Его уход заметил только О'Хара. Криск с ужасом увидел, как шеф поднял руку с ненормально длинными пальцами и ногтями и несколько театрально помахал ему на прощание. Под темными пятнами глаз змеилась жутковатая понимающая улыбка.
От работы до дома было десять минут ходу неспешным шагом, но Криск постоянно сбивался на бег и тормозил, только когда не хватало дыхания, и в результате преодолел это расстояние в два раза быстрее. Мысленно он уже решил, что возьмет с собой: самое необходимое, наличные, отложенные на крайний случай, туалетные принадлежности и, возможно, пару дорогих сердцу вещей, которые он приобрел в Киото, — чайный набор и чашечки для саке. Да, в них живет дух ваби,[43] их нельзя оставлять.
Криск старался не смотреть ни на прохожих, ни на дома, ни на улицу. Дорогу домой он мог найти и с закрытыми глазами. Когда Криск наконец-то добрался до дома и увидел, что весь фасад здания до самой крыши застроен лесами "Глипотеха", его охватила паника. Грузовик с противоположной стороны улицы исчез, однако грязно-зеленый фургон остался. Правда, охранников "Глипотеха" в кабине фургона не было видно.
Криск уже готов был отказаться от идеи подняться в квартиру, но он нуждался в наличных, которые лежали в ящике бюро. Немного постояв у подъезда, Криск осторожно приблизился к укрытым за щитами лесам и напряг слух. Он прождал несколько минут, но так ничего и не услышал. Возможно, если действовать быстро, ему удастся незаметно проскочить в дом и так же незаметно выскользнуть обратно. Криск всегда закрывал окна на щеколды и был уверен, что любое вторжение снаружи обязательно привлечет внимание, поэтому он мог не бояться, что кто-то может поджидать его в самой квартире.
Криск вошел в подъезд, прошел по коридору и начал подниматься по лестнице. Лампочка на втором этаже перегорела, и ему пришлось в кромешной темноте миновать два пролета, прежде чем он добрался до третьего этажа, где и располагалась его квартира. Криск тихо повернул ключ в замке, приоткрыл дверь и, протянув внутрь руку, щелкнул выключателем справа от входа. Потом вошел.
Криск с облегчением отметил, что после его ухода на работу все предметы в квартире остались на своих местах, окна закрыты, щеколды задвинуты. Мутно-белые щиты на строительных лесах закрывали привычный вид из окна. Но на самих лесах никого не было. Дверь в квартиру Криск на случай внезапного отхода оставил приоткрытой.
Переложив наличные из бюро в бумажник, Криск начал торопливо паковать чемоданы. Сложнее всего было с чайным набором и чашечками для саке, эти хрупкие предметы необходимо было завернуть каждый в несколько слоев газет.
А потом он услышал за окном громкий топот и звуки ударов. Казалось, группа людей, толкаясь, спешит подняться вверх по лесам. Они направлялись к окну Криска, в этом не было никаких сомнений. Оставался один путь к спасению… Криск развернулся вокруг оси и увидел ухватившиеся за косяк омерзительно длинные пальцы, будто кто-то собирался толкнуть дверь и войти в квартиру. Он рванулся через комнату и бросился на дверь, стараясь придавить жуткую тощую руку. Криск навалился плечом на дверь, перевес был явно на его стороне, паучьи пальцы судорожно задергались. Дверь наконец закрылась, и фаланги отделились от пальцев, словно были вылеплены из сырой оконной замазки.
За спиной Криска чьи-то ногти скребли по оконной раме. Он обернулся и увидел прильнувшие к стеклу смертельно бледные лица. Полдюжины безумных существ царапались в окно.
Криск схватил телефонную трубку и, бешено тыча пальцем, набрал номер оператора. Его тут же, не сказав ни слова, переключили на другую линию, и начались знакомые бесконечные гудки. Может, если удастся пробиться в "Глипотех", если он сможет убедить их в том, что передумал, надеялся Криск, может, тогда у него еще останется хоть один шанс.
— Ответь же, — бормотал он, — ответь, ответь…
И за секунду до того, как окно разбилось вдребезги и существа полезли через подоконник в комнату, расцарапывая все на своем пути, Криск представил пустой, давно заброшенный пыльный офис, где на ничем не занятом столе звонит и звонит телефон…
Холли Филлипс
Голодная
Холли Филлипс живет и пишет книги в небольшом доме с видом на реку Колумбия в Западной Канаде.
Филлипс является автором нашумевшего сборника рассказов "В чертогах покоя" ("In the Palace of Repose") и романа в жанре темного фэнтези "Горящая девушка" ("The Burning Girl"), изданных в "Prime Books". Многочисленные рассказы и поэмы писательницы публиковались в "The New Quarterly" и "Asimov's". В настоящее время Филлипс перерабатывает фэнтезийный роман "Дитя машины" ("The Engine's Child") и одновременно готовит следующую книгу — роман в жанре слипстрим "До эры чудес" ("Before the Age of Miracles").
"Я написала "Голодную" за два серых дождливых июньских дня 2002 года, — вспоминает Филлипс. — Тогда исчезла моя любимая кошка Калипсо, которая жила у меня в доме семь лет. Пусть люди и события в этом рассказе — плод моего воображения, зато ощущение одиночества самое настоящее. Тема охотника и жертвы тоже списана с реальности: судя по всему, моя Калипсо, ловкая охотница на мышей, сама стала чьей-то жертвой. Хотя койоты, рыси и кугуары редко показываются на холмах за домом, мы все равно знаем, что они там водятся".
Когда она вошла в подземный переход, соединяющий авеню с парком, там, в испарениях мочи и плесени, в свете флуоресцентных ламп, как обычно, болтался Рэз с парочкой своих дружков. Рэз, неизвестно откуда, знал ее имя.
— Секси Сейди, — напевал этот сутенеришка строчку из одной старой песенки. — Секси-и-и-и… Сей-ди-и…
Она посмотрела прямо перед собой и, надев маску бесстрашия, зашагала туда, где лестница поднималась к темной траве и осенним деревьям.
— Эй, Сейди, ты еще не проголодалась? — шепнул один из дружков Рэза у нее за спиной. Туннель перехода усиливал звук его голоса, звук ее шагов и рычание машин у них над головами. — Еще не проголодалась?
— Секси-и Сей-ди…
Насколько она ненавидела туннель перехода, настолько она любила выныривать из него на свободу, в парк. Люди говорили — с наступлением темноты парк превращается в опасное место, место, где рыщут маньяки и психи, подпитывая свое безумие алкоголем и дешевыми наркотиками. Ночь — это время, когда бездомные дети собираются в стаи, чтобы обворовывать и грабить выходящую из ресторанов и кинотеатров публику, а потом делить выручку и сводить счеты в каком-нибудь холодном ангаре пустующего склада. Вместе безопаснее. Но Сейди ненавидела жмущиеся друг к другу вонючие тела, ненавидела невнятное бормотание торчков и грязные прихваты. Она ненавидела свору и ненавидела страх, который удерживал стаю попрошаек вместе, поэтому, услышав шепот: "Маллейн-парк, в пятницу вечером", она твердо решила прийти туда, и плевать на Рэза, плевать на всякие тени.
Воздух под кронами деревьев пах сожженной листвой. Рейни — вот кто шепнул ей на ухо эти слова. (Как случилось, что она их встретила? Рейни, Лео и Тома? Должно быть, они заговорили с ней первыми, она была слишком стеснительной, слишком пугливой для того, чтобы первой подойти к незнакомым людям. Но она наблюдала за ними с тех самых пор, как оказалась на авеню. Неделями она тосковала по их чистоте, восхищалась их независимостью, тянулась к их загадочным взаимоотношениям. Они были яркими, как пылающие клинки, и сверкали, как драгоценные камни.) Рейни — гибкая, тонкая блондинка — продефилировала мимо угла, где попрошайничала Сейди, и, то ли что-то обещая, то ли поддразнивая, шепнула: "Маллейн-парк, в пятницу вечером". И этот ее запах, запах мыла и чистой кожи, пробудил в Сейди желание. Желание, но не смелость. Смелость — это пламя, которое требует топлива, а Сейди была слишком голодна, чтобы поддерживать в себе этот огонь. Голодна для этого огня и недостаточно голодна для… Секси-и Сей-ди…
Легкий ветер срывал с деревьев сухие, подмерзшие листья. Шорох листвы приглушал шаги и голоса. Сейди поплотнее запахнулась в кардиган с чужого плеча и зашагала по гравиевой дорожке. Маллейн-парк занимал целый квартал. В парке было много высоких фонарей, которые разливали круглые лужи света, и много деревьев, стволы которых окружали широкие черные тени. Эта троица могла быть где угодно, если они вообще пришли в парк, если Сейди не явилась слишком рано или слишком поздно или если вообще все поняла правильно. Чего она не могла понять, так это почему она удостоилась их предложения.
Кто-то бежал прямо на нее, силуэт вырывался из темноты, превращался в человека и снова нырял в тень. Сейди мельком увидела его лицо — борода, сморщенная кожа, глаза слезятся от страха, — потом мужчина исчез в темноте. Все, что от него осталось, — это то, что остается от любого человека во мраке ночи, — запах пота, давно не мытого тела да шлепанье картонных подошв по уходящим в туннель ступеням.
А потом рассмеялась женщина. Звук ее смеха был отражением страха Сейди, искоркой тепла в ее пустом желудке. Вся троица внезапно появилась в круге света и шла прямо к ней. Рейни — высокая и гибкая, с платиновым пучком обесцвеченных волос и серебряным колечком пирсинга на извивающейся в улыбке губе. Том, под стать своему имени, большой, румяный с размеренной походкой и невозмутимым взглядом. Лео, с непослушной копной соломенных волос, с сильными руками и грацией атлета. Тепло внутри Сейди начало разрастаться, робко, но достаточно для того, чтобы зажечь улыбку.
— Сейди! — воскликнула Рейни.
— Сейди, — проурчал Том.
— Сейди, — сказал Лео и дружески протянул руку.
И она среди них. Рейни смеется и приобнимает ее рукой за плечи.
— Настоящее имя произнесено трижды, — говорит Рей-ни. — Теперь ты наша, Сейди.
Сейди не понимает смысла сказанного, но это звучит как шутка, и потому она смеется.
Они повели ее к дому на другой стороне парка. Это место она едва знала. Старые дома, какие-то совсем заброшены, другие отремонтированы и выглядят как новые, многие в этом месяце украшены подсвеченными тыквами с вырезанными рожицами — тыквы приветствуют детей, но не бездомных или потерявшихся. Даже в компании новых друзей она немного поеживается в своих жалких одежках. Стань невидимой, подсказывает ей инстинкт. Сделайся такой маленькой, чтобы тебя нельзя было увидеть. Она идет, волоча нош по хрустящим листьям, а троица Рейни спускается с тротуара и направляется по дорожке к дому.
Рейни тянет ее за рукав, серебряная улыбка поблескивает в свете уличных фонарей.
— Идем, Сейди, не стесняйся. Переоденешься во все новое, и тебе нечего будет бояться.
— Но у меня нет другой одежды.
Рейни смеется. У нее легкий, переливающийся смех, счастливый и искренний.
— Поверь сестренке Рейни, — говорит она. — Мы раздобудем все, что тебе нужно.
— Не волнуйся, — с пониманием в голосе добавляет Лео. — Хозяин — наш друг. Он разрешает нам держать здесь свои вещи.
— И он одолжит тебе маску, — подытожил Том.
— Маску? — Тут Сейди остановилась. — Но сейчас не Хэллоуин… — Однако она не знала точно, какое сегодня число, возможно, конец месяца был ближе, чем ей кажется.
— Самое время, — улыбаясь, сказал Лео. — Хэллоуин ждешь весь октябрь, как в детстве.
— Только веселья больше, — промурлыкала ей на ухо Рейни, и Сейди каким-то образом снова двинулась по дорожке и дальше вверх по ступенькам на крыльцо.
Входная дверь была застекленной, и когда она открылась, перед глазами Сейди мелькнула картинка из цветного стекла — красно-зеленая морда какого-то то ли хохочущего, то ли рычащего существа с белыми клыками и кошачьими глазами. Сейди шагнула через порог и оказалась в доме.
В холле было темно, если не считать света, который проникал в приоткрытую дверь. В воздухе витал запах меда, а может, воска для балясин, которые блестели и пускали желтых зайчиков. После проведенного в уличной толчее лета это место казалось таким необычным, что у Сейди голова пошла кругом, и она едва понимала, где находится. Сейди глянула на улыбающегося Лео, на невозмутимого Тома.
— Пошли. — Рейни взяла Сейди под руку. — Нам еще надо успеть помыться и переодеться, пока все не приехали.
Мыться? Переодеться в чистое? Она позволила Рейни увлечь себя вверх по лестнице, голова у нее все еще кружилась, но теперь уже от счастья, тепла и сладкого запаха, разлитого в этом доме. Розыгрыш? Или приглашение развлечься и получить удовольствие? Нельзя спрашивать.
Толстые свечи оседают под собственным пламенем. Глубокая ванна, горячая вода, пахнущая ванилью мыльная пена. Овальное зеркало во вращающейся раме. Сейди водила по телу влажной губкой и наблюдала за Рейни, которая принесла в комнату костюмы и примеряла их перед зеркалом. Пламя свечей вспыхивало и едва не угасало от каждого движения Рейни, в зеркале таинственно мерцало ее отражение. Сейди зачарованно смотрела, как девочка-подросток превращается в двадцатилетнюю кокетку в обтягивающем костюме, расшитом бирюзовым бисером, в леди эпохи Ренессанса в украшенном вышивкой корсаже, в пирата в кожаной жилетке и платке попугайской расцветки.
Сейди отжала губку, пристроила ее на край ванны и только после этого с серьезным видом захлопала в ладоши.
— Идет? — Рейни-пират кивнула в сторону зеркала. Похоже, ее больше интересовала реакция Сейди, чем собственное отражение.
Сейди завязала мокрые волосы в узел на затылке и потянулась к стойке с полотенцем.
— Идет, — серьезно ответила она.
Рейни на секунду перестала позировать, чтобы передать Сейди полотенце, и снова повернулась к зеркалу. В какой-то момент ее лицо потеряло всякую выразительность, буквально омертвело, только внимательные глаза оставались живыми. А потом, когда Сейди встала в ванне и пар заклубился в пламени свечей, Рейни уперла кулаки в бедра, надменно запрокинула голову и расхохоталась:
— Идет!
В следующей комнате их ждала бутылка белого вина. И бокалы тоже нашлись. Рейни-пират пила из горлышка, и Сейди, временами переставая рыться в большом сундуке с нарядами, следовала ее примеру. От сундука исходил удивительный аромат — пахло дорогими тканями, выветрившимися духами и едва уловимо — теплом человеческой кожи.
— Ваш друг, наверное, часто устраивает вечеринки, — сказала Сейди, выныривая из сундука с охапкой одежды.
— Ему это нравится, — отвечал пират, прихлебывая вино из бутылки. — Он живет ради этого времени года.
Сейди разложила на кровати отобранные вещи. Эта двуспальная кровать, с медным каркасом и покрывалом цвета темного вина, была единственным предметом обстановки в комнате. Голое, без штор, окно выходило на задний двор. Сейди было немного неловко, ей казалось, что кто-то подглядывает за ними из темноты, но Рейни это совсем не беспокоило, и Сейди притворилась, будто ей тоже все равно.
— Вот, — сказала она, прикладывая платье к обернутому в полотенце телу. Платье было элегантным, как у Джинджер Роджерс,[44] с опушкой из перьев по краю и на плечах.
Рейни скривилась и отрицательно покачала головой. Перья нежно щекотали кожу, но Сейди отложила платье в сторону.
— А вот это? — Еще одно кокетливое платье с павлиньими перьями.
— Нет, — сказала Рейни и указала ей за спину. — Это.
Сейди увидела в зеркале свое изумленное лицо. Шелковое бело-голубое платьице, расшитое золотом, с чуть длинноватыми рукавами, немного узкие в бедрах штанишки той же расцветки плюс кружевной воротник и туфли с пряжками. Этот костюм, несмотря на раскиданные по плечам спутанные каштановые волосы, делал ее похожей на девушку при дворе какого-нибудь из французских Луи. Сейди моргнула, тряхнула головой и дернула за ленточку на рукаве. У нее за плечом появилась голова пирата в пестром платке, пират улыбнулся и ткнул локтем в бок, предлагая уже практически пустую бутылку.