Северное сияние это не только красота, но и сбой всех наших компасов на неизвестную величину. Магнитные бури, будь они неладны. Минимум раз в месяц нам эта неприятность тут гарантирована.
Подозвал старпома, стоящего на вахте.
— Клим Ефимович, слышишь, как лед ворчит? Пожалей наши винты, отворачивай к северу. Глянем, какой лед там лежит. И не мишкуйся с компасом. Видишь сияние над головой?
Старпом помялся.
— Господин граф, уже пробовали к северу идти, там лед еще злее.
Сердце екнуло. Неужели начинается?
Звякнул звонок связи с гнездом, прислушался к докладу акустика, сердце застучало еще чаще. Слабое эхо в широком секторе впереди по курсу.
Старпом распрямился, пробежав взглядом по неизвестности впереди.
— Лево руля. Курс 25. Средний ход.
Волна оживления прошла по рубке, ледокол вновь слегка наклонился и вокруг протестующе зарычал лед. Конвой, по большой дуге, отворачивал к северу. Напряжение немного спало, только лед продолжал крепчать. В рубку поднялся Витус, с которым мы обсудили перспективы. Опять гадали на кофейной гуще.
Через 4 часа ледокол опять завалился в левую циркуляцию, отворачивая на запад. Удержался от беготни, в конце концов, на ледоколе есть капитан. Но сон не шел. Еще через час, циркуляция направо, исправляющая наш курс к северу. Еще через час поворот к востоку, но буквально через полчаса опять поворот к северу. Такие метания становились крайне беспокойными. Бросил свои расчеты, опять пошел в рубку. Застал в ней капитана со старпомом, вахту и Алексея, с одним из его приближенных кандидатов в губернаторы. В рубке стало тесновато. Пристроился сбоку, у батареи переговорных труб.
Бурное обсуждение стихло на пару секунд, при моем появлении, потом опять усилилось. Судя по обсуждаемым вариантам, кругом нас лежали острова, и лед вокруг них задержался со времен царя гороха. Алексей не замедлил поинтересоваться моим мнением.
— Да тут и гадать нечего. Возвращаемся на юг, пробуя лед на запад. Как лед слабее пойдет, пойдем на запад, пробуя лед на север. И так дальше, пока большим кругом не обойдем острова. Если судить по тому, когда мы начали тяжелый лед ломать, нам полсотни километров на запад идти, перед тем, как на север вертать. Сколько до поворота на восход ждать, то только Господь ведает.
Пожал плечами, всем видом показывая, что ничего страшного не происходит. На самом деле, опасался, что мы рубимся в очередной многолетний массив льдов, и на север нам будет пройти не по силам. Решил не каркать, даже мысленно. Кивнул всем присутствующим, поддерживая легенду, будто ничего страшного не происходит и удалился. За спиной вновь усилился гомон голосов, но тональность изменилась — отцы-командиры поверили, что мы действительно просто сделаем небольшой крюк, и все будет хорошо.
Пытался заснуть. Конвой шел обратно, периодически пытаясь уйти на запад, но отворачивая к югу, будто пугаясь усиливающегося треска льда. Под эти звуки и вибрацию корабля заснул, встречая, таким образом, рассвет.
Обходной маневр занял у нас более двух сотен километров, и почти двое суток времени. Зато на карте появились отметки, куда лучше не соваться, если только не вести к островам исследовательскую экспедицию. Мы с Витусом даже оптимальные курсы разработали, которыми пойдем от Дикого, обходя эту напасть. Вот только напасть все не заканчивалась.
Прибрежный лед становился прочнее, заставляя конвой отворачивать все больше на север. Судя по глубинам, до берега было достаточно далеко, и приходилось констатировать, что у берега лежит очередной многолетний массив льдов, который нам не взять. Витала в воздухе мысль, что на севере нас может ждать аналогичный массив. Первым эту мысль вслух высказал Алексей за обедом.
— Что будем делать, когда нас и с севера льды прижмут?
Пожал плечами, почему на меня-то все смотрят?
— Пойдем между многолетними льдами, пока сможем.
Многозначительная пауза говорила за моих слушателей. Усмехнулся.
— А когда не сможем идти, тогда поползем, взрывая лед перед собой, упираясь транспортом в корму ледокола, дрейфуя вместе с льдинами! Али вы усомнились, други мои?! Отбросьте неверие! Мы дойдем до Нового Света.
Налил себе медовухи, показывая свою уверенность, которой давно уже не испытывал. Разговоры за столом вновь активизировались, зазвенела посуда. Вот чего не отнимешь у льдов, так это отсутствие серьезного волнения моря. За бортом может свистеть штормовой ветер, а в офицерской кают-компании будут стоять на столах тонкие хрустальные фужеры. На открытой воде мы бы так не рисковали.
— Граф, а с чего полагаешь в Новом Свете начать?
Ну и вопросики. У нас теперь кандидат в губернаторы читать план экспедиции не умеет? Улыбнулся своим мыслям.
— Найду себе поляну без снега, лягу, с соломинкой в зубах и буду смотреть в небо.
За столом опять затихли разговоры. На меня смотрели как энтомолог на редкого жука. Поправился.
— Ну конечно с бутылочкой. Что вы на меня так смотрите?!
Все вежливо посмеялись и за столом начало нарастать обсуждение, кто, что будет делать, когда дойдем к Новому Свету. Вот это правильные настроения! Откинулся на переборку, отстраняясь от стола и потягивая горячий отвар на шиповнике. Надо еще слухи в команду запустить, что за лучшую придумку: «что надо сделать, прибыв в Новый Свет» — жалую премию от себя лично. Если мечта летит впереди человека, он к ней зубами прогрызется.
Вышел покурить после обеда. Ветер подхватил люк, и мы поиграли с ним в «перетягивание двери». Победа осталась за мной, но курить пошел на другое крыло мостика.
Надо льдами неслась и вихрилась поземка, с шуршанием обнимая наши корабли. Выше поземки летели тучи, казалось, что с марса их запросто можно достать рукой. Видимость сократилась до километра от силы, но конвой упорно шел на восток, периодически взрыкивая ревуном и все больше забирая к северу, когда лед по правому борту начинал ругаться сериями тресков особенно громко.
Смотрел по курсу, на множественные трещины, разбегающиеся в разных направлениях. С северо-востока ветер кидал в лицо колючие снежинки. Щурился. Грел руку трубкой. Мы действительно дойдем. Восемь тонн взрывчатки в трубочках, диаметром под наши ледовые буры. Четыре на дорогу туда, четыре на обратный путь. Плюс еще специальные взрыватели для снарядов, которые мы сможем использовать как ледовые мины. Мы дойдем. Нет нам хода назад. Второй раз Петра уже не раскрутить на такие расходы.
Лед звонко хмыкал под форштевнем и терся о борта ледокола, будто кот, у которого свои планы, не совпадающие с планами людей. Ничего кошак, мы ведь тебя и за шкирку прихватить можем. А уж пинок на прощанье, если когтями вцепишься, обеспечу тебе всем наличным боеприпасом. Ледокол шел на восток, лед расступался с недовольным рыком, прося не забывать, что он тоже хищник. Усмехнулся еще раз. Мы подружимся. Потом. Сначала покажем друг другу характер.
Вечером сидели со штурманами над картой. Если мне не изменяла память, то Диксон находится примерно посередине Карского моря. По счислению мы уже отмотали вторую половину, истратив на это чудовищно много топлива. Но Северная Земля не появлялась. Любопытно, с кем изменяла мне память? Может у него дорогу спросить?
В рубке наметилось оживление. Вышел из штурманской, глянуть на бесконечную белизну вокруг. Старпом на вахте высматривал справа что-то в бинокль. Встал рядом. И без бинокля видно, что вправо и влево уходят широкие полыньи черной воды, заполненные бисером колотых льдин. Конвой грузно вываливался из области сплошных льдов на относительно чистую воду. Ширина полыньи впечатляла.
Мозг лихорадочно прикидывал варианты. Локальное явление? Ветровой разлом? А может прибрежный лед отломало? Может, не так уж сильно неверна мне память?
Похлопал старпома по плечу, не отрывая взгляда от полосы черной воды.
— Давай-ка пойдем по полынье. Спытаем удачу. Может это подсказка для нас.
Старпом вытянулся, явно собираясь отдать честь. Похлопал его по плечу еще раз. Не надо перед штатским тянутся.
— Право руля, курс 170. Придерживайся полыньи братец.
Это выражение «братец» и «други» клянусь, само возникло — даже не ведаю откуда. Но теперь эти слова пламенем пожара поедали нашу эскадру. Духовник Алексея еще мне попенял, будто это моя вина. Не помню за собой такого.
Конвой описывал плавную циркуляцию, вибрация ледокола заметно снизилась, ход подрос — пришлось сбрасывать обороты, так как одиночно плавающие льдины звонко начали бить по форштевню. Вот и не понятно, как спокойнее идти — по сплошному льду корабли идут практически без ударов, но тяжело, а в полынье каждая льдина норовит нас таранить. И так плохо, и сяк не фонтан. Летайте самолетами аэрофлота.
В рубку поднялся Витус, взлохмаченный, неодетый. Правильный капитан — чувствует свой корабль. Старпом отчитался, сославшись на «рекомендацию графа». Беринг встал рядом со мной, разглядывая ведущую нас к югу полоску воды со взбитыми льдами.
— А почему на юг, граф?
— На юге теплее, — улыбнулся Витусу, встретив его непонимающий взгляд, — на севере нас только толстый, многолетний лед ждать может. А на юге земля, разломы, полыньи. Вот и идем к земле.
Беринг осмыслил этот тезис.
— Граф, так мы уже вторые сутки прорубиться на юг не можем!
Кивнул соглашаясь. Мы бы и не прорубились, не будь где то там, на востоке, гряды островов Северной Земли. Если приводить пример из моего времени, то лед и гряды островов совмещаются примерно так, как рельсы трамвая и асфальт. Асфальт всегда взломан там, где его рельсы пересекают. Вот и со льдом примерно так. Прочный монолит земли, и вокруг него море, с тонкой коркой ледяного покрова. Море дышит, ибо приливы никто не отменял в северных водах, лед «отскакивает» от суши, образуя полынью с обломками. Никакой многолетний, толстый лед не выдержит вздоха моря. Приливы, это вам не скромная букашка ледокола.
— Пойдем-ка, Витус, к карте. Обскажу, как такое выходит.
Вторые сутки полынья вела нас на юг, постепенно забирая к западу. Если посмотреть, какие мы выписываем кружева в северных морях, остается только соболезновать нашим пустеющим бункерам. Теперь мы все больше старались поднимать паруса. Дозаправили канонерки, спрятавшиеся от ветра за ледоколом как щенки, у живота кормящей собаки. Уже третья заправка — выпадаем из графика катастрофически.
На исходе вторых суток неспешного хода по свободной воде, полынья отвернула на запад, а нам еще рано домой. Рубка полнилась народом и разговорами. Конвой сбросил ход до самого малого. Проба панциря по бокам полыньи уже намекнула, что лед покажет нам, где раки, точнее мы, зимовать будут. Спокойно ждал, когда наши будущие демократы наспорятся. Порадовало, что вопрос возвращения не обсуждался.
— Граф! А ты что отмалчиваешься?! — из Алексея бил фонтан энергии, он выспался и ему, еще меньше меня, хотелось возвращаться.
Тяжело вздохнул, отворачиваясь от заиндевевшего по краям иллюминатора рубки.
— Стоп машины. Витус, поднимай буксирный сигнал для Юноны. Мы, господа, пойдем на восток.
Дальше последовала короткая немая пауза. Пожал плечами, на вопросительные взгляды.
— Ведь сказал же, мы ПРОЙДЕМ! Господин капитан, жду буксирный наряд на юте.
Поклонился слегка, прощаясь с обсуждальщиками. Дело надо делать, а не споры разводить. Не знаешь, что делать — не лезь руководить. Знаешь — так делай! Пока мы тут все не вмерзли в полынью.
На юте намело снегу, суетящийся наряд вывешивал на корму массивные кранцы и вытягивал буксировочные концы. Техник обстукивал кормовой разъем проводной связи, обросший от длительного неиспользования солидной ледяной бородой.
С кормы, на самом малом ходу, подкрадывалась Юнона, на баке которой суетился их буксирный наряд. Первый раз такую операцию проводим. Все спешка виновата, ограничивались штабными играми, вместо полноценных тренировок. Но прошлого не вернуть.
Летящие выброски открыли новую главу в нашем ледовом походе. За натянувшимися выбросками поползли, провисая толстые буксирные концы с обоих бортов. Буксирные наряды работали споро, с веселым уханьем. Мороз — хороший учитель. После небольшой паузы на закрепление концов, Авось скрипнул лебедками, подтягивая к себе нос транспортника и центрируя его по оси ледокола. Аккурат в кормовую выемку, обвешенную кранцами. Управились минут за двадцать, с непривычки. Завершили стыковку переброской на Юнону кабеля связи. Остающимся буксирным командам напомнил, чтоб у канатов не стояли — если оборванный канат хлестнет человека, перережет пополам запросто.
Пока поднимался в рубку, расстегиваясь и потирая руки, нарастало нетерпение. Этот лед не на тех напал!
Рубка опять шумела посторонними, проходной двор, какой-то.
— Господин Капитан, можно начинать движение.
Беринг мяться не стал, видимо обсудив с присутствующими все нюансы заранее.
— Господин герцог, окажите честь, начните проводку!
Витус еще и широко рукой повел, приглашая меня к центру рубки. Улыбнулся криво.
— Коли так, принимаю временно командование. Господа, все кроме вахты и Алексея Петровича — освободите рубку.
На недовольный ропот продолжил.
— Коли за ледовым ходом смотреть охота, делайте это из кают-компании. Не тяните, господа!
Алексей удивленно посмотрел на мое хмурое лицо, но решил поддержать начинание. В рубке быстро стало просторно и спокойно. Обратился к Берингу.
— Витус Ионассен, у нас хоть и не боевой корабль, но извольте соблюдать морские уставы. На мостике не должно быть посторонних.
Капитан тоскливо смотрел в иллюминатор. Что ж, его можно понять.
— Алексей Петрович, у меня к тебе прошение. Не приводи ты народ в рубку. Да, они доверенные люди, но они не ведут корабль! Неча им тут делать. Уставы, господин вице-император, они кровью писаны. Негоже их своею волею перечеркивать.
В рубке воцарилась напряженная тишина. Не любит Алексей, когда его вице-императором называют. Пусть злится — лучше запомнит причину. Воспользовался повисшей паузой.
— Ну, коль с уставами решили. Тогда начнем.
Нажал сигнал кормового боя, давая буксирным командам звонок «от тросов». Одновременно похлопал по вызывному рычагу связи.
— Юнона, как слышите?
В ответных хрипах можно было угадать, что слышат меня хорошо. Ну, с высшим разумом…
— Юнона, руль в ноль. Малый ход. Малый!
Авось вздрогнул, начиная разгон, расталкивая льдины и прицеливаясь к границе полыньи.
— Юнона, Средний ход! Средний.
Кивнул нашему рулевому, — Малый ход. Лево пять.
Сцепленные корабли разгоняли восемь тысяч тонн совокупного веса четырьмя двигателями. Ледокол пока не скрипел, хотя, признаться, ожидал нечто подобное.
Повернулся к нашему рулевому, — Средний ход, так держать.
Разогнавшаяся связка накатывала на край полыньи. Вспомнил, что не подал сигнал «всем держаться». Ударил дважды по звонку корабельного оповещения, слыша, как звонки откликаются через приоткрытый люк в нижний коридор. Ну….
Ледокол воткнулся в лед с грохотом, которого еще ни разу не слышали эти борта. Нос ощутимо пошел вверх.
— Юнона! Полный ход! Полный!
Перевел взгляд на поедающего меня глазами рулевого — Полный ход.
Авось провалился, вскидывая вокруг себя переворачивающиеся льдины и выплескивая в стороны фонтаны воды, после чего немедленно опять полез «в гору».
Разжал судорожно вцепившиеся в поручень руки.
— Витус, вели начать перекачку 100 кубов топлива канонерок из кормового в носовой танк.
Повернулся назад, к следящим за нашей эпопеей офицерам и Алексею.
— Примерно так господа.
Над ледовым панцирем летел громкий треск лопающегося льда, за нашей сцепкой оставалась вырванная с мясом из ледового тела полоса воды, в которую осторожно заходили канонерки, смотревшие издали на групповое помешательство их старших братьев-кораблей.
Прислушался к звукам. Приложил руку к вибрирующей перегородке. Ледокол явно надрывался. Держись дружище.