Встречный удар - Михайловский Александр Борисович 13 стр.


   Инёню, проследовал в приемную, чтобы там лично встретить посланца Сталина. Можно было бы дожидаться его в своем кабинете, но, кажется, что пришло время изображать из себя гостеприимного хозяина...

   Андрей Андреевич Громыко, которого представил турецкому президенту советский постпред, оказался худощавым молодым человеком, с непроницаемо серьезным лицом и немного глуховатым голосом. Похоже, что пребывание в США приучило этого личного представителя Сталина к чисто американскому, деловому стилю общения. После традиционных приветствий, Громыко достал из своей папки послание советского вождя, и перевод его на турецкий язык. Инёню внимательно прочитал письмо Сталина.

   Глава СССР предлагал Турции определится с позицией в длившейся уже третий год мировой войне, и оказать странам антигитлеровской коалиции посильную помощь. В частности, пропустить через Проливы корабли Черноморского флота, которые в данный момент крайне необходимы на северных морях, где проходят трассы конвоев, доставляющих в СССР боевую технику и военные материалы - поставки союзников по ленд-лизу. Таким образом, усиление советского Северного флота поможет снизить потери, которые несут СССР и его союзники от авиации и подводных лодок нацистов.

   Сталин прямо и недвусмысленно намекал, что отказ Турции от пропуска советских кораблей в Средиземное море, будет считаться крайне недружественным шагом, и скажется на ее дальнейших взаимоотношениях не только с СССР, но и другими странами антигитлеровской коалиции. Пока есть время, Турция должна выбрать - на какой она стороне.

   В общем, вежливое, хотя и неприкрытое давление. Или, как говорят в США, "предложение, от которого невозможно отказаться". Турецкий Президент посмотрел на посланника Сталина. Было видно, что этот молодой человек ведет себя так уверенно потому, что ощущает - за его спиной сила. Сила миллионных армий, огромной страны, сила победителей. Инёню знал, что русские сделали с Констанцей и Плоешти. Констанцу придется отстраивать заново, а нефтепромыслы Плоешти до сих пор горят, да так, что по донесениям дипломатов, днем в Бухаресте вся восточная часть неба затянута черной пеленой, а ночью озарена отблесками пламени. Президент подумал и решил не отказываться от полученного им предложения.

   Прочитав еще раз перевод послания Сталина, а потом, посмотрев на подлиннике на энергичную и размашистую подпись советского вождя, турецкий президент положил бумаги себе на стол, и посмотрел на Громыко. Тот все это время невозмутимо наблюдал за бывшим соратником Ататюрка, словно читая, как в открытой книге, то, что творилось в душе Инёню.

   - Господин Громыко, - сказал турецкий президент, - я очень огорчен тем, что нынешние взаимоотношения между Турецкой республикой и Советским Союзом далеки от тех, которые существовали между нашими странами во времена Кемаля-паши. - Инёню невольно посмотрел на портрет Ататюка, висевший на стене его кабинета. - Я не хочу сейчас искать правых и виноватых в случившемся, и считаю, что надо сделать все, чтобы вернуть то доверие и дружбу, которые были когда-то между нашими странами.

   - Я то же всецело за это, господин президент, - ответил Громыко с легкой улыбкой. - да и мое руководство считает, что первым реальным и практическим шагом к возвращению доверия Советского Правительства, стало бы разрешение на проход наших кораблей в Средиземное море. Ведь доверительные отношения поддерживаются не красивыми словами, а добрыми делами. Проход наших кораблей - это реальная помощь нам и нашим союзникам в войне против тех, кто мечтает о мировом господстве.

   Президент Турции помолчал, а потом, посмотрев в глаза посланнику Сталина, твердо сказал. - Господин Громыко, передайте главе вашего правительства, что Турция разрешит вашим боевым кораблям пройти через Босфор и Дарданеллы. Турецкие военные корабли будут сопровождать их до границ наших территориальных вод. Я полагаю, что это разрешение покажет СССР, Британии и США - на чьей стороне симпатии Турции в этой войне. Я напишу ответ на послание господина Сталина, и передам его в ваше постпредство.

   - Скажите, господин Громыко, - спросил вдруг турецкий президент, - а почему часть ваших кораблей, ждущих разрешения на проход через Проливы у входа в Босфор, несут не военно-морские флаги СССР, а флаги бывшей Российской империи? Значит ли это, что команды этих кораблей, столь блестяще показавших себя в сражении с немецкой авиации у турецких берегов, сформированы из эмигрантов, которые в роковой для их родины час решили сражаться бок о бок с кораблями военно-морских сил СССР?

   Громыко, посмотрел на Инёню, и на его невозмутимом лице появилось что-то отдаленно похожее на улыбку. - Видите ли, господин президент, - сказал он, - с общим врагом сейчас сражаются люди самых различных политических взглядов. Недаром эта война в народе уже названа Великой Отечественной. И нас не так уж важно, под каким флагом идут они в это сражение, главное это то, что это наши люди, и они сражаются за нашу страну. А то, что над некоторыми кораблями подняты старые русские флаги, так в этом мое руководство не видит никакой крамолы. Как сказал товарищ Сталин 7 ноября прошлого года во время парада на Красной площади в Москве: "Пусть в этой войне вдохновляет вас мужественный образ наших великих предков - Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова!". Скажу больше, товарищ Сталин планирует снова ввести старые знаки различий русской армии - погоны. И учредить новые ордена: "Александра Невского", "Кутузова", "Ушакова", "Суворова" и "Нахимова".

   Услышав четыре последние фамилии, турецкий президент невольно поморщился. Слишком хорошо турки запомнили троих из них. Кутузов же на русско-турецких войнах прошел путь от юного прапорщика до генерала, был тяжело ранен при штурме Очакова, и чудесным образом выжил. Наверное для того чтобы в 1812 году поставить жирную точку в карьере Наполеона Бонапарта. Остальные были известны каждому турку главным образом, по тем сокрушительным поражениям на суше и на море, которые в прошлом веке нанесли русские туркам под командованием этих военачальников. Имена Топал-паши и Ушак-паши наводили ужас на турецкие армию и флот. С такими именами СССР из источника революций может превратиться в нечто иное, куда более опасное.

   - А не захочет ли потом господин Сталин возродить снова Российскую империю? - осторожно поинтересовался Инёню, - Ведь ваши цари всегда мечтали отвоевать у Турции Стамбул и снова водрузить крест на куполе Айя-Софии.

   - Товарищ Сталин сказал, - ответил Громыко, - что таких планов у него сейчас нет. Советскому Союзу вполне достаточно той территории, которая у него уже есть. Возможно, что после победного окончания войны у стран - союзниц нацистской Германии, изменят границы в пользу стран антигитлеровской коалиции. - При этом посланец Сталина внимательно посмотрел на Инёню. - Но Турции нечего бояться. Ведь вы, господин президент, уже обозначили - на чьей стороне находится ваша страна в этой войне. Ну, а наши противники пусть помнят римскую пословицу "Vae victis" - "Горе побежденным". Громыко еще раз изобразил на своем лице подобие улыбки, от которой у Инёню почему-то побежали мурашки по коже.

   Больше задавать вопросы посланнику Сталина турецкому президенту расхотелось. Попрощавшись со своим гостем, Инёню снова подошел к окну кабинета и стал наблюдать за тем, как русские дипломаты садятся в посольский автомобиль. Вот, он тронулся с места и, поднимая клубы пыли и дыма, скрылся из вида.

   Инёню вздохнул. Вот так буднично и просто решилась судьба его страны. И, похоже, что он не прогадал, сделав правильный выбор. Впрочем, на все воля Аллаха, подумал турецкий президент. Или, как любил говорить его друг Кемаль-паша, кысмет...

   28 января 1942 года, Утро. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего Иосифа Виссарионовича Сталина.

   Сегодня в кабинете Верховного Главнокомандующего собрались не совсем обычные люди. Так получилось, что товарищ Сталин знал о них то, что они сами о себе даже и не подозревали. Это отнюдь не наполняло вождя самодовольством, скорее, наоборот, напоминало об ответственности и заставляло сосредоточиться. Получив помощь из будущего, он не имеет права даже на малейшую ошибку.

   Чтобы о нем не говорили, вождь с самого детства был человеком глубоко верующим, только эта вера была внутренняя, не на показ. Обычно личные убеждения Иосифа Виссарионовича Джугашвили проявляли себя только в делах. Теперь товарищ Сталин был убежден - именно судьба или Бог выбрали его для того, чтобы принять огромную, разрушенную революцией и Гражданской войной страну с сохой, а оставить ее с атомной бомбой. И страна поверила ему. Нет, и не было у нее более великого властителя.

   Используя знания, полученные от потомков, Сталин убрал от греха подальше за Урал человека, чья фамилия в той истории стала символом предательства. Генерал Власов был отправлен командовать крупным учебным центром. В его личном деле появилась пометка, обязательная для вышестоящего командования и сотрудников НКВД - не оставлять без внимания ни один, даже малейший проступок опального генерала, и каждому из них давать надлежащую оценку. Ведь у нас нет никакого политического заговора, у нас есть моральные разложенцы и нечистые на руку чиновники.

   Кстати под такой же пресс попал формально третий человек в партии Георгий Маленков. Специальный отдел собирает все, что можно найти на попутчиков и приспособленцев, окопавшихся в руководстве партии. При этом, невзирая на то, что эти люди являются членами ЦК и Политбюро за ними числится немало больших и маленьких грешков. Скоро штрафные части - помнится, были в Гражданскую такие подразделения, созданные по приказу Троцкого, пополнившись новыми бойцами пойдут штурмовать вражеские укрепления. А отцы-командиры проследят, чтобы искупление вины было полным, до последней капли крови.

   Но сегодня в кабинете у Сталина находятся те, кого потом назовут "Маршалами Победы". На стене висят три оперативных карты. Две из них открыты, и представляют собой детальное изложение "Битвы под Москвой" и "операции Полынь". Третья задернута плотной черной шторой, и что за ней известно только хозяину кабинета, и разработчикам плана "Молния".

   Из присутствующих наиболее колоритно выглядит один из старейших представителей советского комсостава, маршал Буденный. Его конно-механизированный корпус решительным ударом захватил Запорожье. Спешенные бойцы пробрались по остаткам разрушенной плотины Днепрогэса на правый берег, и захватили там небольшой плацдарм. Эта операция окончательно отрезала 1-ю танковую армию Клейста от тылов, и поставила ее на грань уничтожения. Сейчас корпус сдает свой участок фронта пехотным частям, и выводится в тыл для пополнения и переформирования. Также от линии соприкосновения с противником в тыл отводятся 1-й, 5-й и 6-й кавалерийский корпуса, и их место занимает более подготовленная для действия в обороне пехота. У товарища Сталина есть особые виды и на Семена Михайловича, и на его любимую кавалерию. А сейчас герои-конники пусть отдохнут, подлечат раненых, и приведут в порядок конский состав.

   Генерал-лейтенант Александр Михайлович Василевский, только на один день оставил вверенные ему войска, ведущие тяжелейшие бои по ликвидации Сталинского котла. Эту операцию поручили Южному фронту, которым командует генерал Родион Малиновский. Большую роль в тяжелейших уличных боях сыграли экстренно обученные и оснащенные штурмовые батальоны. Часть из них, так называемые тяжелые, были созданы путем переформирования саперных частей, а часть, обычно именуемая легкими, из обычных стрелковых. Потери в них были в несколько раз ниже, чем в обычных стрелковых подразделениях. И что особенно важно - они неизменно выполняли поставленную перед ними задачу. В эти батальоны, сведенные в несколько штурмовых бригад, в качестве младшего комсостава были направлены ветераны Первой моровой войны, имевшие опыт рукопашных схваток во вражеских окопах, а также все инструкторы по самбо, рукопашному и штыковому бою, все, кого после 7-го января смогли найти на Южном, и отчасти Юго-Западном фронте. Обычно штурмовая бригада включала в себя один-два тяжелых саперно-штурмовых батальона, и три-четыре легких стрелково-штурмовых. И все равно, времени на подготовку было очень мало, и потому зачастую обучение проходило уже во время боя. Но Александр Михайлович, сам имевший опыт той войны, которую сейчас принято называть Империалистической, понимал, что именно эти бригады, впоследствии доведенные до численности корпусов, усиленные полками самоходной артиллерии будут потом штурмовать Будапешт, Вену, Берлин и, может быть, Париж.

   Но это будет позже, а пока на юге шли обычные наступательные бои, в которых несли большие потери и атакующие, и обороняющиеся. В одну метельную ночь, в полном составе, открыв фронт по реке Миус, перешла на сторону Красной Армии словацкая "Быстрая" дивизия, что позволило полностью занять побережье Азовского моря от Бердянска до Таганрога, и окончательно замкнуть кольцо блокады группировки Клейста. На душе у генерал-лейтенанта Василевского было неспокойно, душа рвалась обратно туда, где гремела битва по размаху уже многократно превзошедшая битву под Москвой.

   Был тут и еще один, никому доселе незнакомый генерал-майор, с жестким и волевым лицом. Этот человек не мог быть никем иным, как, ставший недавно легендарным, командиром тяжелой механизированной бригады - Бережным Вячеславом Николаевичем. За исключением Буденного и Василевского еще никто и никогда не видел его в лицо. Ватутин один раз разговаривал с ним по ВЧ, а Мерецков, Конев и Жуков, так те вообще ни разу не соприкасались. Многие из них поначалу подозревали, что это был псевдоним одного из, якобы расстрелянных в тридцать седьмом году генералов. Увидели и убедились - ничего общего, никто этого человека в РККА до 4 января 1942 года не видел. Оставались две противоположные версии: либо товарищ Бережной ранее делал карьеру по линии НКВД - что было маловероятно, ну не нужны в этом ведомстве навыки и таланты военачальника маневренной войны и активной обороны. Или, что более вероятно, еще совсем недавно товарищ Бережной был совсем не товарищем, а белым эмигрантом и участником Гражданской Войны, с противоположной, так сказать, стороны. Одним из тех, кто в тяжелый для Родины момент предложил России свой меч, свою честь и свою верность. Орден Боевого Красного знамени на его груди, и Золотая звезда Героя, говорили сами за себя - за Крым, и за Сталинский котел.

   Выждав паузу, точно по Станиславскому, товарищ Сталин представил его присутствующим, сказав, - Мы знаем, что товарищ Бережной вырыл могилу для генерала Клейста, товарищи Василевский и Рокоссовский немцев в эту могилу столкнули, а товарищ Малиновский теперь ее закапывает. Мы, в общем-то, приветствуем такой бригадный подряд, поскольку он приносит успех. - Тут лицо вождя стало жестким, и из его голоса исчез шутливый тон. - Должен напомнить всем присутствующим, что операция "Полынь" имела такой успех, потому что товарищи Василевский, Рокоссовский, Бережной и Малиновский крайне серьезно отнеслись к подготовке операции, сохранению ее в секрете от противника, и организации взаимодействия всех трех фронтов и отдельной механизированной бригады ОСНАЗа. Все было налажено на самом высоком уровне. Дело дошло до того, что "отец немецких бронетанковых частей", генерал Гейнц Гудериан, сейчас сидит в камере Лефортовской тюрьмы, и дает показания нашим следователям.

   К сожалению, ничего подобного я не могу сказать про контрнаступление под Москвой. Взаимодействие между фронтами было организовано плохо, наступление развивалось медленно, маневренные части вводились в прорыв с запозданием и по частям. С большим трудом, при привлечении особой авиагруппы, товарищам Жукову и Коневу все же удалось окружить Моделя под Ржевом. - Сталин внимательно посмотрел на вечных генералов соперников... Хотя, когда в октябре 1941 года неутомимые в поиске врагов народа товарищи Молотов и Ворошилов уже собирался арестовать и расстрелять Конева, то именно Жуков спас опального генерала, доложив Сталину, что ему нужен толковый заместитель на Калининском направлении. А может и действительно, не было никакого благородства, а Конев был еще нужен, и поэтому товарищи Молотов и Ворошилов по просьбе Жукова были посланы товарищем Сталиным далеко и надолго.

Назад Дальше