Джейси в комнате не оказалось, поэтому я достала из рюкзака мобильник и набрала указанный на открытке номер. После двух гудков женский голос произнес: «Вы позвонили на домашнюю голосовую почту Нейла Камерона. Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала».
Я оставила свое имя и телефон и повесила трубку. Затем отправилась в гардеробную и окинула взглядом имеющиеся наряды. Лучше всего я смотрелась в синем шелковом платье, но ведь никто же не катается под парусом в платье, правда? Джинсы с футболкой — недостаточно оригинально. В брючном костюме он меня уже видел, но, может, он его не запомнил…
Телефон заиграл знакомые ноты из «Лебединого озера», и я схватила трубку.
— Алло?
Мужской голос сообщил, что звонит в ответ на мое сообщение. Он принадлежал не Камерону.
— Я отвечала на приглашение Нейла Камерона на лодочную прогулку, — сказала я.
— Простите?
— Он послал мне открытку, — объяснила я. — И просил позвонить по этому номеру, если я хочу покататься завтра на лодке.
— Нейл в Вашингтоне. — Из трубки доносился белый шум, словно где-то шуршали бумагами. — Подождите секундочку. Приглашение было на прошлые выходные, когда он отдыхал на Сен-Симоне.
Я редко пользуюсь выражением «до смерти» — слишком много у него оттенков. Но в тот день я, безо всяких сомнений, брякнула:
— Обидно до смерти.
— Не расстраивайтесь, — сказал голос. — Я передам Нейлу, что вы звонили.
Когда Джейси поздно вечером вернулась и обнаружила меня полностью одетой, лежащей на кровати и глядящей в потолок, она воскликнула:
— Боже мой! Ты никак экзамен завалила?
— Я упустила возможность сделать нечто по-настоящему важное.
Она расплылась в улыбке.
— И это все?
Я процитировала ей Уиттьера[16]:
Я закрыла глаза рукой, чтоб не видеть, как она смеется.
Затем я процитировала Лонгфелло:
— Ари, прекрати. — На сей раз она говорила серьезно. — Это слишком депрессивно.
— Как и моя жизнь. — Я купалась в темно-розовом удовольствии самосожаления.
— Теперь и ты говоришь, как Бернадетта.
Этого хватило, чтоб я села.
— Давай, — сказала она, — хватай свитер. У меня есть для тебя лекарство. Мы едем в «Олмарт».
Я никогда не бывала в «Олмарте», да и не хотела.
— Разве нам не полагается бойкотировать такие места?
— Да! Они загрязняют природу. Эксплуатируют рабочих. Но мы не собираемся ничего покупать. Мы едем наблюдать и записывать!
Я не тронулась с места.
— По-моему, в округе нет «Олмартов».
— Есть один, возле Уэйкросса. Уэйкросс лежал минимум в сорока пяти милях от кампуса, у входа в парк «Окифиноки».
— Я за рулем, — сказала Джейси. — Будет весело. Настоящее дорожное приключение!
Я решила, что делать мне все равно больше нечего.
В машине Джейси рассказала мне о мини-курсе, на который она ходила, под названием «Корпоративная этика».
— Он несколько абстрактный, — сказала она. — И я хочу для курсовой сделать его реальным. Если нам повезет, мы увидим какое-нибудь олмартовское беззаконие в действии.
Машина у нее была старая и потрепанная на вид. Мне захотелось такую же.
Мы проезжали заправочные станции и выставленные на продажу пустые участки, баптистскую церковь, указатель «Дородовое кладбище», несколько придорожных алтарей с крестами, на которых были написаны имена жертв ДТП. Большинство алтарей были увешаны искусственными цветами и венками, а к одному были привязаны четыре надутых гелием шарика. Мы пересекали коричневые реки по бетонным мостам. Тент над стоянкой для продажи подержанных машин украшала надпись «Дай богу славу».
Я стискивала телефон, мечтая, чтоб он зазвонил. Но он молчал, и я напомнила себе, что в этой части Юго-Восточной Джорджии связь плохая.
Джейси сидела на двух подушках, чтобы видеть, что творится поверх руля. Большую часть дороги она болтала.
— Сегодня у нас полнолуние, — сказала она.
— Тогда это должна быть синяя луна. — Луна уже побывала полной в этом месяце, когда я первый раз ездила на Тиби-Айленд.
— Правда? А какого оттенка синего? — Энтузиазм Джейси никогда меня не раздражал. Он был освежающе искренним по контрасту с деланным равнодушием большинства студентов Хиллхауса.
— Не буквально синяя. Это термин для второго полнолуния за один месяц.
— Мы слышали про синюю луну в прошлом году, на занятиях по фольклору. — Джейси свернула на олмартовскую парковку. — В такое время луна говорит с теми, кому не повезло в любви.
— Ты правда в это веришь?
Она припарковалась, и мы вышли наружу.
— Хотела бы я в это верить. Хотела бы я послушать, что она мне скажет.
Я сообразила, что ни разу не видела Джейси с мальчиком — или с девочкой, коли на то пошло. Я была настолько погружена в себя, что никогда не задумывалась, счастлива ли она.
— Спасибо, что довезла, — начала я и тут заметила внедорожник: бежевый, «шевроле», лысый мужик за рулем. Я почувствовала, как слова застывают у меня на языке. Я видела только затылок водителя, но он походил на затылок Сола Валентайна. Уж не следил ли он за нами?
Джип был припаркован у обочины напротив входа в пассаж. У пассажирской двери стояла девчонка с сигаретой и разговаривала с сидевшим внутри водителем.
Когда мы подходили к торговому центру, я велела Джейси идти вперед без меня.
— Я догоню тебя через минуту, — сказала я.
Она удивилась, но продолжила путь.
Я подошла к джипу.
— Извините, — произнесла я достаточно громко, чтобы прочие покупатели обернулись.
Девочка тоже обернулась. У нее были короткие красные волосы, выглядела она лет на пятнадцать.
— Уходи отсюда. — Теперь я понизила голос, но старалась, чтобы каждое слово звучало как можно весомее. — Этот парень — бандит. Он похищает девушек. Он убил мою подругу. Уходи немедленно.
Она не шелохнулась. Даже не моргнула. Она затянулась сигаретой, и тут я заметила ее глаза. Они были безжизненные, как у манекена.
Поздно. Ее уже завербовали.
Я почувствовала на себе взгляд Сола, ощутила жар этого взгляда на своем лице. Я отвернулась и вбежала в «Олмарт».
Внутри пахло горелым попкорном и пережаренными сосисками. Покупатели передвигались медленно, толкая перед собой тележки, в некоторых сидели младенцы. Большинство детей плакали, и их вой сливался с изрыгаемой потолочными динамиками музыкой.
Сначала я Джейси не увидела — ее нелегко было заметить в толпе. Затем я засекла ее у ювелирного прилавка, она склонилась над ним и что-то записывала. С длинными косами, в клетчатой юбке и джинсовой куртке ее можно было принять за ребенка, если бы не блокнот и ручка у нее в руках. С ними она почему-то казалась старше.
Я направилась к ней, но, не доходя до прилавка, оглянулась. Девочка с красными волосами шла за мной.
Похоже, она не спешила. И курила на ходу. Часть меня подумала: «Разве в торговых центрах не запрещено курить?»
Я сменила курс и двинулась вдоль по коридору, мимо поздравительных открыток и товаров для рукоделия. Проходы разветвлялись во все стороны, и я не видела ни одного места, которое не было бы ярко освещено и не просматривалось бы со всех сторон. Динамики на потолке играли инструментальную тему, которую я знала по маминой музыкальной шкатулке. Песня называлась «Звездная пыль».
Девочка с красными волосами свернула за угол, мимо стендов с пряжей и пластиковых упаковок вязальных спиц. Кажется, теперь она двигалась быстрее.
Я прошмыгнула между покупателями, свернула в отдел сопутствующих товаров, случайно толкнула толстуху, тянувшуюся к печке с тостером.
— Эй! — крикнула она мне вслед. Проходы были отмечены висящими под потолком указателями, но мне некогда было смотреть наверх. Затем я снова оказалась у витрины с драгоценностями. Прислонившись к ней, Джейси по-прежнему что-то писала.
— А вот и ты, — сказала она.
Я схватила ее за руку и потянула к выходу.
— Джейси, поезжай домой. Уходи отсюда. Ни с кем не разговаривай. Не жди меня.
— Что? — Она семенила за мной с ручкой в одной руке и блокнотом в другой. — Что ты делаешь?
Весила она не много, так что тащить ее было легко.
— Помнишь, что случилось с моей подругой Осенью? Берни была права — людей вокруг меня убивают. Выбирайся отсюда немедленно. Ни на кого не смотри на парковке. Просто уезжай.
Она все пыталась перебить меня. Затем глаза у нее округлились. Она что-то увидела. Я резко обернулась. Перед нами без всякого выражения на лице стояла девочка с сигаретой. Она выпустила дым мне в лицо.
Джейси вырвалась из моего захвата и опрометью бросилась вон из магазина. Я не сдавалась.
— Чего тебе от меня надо?
Глаза ее под копной красных волос не моргали. Она глубоко затянулась и выдохнула мне в глаза. Я закашлялась и оглянулась в поисках помощи.
Возле вереницы тележек стоял пожилой пузатый охранник.
— Сэр, пожалуйста… — окликнула я его.
И тут она бросилась на меня, держа сигарету горящим концом вперед. С первой попытки она подпалила мне волоски на предплечье. Со второй сигарета воткнулась мне в кожу.
От боли я вздрогнула и отпрянула. Я слышала собственный голос, бормочущий нечто неразборчивое. Затем я повернулась и снова принялась лавировать в толпе, мимо «ювелирки», мимо сопутствующих товаров, мимо швейного отдела в магазин женской моды. Там я решила сделаться невидимой.
Спецкостюма на мне не было, но, пробегая мимо витрины с подвешенными на растяжках джинсами и футболками, я увидела свой шанс. Я скинула рюкзак и затолкала его под деревянную подставку, на которой была смонтирована витрина, взобралась на нее и раскинула руки. «Как пугало», — подумалось мне. Теперь вместо трех нарядов на витрине оказалось выставлено четыре — последний несколько потрепаннее остальных, зато украшенный амулетом в виде кошки.
Несколько секунд спустя она прошла мимо витрины, поводя взглядом по сторонам, сканируя пространство, словно автомат, с выставленной горящим концом вперед сигаретой, готовая нанести удар. Она прошла так близко от меня, что я учуяла запах ее лосьона: смесь ананаса с кокосовым маслом. Я задержала дыхание, на случай если он ядовит. Я смотрела на нее сверху вниз, мечтая оказаться кем-нибудь другим, кем-нибудь, способным дать сдачи.
По субботам «Олмарт» открыт допоздна. Без десяти одиннадцать громкоговоритель объявил, что магазин закрывается.
Больше двух часов я простояла невидимая в позе манекена. У меня болели руки и шея. Одна нога затекла, а ожог от сигареты на предплечье пульсировал и саднил. Я прослушала больше инструментальных версий популярных песен 70-х и 80-х годов, чем в состоянии припомнить. Еще долгие годы я не выносила этой музыки. От искусственно синтезированных ароматов посетителей и продавцов, смешанных с вонью горелого попкорна, кружилась голова, едва не тошнило.
Веки у меня отяжелели, и я, должно быть, ненадолго задремала. Разбудил меня вид темноволосого человека, толкавшего перед собой набитую фастфудом тележку. Я могла поклясться, что это Элвис — кумир химического факультета, Король Былого и Грядущего. Он прошел мимо, бормоча что-то себе под нос, и исчез в очередном коридоре.
До того я подумывала, не провести ли здесь ночь. Но если даже меня ждут десять девочек с сигаретами и черных человеков, я должна отсюда выбраться. Возвращая себе видимость, я только надеялась, что никто в тот вечер особенно пристально не смотрел в мониторы камер слежения.
Парковка снаружи зияла пустотой, почти все разъехались. Ни джипа. Ни Джейсиной машины — что было огромным облегчением. Если бы Сол ее схватил, подумала я, машина бы осталась.
Обратный путь до кампуса долог. Мобильник не работал. Джейси была права — полная луна, словно прожектор, вставала над плоским ландшафтом. Я подумала, не снять ли одежду и не превратиться ли снова в невидимку, но холодный воздух убедил меня не делать этого. Я двинулась по обочине, не трудясь высматривать бежевые джипы.
«Пусть только сунутся», — думала я.
Увидев вывеску над входом в парк «Окифиноки», я решила, что это место подходит для ночлега не хуже любого другого.
Парк был закрыт, но перелезть через забор не составило труда. Кроны нисс серебристо поблескивали в лунном свете, и мелкие заводи под ними казались бездонными. Я пробиралась между доками, откуда мы спускали каноэ.
У меня была смутная идея одолжить лодку и добраться до острова с избушкой. Но я слишком устала, чтобы сделать еще хоть один лишний шаг. Я завернулась в свитер и легла на пристроенную к эллингу скамейку. Старины Джо не было видно, и я молча помолилась, чтобы он был где-то, неважно где, здоров — чтобы он просто был где-нибудь, живой.
Мне бы хотелось написать, что в ту ночь синяя луна разговаривала со мной. С высоты небес она молча таращилась вниз, бессмысленный непроницаемый глаз. Я скрестила руки и уставилась в ответ, слишком вымотанная, чтобы заснуть. Я думала обо всех тварях, которые могли разгуливать в ночи, — змеях, даппи, посыльных дьявола, Соле Валентайне — и мысленно сказала им всем: «Придите и возьмите меня. Это ваш шанс. Я слишком устала, чтобы бояться».
Но никто и ничто не пришло. Я слышала только шорохи, тявканье и плеск, а также кваканье древесных и речных лягушек, переговаривавшихся на языке, который мне никогда не понять. Звездный ковер над головой не складывался в узоры: как ни пыталась я разглядеть созвездия, видела только звездные россыпи.
Неприкаянность — чувство, которого я боялась больше всего, — все, что я чувствовала в ту ночь. Я вспомнила одно из сочинений Эмерсона, читанное мной в школьной библиотеке:
«Где мы обретаем себя? Через последовательности неосознаваемых нами крайностей… Мы просыпаемся и оказываемся на лестнице; под нами ступени, по которым мы, видимо, поднялись; и над нами ступени, много ступеней, уходящие вверх и пропадающие из глаз в вышине… Подобно призракам, мы скользим сквозь природу, обреченные не найти своего места в ней».
Вскоре я задремала. Когда настало утро, я стряхнула сон, встала и потянулась. Рука саднить перестала: ожог затянулся. На его месте, под кожей, образовался белый шрам в форме звезды.
Дорога до колледжа заняла несколько часов. Примерно на полдороге у меня зачирикал принявший голосовое сообщение мобильник. Я прокрутила это сообщение раз двадцать, пока не добралась до Хиллхауса.
«Ари, — говорилось в нем. Голос Камерона звучал выразительно даже сквозь помехи. — Я слышал, ты не попала на лодку. Не переживай. Случай еще представится».
В то время, в тот год, этого сообщения было достаточно, чтобы я продолжала двигаться, направляясь туда, где могло быть мое место.
В последний день сессии за мной приехала Дашай. Мой первый семестр в колледже официально закончился. Оценки станут известны только через две недели, но я знала, что справилась хорошо.
Повсюду вокруг нас студенты и их родители тащили в легковушки и фургоны коробки, чемоданы и рюкзаки. У меня вещей было мало: я погрузила их в мамин грузовичок минут за двадцать.
Дашай сидела за рулем и наблюдала за студенткой, пытавшейся перепаковать содержимое коробки, которую уронила. Она подняла свитер, посмотрела на него и бросила обратно на землю. Затем снова подняла тот же самый свитер, посмотрела на него и положила в коробку.
— У вас тут многие ребята как не в себе, — заметила Дашай. — Я видела мальчиков на лестнице, они двигались, будто роботы.