов – и вовсе обхватить зябнущие плечи.
Когда я окончательно успокоилась и повернула обратно к дому старухи Фло, в моей голове созрело, как мне тогда казалось, самое верное из решений.
Он гнался за сбежавшим из плетения дамбы духом по лабиринту. Его окружали смрад и тлен. Иллюзии то ли его прошлого, то ли игра сознания – всплывали далекими миражами и близкими отражениями, вдруг становящимися зеркалами стен.
Здесь легко потерять разум, да и тело. Лабиринт. Мир без теней. Место, где нет пространства и времени. Пограничье двух миров. Пристанище душ, которые хотят скрыться от закона или не могут уйти дорогой вечного сна из реального мира.
Его запутанные ходы пронизывают пространство, и чем ты лучше их узнаешь, тем больше теряешься. И если у тебя нет якоря, то однажды заблудишься в ловушках лабиринта навсегда.
Тэд бежал за призраком и старался выкинуть из головы мысли об этом гребаном якоре. Зачем думать о том, чего у тебя нет, и вряд ли будет?
В Оплоте из них ковали идеальных воинов. Тех, кто способен служить, тех, кто сможет вынести сумрак лабиринта и найти в нем путь. Но вот насмешка судьбы – самые совершенные клинки порою ломались первыми. Не от непосильных нагрузок, но от каждодневного искушения лабиринта.
Но только мессиры будущим ловцам не объясняли, что совершенствовать нужно не только тело, но и дух. Зачем? Воин выполнил свой долг. Воин может умереть. В случае Тэда – потеряться в переулках лабиринта.
Он знал, что это произойдет рано или поздно, но не сейчас. Еще не время. Однако ловец чувствовал, что уже скоро. Слишком часто он здесь бывал. Поначалу гордясь, что ему, одному из лучших в выпуске, дают самые сложные задания. А потом за наградами и похвалой начала проглядывать правда: его спешили использовать по максимуму. Пока он не сломался.
Его начальник, не привыкший выплетать красивое кружево лживых фраз, однажды, вызвав его в кабинет, прямо в лоб заявил, что Тэд обязан найти себе якорь. Ловец лишь усмехнулся.
Якорь… безднов якорь. Это может быть дорогой сердцу предмет. Хоть памятная чем – то пуговица от драных кальсон, хоть образ старухи матери. Главное, чтобы воспоминания об этом самом якоре смогли вытеснить лживые образы лабиринта. Отсечь иллюзии от реальности.
А у Тэда привязанностей, что держат на этом свете крепче стальных канатов, не было. Предметы? Тьфу. Беспризорник потерял память о таких вещах еще на улицах в воровскую бытность. Мать? Та шлюха из борделя, которая выкинула его, семилетнего, на улицу? Друзья, что почти все утонули в тот проклятый день последнего отбора? Подружки на одну ночь, с которыми он старался забыться?
Тогда, в кабинете начальника, на прямой приказ найти якорь Тэд столь же прямо и ответил, что не может. Некого. Да и желания нет.
Мессир, уже в годах, грузный, с вислыми моржовыми усами, разозлился и, ударив кулаком по столу, заявил, что ему надоело укладывать молодых мальчишек, находящихся в его подчинении, в гробы по причине их собственной дури.
– Что я могу поделать? – усмехнувшись, развел руками Тэд.
– Что, нет бабы, которая бы тебе дорога была? – подозрительно уточнил начальник.
– Нет.
– Значит, иди и трахни парня, если из девок тебя ни одна не цепляет.
Ловец закашлялся, а мессир, почувствовав, что хватил лишку, чуть тише добавил:
– Ну, или заделай какой-нибудь шлюхе ребенка. Может, хоть дитя тебя удержит на этом свете?
Тэд тогда лишь зло сцепил зубы. Да, он был далеко не безгрешен, скорее уж наоборот. Но ловец точно знал, что лучше сдохнет в лабиринте, чем ради спасения собственной задницы породит на свет ублюдка от какой-нибудь девки. Своей судьбы сыну он не желал. А появись на свет девочка… Ее участь могла оказаться еще более незавидной.
Сейчас Тэд гнался за душой сбежавшего малефика, посылая к морским демонам мысли об этом сволочном якоре. А впереди маячил силуэт призрака, что при жизни смертельно проклял не одну сотню безвинных. Этот малефик в свое время был пойман ловцами и осужден на пятьсот лет. Сначала – живым: каждый день заключенный вливал свою силу в нити плетения барьера, а после смерти – в виде духа оказался внутри канвы заклинаний водной преграды, что удерживала сектора от затопления.
Обыватели зачастую не знали об этой особенности барьера, который был одновременно и тюрьмой для душ, считая, что прозрачная стена – творения давно ушедших светлых магов. В какой – то мере так оно и было. Когда – то. Но вечного нет ничего. И Оплот со временем стал не только следить за тем, чтобы маги не преступали закона, но и использовать души провинившихся во благо живущим.
Призрак словно почувствовал, что его настигают, и совершил отчаянный прыжок. Гад оказался сильным. Настолько, что сумел вырваться в материальный мир. Тэд без раздумий сиганул за ним и вывалился в реальность в какой – то замызганной кухне, где помимо призрака обнаружилась девица.
Не теряя времени, Тэд отточенным движением кинул магический аркан, и тут призрак решил показать во всей красе свой паскудный нрав. Дух вцепился в пигалицу, что стояла посреди тесного помещения в своем убогом балахоне с горящей рукой. Огненный маг, чтоб ее! Призрак, не будь дурак, не просто ухватился за нее, но и стал тянуть силы из девчонки, становясь все более материальным.
Ловец понял, что она – уже не жилец, но малышка умудрилась его удивить. Не растерялась и облила давно сдохшего малефика керосином. Секунды хватило, чтобы достать ловушку для душ. А дальше… Тэд сконцентрировался на том, чтобы захлопнуть крышку ровно в тот момент, когда малефик окажется внутри, а пигалица – еще нет. За что и поплатился.
Несмотря на то, что огненная была девицей мелкой и тощей, рука у нее оказалась тяжелой. Но больше всего Тэда разозлило, как она отбрила его едкое «…самая воспитанная». Это вместо благодарности за спасение. Захотелось проучить эту выскочку. Как следует напугать.
Но когда он прикоснулся к девчонке… Он сам не ожидал от себя такой реакции. Тэду захотелось прижать ее к стене, придавить весом своего тела. Такое с ним было впервые. Желание. Острое. До рези. Отдающееся покалыванием в кончиках пальцев, жаром в паху.
Нет, после лабиринта ему часто хотелось драки или секса. Чтобы забыть о смраде и тлене посмертных путей. Почувствовать себя живым. На худой конец сытной еды, вина, чтобы восстановить резерв. Хотя умелые женские ласки в этом плане были ничуть не хуже.
Но вот так, как сейчас… Сводяще с ума – впервые. Тэд прикрыл глаза. Отгоняя наваждение, и еще сильнее – непрошеную мысль, что сумасшествие лабиринта все же решило настигнуть его раньше положенного срока. За потерю бдительности он и поплатился, ощутив мгновение спустя острое колено меж своих ног.
Она удрала. Прошуршала подолом платья, которое было ей чересчур велико, по полу, как крыса хвостом. Ловцу осталось лишь выругаться. А потом, разогнуться после удара мелкой коленом туда, куда бить не принято, прошипеть и, сцепив зубы, выйти из дома.