- А никуда... - Бережной махнул рукой, - в ночь перед прорывом через Барвенково, где дислоцировался штаб Гота, прошел батальон майора Рагуленко, который в своей излюбленной манере - не глядя, набросал трупов, и умчался дальше, вскрывать для Красной армии линию фронта. Дело было в два часа ночи, и Гот со своими штабными так и остались валяться на огородах в одних подштанниках. У этого Рагуленко не даром прозвище еще со старых времен - Слон, давит не глядя... - оба засмеялись.
А потом генерал-майор Бережной вызвал подполковника Юдина, и прикрепил его ко мне для содействия на время передачи позиций. Как наша армия те позиции в районе Лозовой-Павловграда заняла, так и сражалась на них, пока после ликвидации группировки Клейста в середине февраля, к Днепру не начал выходить весь Южный фронт. Бригаду ОСНАЗа, как мне стало известно, перебросили под Славянск, который и был взят к исходу 22 января, когда конно-механизированный корпус Буденного уже рубил и давил немцев под Запорожьем, а перешедший в наступление Крымский фронт занял левобережье Днепра южнее Каховки.
Очень сильно нам помог совет генерал-майора Бережного собирать на поле боя и брать на вооружение немецкие пулеметы. Благодаря этому наша пехота легко отбивала атаки немецкой пехоты, которую в силу крайнего истощения не могли поддержать их танки и авиация. В те горячие дни нас так и не смогли сдвинуть с тех рубежей, которые нам оставили бойцы ОСНАЗа. Наши бойцы их еще расширили и углубили, в результате чего смогли вполне успешно выполнить боевую задачу, отбивая одну атаку немцев за другой.
Вместе с танкистами майора Деревянко мы ворвались в этот населенный пункт на рассвете. Со стороны Барвенково вот-вот должны были подойти передовые части 1-го кавкорпуса генерал-майора Пархоменко, может, того самого, который, герой гражданской войны... Вспоминаю нет, не того. Того звали по-другому, да погиб он в 21-м в бою с махновцами. Но и этот на Гражданке у Буденного до комполка дослужился, а значит тоже, того, герой. Хотя, по моему скромному разумению, на такой паскудной войне, как Гражданская, не может быть героев. То ли дело сейчас!
Кроме 1-го кавкорпуса в наш район должна выйти и 15-й танковая бригада полковника Колосова. Именно им мы и открыли дорогу, с дальнейшей задачей совершить охват Славянской группировки противника через Краматорск и Артемовск.
День обещает быть жарким, естественно, в чисто боевом смысле. Мы тут должны перекурить, осмотреть технику, дождаться товарища Пархоменко, чтобы в село в наше отсутствие не проникла какая дрянь, и к полудню перерезать железную и шоссейную дорогу Краматорск-Константиновка в районе разъезда Дружковка. Из Сталино, которое в наше время именуется Донецком, в направлении Славянска все время идут подкрепления. А вот это безобразие командование требует прекратить любой ценой.
Ночью по колоннам работали вертушки, да так, что любо-дорого было смотреть - зарево было видно километров за пятьдесят. Мы думали - бензовозы горят, а оказалось - танки. Какой дурак привязывает над моторным отсеком бочки и канистры с бензином? - Спросил майора Деревянко - так и есть, немцы возили горючее таким экзотическим способом, по крайней мере, в начале войны. Когда канистры, а когда и бочки.
Вот их наши летуны их и наказали за нарушение правил пожарной безопасности - просто прочесав колонну с кормовых углов из пулеметов... Говорят, все "Штурмы" обратно привезли, ни один не понадобился, сгорели немцы на собственном горючем. Но это не последняя колонна, да и пехоту с артиллерией так просто не возьмешь. Пока ждем кавалеристов, механики проверяют ходовую часть, а мы с ребятами решили прогуляться по поселку.
Первое впечатление - мертвая тишина. Нет обычного для деревенских мест собачьего лая. Ведь, как это бывает обычно, пробежала кошка, и весь собачий бомонд в полный голос обсуждает это событие. А тут нет ничего, проклятые фашисты перебили всех тузиков и шариков. И правду писали, что немцы собак ненавидят больше, чем евреев и комиссаров, вместе взятых.
Под сапогами хрустит снежок, мороз градусов десять. На площади перед сельсоветом обычный для истинных арийцев "аттракцион" - виселица. Вот она культура, которую нам несут европейские цивилизаторы. Обычно мы снимали казненных подпольщиков, красных командиров и просто людей, недовольных новых порядком, и отдавали тела для погребения местным жителям.
А их место на виселице потом занимали всякие бургомистры и полицаи. Причем, доказательств их преступной деятельности было больше чем достаточно. Так что трибуналу не особенно много приходилось напрягаться. Время военное, сотрудничество с оккупантами - налицо, так что - милости просим в петлю. Прочувствуйте сами на своей шее, что чувствовали те, кого вы с таким холуйским рвением казнили, выслуживаясь перед хозяевами. И не получат они за это десять лет лагерей, как другие "жертвы сталинизма", и не будут потом рассказывать доверчивой молодежи об "ужасах ГУЛАГа". Особую ненависть вызывали всякого рода "переметнувшиеся", то есть бывшие сотрудники партийных и государственных органов СССР, перешедшие на службу нацистам. Танкисты мне рассказали, что после нас в Барвенково одного такого подвесили не за шею, а за ноги. Долго сдыхал собака.
Там же был штаб 17-й армии Гота, а я и не заметил. Темно было, проехал, всех подавил, пострелял, и двинулся дальше к фронту. А танкёры Деревянко туда после нас вышли, и навели порядок. В этом населенном пункте находился офицерский бордель, куда фрицы собрали наших самых красивых женщин из числа военнопленных. Насиловали их там страшно.
Подходим к сельсовету, а стало быть и к виселице... С сельсовета немецкая тряпка уже сорвана. И развевается над ним наш советский флаг. Под виселицей рядком на снегу четверо казненных. Двое мужчин, женщина и ребенок. У женщины с ребенком таблички "юде", у мужчин - "партизан". Европейская культура во всей ее красе. Даже трудно понять, как долго они тут провисели - зима.
Капитан Топчиев, командир разведвзвода в моем батальоне, а по совместительству военный дознаватель, приносит нам на подпись три дела. Вот они голубчики, топчутся под виселицей, двое в штатском с белыми повязками, и немецкий офицер, длинный как жердь. Они по идее и должны занять под перекладиной место честных советских граждан. Но, нельзя - таков закон, который требует, чтобы этих гадов судили. Хорошо хоть пгавозащитников тут нет. А немец-то как попал в эту компанию? - Читаем. - Так, бургомистр, начальник полиции, показания односельчан... В топку обоих, в смысле, под трибунал. Подписываем дела, почти не глядя. Так, немец... Рихард Ратцингер, обер-лейтенант, изнасиловал тринадцатилетнюю Люду Афанасьеву, а когда мы ворвались в село, то застрелил ее, и попытался скрыться. Был опознан среди военнопленных родителями девочки. Конечно и, безусловно, герр Ратцингер никакой не военнопленный, а банальный убийца и насильник малолетних. И ничего, что в РФ для этих уродов нет смертной казни - здесь-то есть.
Подписываем и эту бумагу. И теперь, "по уставу", мы должны доставить этих уродов в Лозовую, где сейчас находится штаб Юго-Западного фронта и все его службы, включая и трибунал. А это простите шестьдесят километров по прямой, и больше ста со всеми дорожными загогулинами. Транспорта для перевозки арестованных у меня вообще нет, что мне теперь для этих гадов вертушку вызывать? - А не жирно будет? - Подзываю к себе капитана и излагаю ему свои соображения. В ответ он кивает, согласен значит, что с доставкой арестованных в трибунал у нас напряженка.
Тогда я сделал капитану предложение, от которого он не мог отказаться. - Товарищ капитан, не лучше ли будет, если немец, к примеру, нападет на конвой, а эти два холуя немецких попробуют в это время бежать? - Капитан кивнул. Решительным шагом, Топчиев подошел к обреченной троице и приставил свой ППД к солнечному сплетению обер-лейтенанта
Ух, как завыл, задергался юберменш, когда понял что его сейчас, того... Ему-то фюрер совсем другое обещал. Ничего - придет час, мы и его фюрера достанем. Бойцы Топчиева распутывают герру Ратцингеру руки, тот пытается немеющими пальцами схватиться за ствол автомата... Короткая очередь в упор - готов! Бойцы пинками посылают двух изменником в забег без финиша, и через несколько секунд стреляют им в спину. Все, приговор приведен в исполнение. Мы только начали свой освободительный поход, а по пути до Ла-Манша у ребят будет богатая и обширная практика. Надо перебить еще столько всякой сволочи, что выслуживалась перед оккупантами.
Через несколько минут читаю объяснительную капитана о произошедшем ЧП с арестованными. Он там пишет, что эти гады напали на конвой с целью захвата оружия и пытались бежать. Подписываюсь. Трибуналу меньше работы, да и лишние бумаги плодить ни к чему.
Конники Пархоменко, их передовой кавполк, вошли в поселок ближе к десяти часам утра. Сам генерал-майор Феофан Агапович Пархоменко был в первых рядах. Обменявшись с ним приветствиями, мы передали кавалеристам позиции, а сами на полном ходу рванули к Дружковке. Двадцать пять километров по снежной целине.
Вышли мы на позиции удачно, то есть своевременно. Со стороны Сталино к полустанку подходит огромная колонна мотопехоты, самоходок, артиллерии. Жирная черная змея из грузовиков и тягачей четко была видна на белом снегу. Разворачиваемся в боевой порядок, сначала танки, потом БМП, а уж потом тягачи с пехотой. Танки и БМП открывают огонь по немцам с двух километров. Ахт-Ахтов в этой каше, кажется, нет, так что занятие сие почти безопасно. Рвутся снаряды, пылают грузовики. Немецкие расчеты пытаются отцепить и развернуть орудия, но попадают под прицельный огонь наших автоматических пушек. Стреляют из своих 30мм пушек по наземным целям и сопровождающие нас "Панцири".
Несколько минут такого обстрела, и вот звучит команда "вперед". Танки рвут с места, следом трогаются БМП и полугусенечники. Несколько уцелевших "колотушек" открывают по нам огонь, но их быстро давят. Кажется, у одной тридцатьчетверки сбита гусеница, еще одна застыла неподвижно, но не горит. Стараемся выжигать эту дрянь из автоматических пушек. По счастью фаустпатрон немцами еще не изобретен, так, что пехота перед нашими танками почти бессильна, а позади нас разворачивается наша родная пехотная цепь и ревет флотская "полундра". Аллес!
Танки дошли до дороги, и начинается бойня. Суки! - А как они наших так же в сорок первом давили? Потом туда же сваливаемся мы, начинается куча мала. Убегающих и отстреливающихся перебили, сдавшихся почти не было. На небольших бугорках справа и слева от дороги начали оборудовать опорные пункты. Ротные саперы трофейными тротиловыми шашками рвали мерзлую землю, глубина промерзания - до 30 см. Дальше стало легче, бойцы вгрызались в землю по уши, ибо только это сделает нашу оборону неприступной, если Клейст бросит сюда еще подкрепления. В конце концов, он только начал скрести у себя по сусекам. Здесь, на этих позициях мы будем ждать сбора бригады, потом сдадим их 255-й стрелковой и рванем дальше.
Сражение за Дружковку теперь должно войти в анналы военной истории. Вообще-то я шучу, но в каждой шутке есть доля истины. Рубка идет страшная, пожалуй, блекнет даже наше дело под Саками. Клейст бросает к Славянску все, что может найти под рукой. Но в нашей редакции событий времени и сил у немцев куда меньше.
Во-первых, операция развивается значительно быстрее, а ночной разгром штаба 9-й армии в Барвенково привел к тому, что управление войсками было утеряно, и начался хаос. При этом наши умудрились потерять командующего армией генерала Гота. То, что он не ушел живым - это точно. Скорее всего, его неопознанный труп лежит в чьем-то огороде в одной ночной рубахе. Кроме того, в захваченной нами Лозовой находились все тыловые службы армии Гота. В том варианте истории у немцев было почти две недели на эвакуацию тылов в Павлоград и Синельниково. А наш удар из глубины их собственных тылов лишил их, как раз, в первую очередь всех запасов.
Зато мы пополнили свои запасы патронов под трофейные пулеметы, рембатовцы разжились запчастями к трофейной технике. У нас с товарищем Сталиным уже был разговор на эту тему. Трофеи - это паллиатив, вынужденная мера. Необходимо иметь свою технику аналогичного назначения, приспособленную к нашим условиям. По снежной целине этот полугусенечник, не идет - вязнет. Сначала трассу для него должны укатать танки и БМП, а уж потом он сможет по ней пройти. Наступит весна и, как я понимаю, станет еще веселее. Но сейчас речь идет не о мобильности.
Уже двенадцать часов мы насмерть стоим под этим разъездом, перемалывая все, что бросит против нас Клейст. Передо мной лежит карта, и синие стрелы на ней направлены в сторону Славянска. Как и в тот раз, Клейст перебрасывает резервы на север, чтобы удержать за собой этот железнодорожный узел. Только мы опередили его в темпе и сумели перерезать и шоссейную и железную дороги. Сейчас на позициях... Нет, смотреть это дело надо своими глазами.
Набрасываю на плечи свою "осназовскую" утепленную куртку, и выхожу из штабного кунга. Если верить пленным, то немцы нас уже начали узнавать именно по нашему камуфляжу. И если свидетелей наших крымских похождений почти не осталось, то тут масштаб совсем иной, мы слишком заметны. Надо будет или всю Красную армию переводить на нашу форму, или нам примерять их ватники и командирские полушубки. Три бойца личной охраны, закрепленных за мною майором госбезопасности Санаевым, тенью двинулись за мною следом. Положение обязывает
Комбата-4 я нашел на его НП, который находился прямо перед разъездом у железнодорожной насыпи. Несмотря на наступившую темноту, а может быть и благодаря ей, бойцы с тяжелым хеканьем продолжали зарываться в землю. Бойцы, бойцы, бойцы... пятнистые куртки морпехов из будущего, черные бушлаты черноморских моряков... Но больше всего ватников цвета хаки бойцов из подкрепившего нас после полудня полка 255-й стрелковой дивизии.
Мы вместе отбивали немецкие атаки, а ближе к вечеру один раз даже дошло до того, что пришлось резаться на штык с озверевшими немецкими гренадерами. Это была их последняя атака за сегодня. Никогда не верил, что немцы ходили в атаку пьяными... Теперь убедился - ходили. А вот ответная контратака была откровенной дуростью. Когда немцы, не выдержав схватки, дрогнули и побежали, бойцы нашей бригады подхватив своих раненых и убитых, заучено скатились в окопы, готовые проводить противника свинцом. Мы не зря готовились к этой операции - прошедшие наш учебный лагерь под Армянском черноморские моряки нас не подвели, не поддались первому порыву, а дисциплинировано выполнили команду. Когда наши бойцы уже были готовы открыть огонь, то с ужасом и отчаяньем увидели, что наша героическая пехота, двадцатилетние стриженые пацаны, уставив перед собой винтовки с примкнутыми штыками, погнались за убегающими фашистами. Немецкие пулеметчики на флангах не упустили своего шанса - пулеметный перекрестный огонь - это страшно. Особенно страшно то, что с военной точки зрения эта дурацкая контратака была ни к чему. Из более чем сотни бойцов, вернулось не больше десятка. И среди них - тот самый капитан, который и устроил этот кошмар.
Как сейчас помню, прямо в окопе, на глазах у бойцов, я его по морде - хрясь! С моей спецподготовкой мог бы убить сразу, поэтому старался сдерживаться.
- Тебе, - спрашиваю, - сука позорная, кто такой приказ давал? - Поднял за шиворот, глаза шальные, морда в крови, и еще раз добавил - с другой стороны, для симметрии.
Тут и Санаев прибежал на шум, Леонид наш, Ильич, тоже. А где майор ГБ появляется, там шум превращается, и сразу наступает тишина и благолепие. Вот так воспоминание...