Муравьев Андрей
Меч на ладонях – 3
Вместо пролога.
11 июля 2002 года.
В ранних электричках нет ничего интересного. Что может быть привлекательного в усталых дачниках, старушках, страдающих бессонницей, гастрбайтерах, стремящихся попасть в город до того, как полусонные патрули выползут на свой ежедневный промысел? Их судьбы тусклы, лица серы, а физиономии обыденны…
Вова-Паровоз, окинув взглядом очередной вагон, лениво шествовал дальше, почти не обращая внимания на убогих обитателей потертый скамей. Собаки везли один и тот же контингент, и Вова с друзьями всегда находили себе занятие. Себя они гордо именовали «санитарами».
Трое таджиков, невесть как попавшие в электричку, без лишних уговоров поделилась своим нехитрым «скарбом». Парочка молдаван в замызганных куртках со следами краски на лопатообразных ладонях, немного пошумев и пожаловавшись на жизнь, скинулась. Дела шли своим чередом, пока Гвоздь, безбашенный малолетка с залитыми пивом и безнаказанностью глазами, не заприметил в углу крашенного «узбека».
Если бы Вова мог предвидеть будущее, он бы, конечно, увел команду. Но таким талантом двадцатилетний предводитель ячейки самопровозглашенного «истинно русского общества» не обладал…
– Ну, чуркоган, ты приехал…
Двое мужчин, сидевших на соседних местах и тихо переговаривавшихся, удивленно подняли головы.
Один – двадцатипятилетний, поджарый, с обветренным и загорелым дочерна лицом. Второй – с яркими восточными чертами, скуластый, уже немолодой, но тоже подтянутый, с нехарактерными для его лица светлыми волосами. Оба были одеты в дешевые китайские рубашки, новые турецкие джинсы и польские кроссовки. Скромные холщовые рюкзаки у ног могли принадлежать кому угодно – от туристов до менеджеров низшего звена, выезжавших за город на «подышать».
«Санитары» прошли бы мимо, если бы ушлый Гвоздь не заприметил на руке пожилого явно недешевый массивный серебряный перстень и золотой браслет. Это в корне поменяло отношение к путникам.
– Чё, голубки, добро пожаловать в Рас-с-сию! Сидящий у окна двадцатипятилетний «курортник» скептически прищурился.
Семеро бритоголовых, накаченных дешевым алкоголем подростков, почему-то не вызвали в нем уже ставшей привычной для «санитаров» оторопи. Схожие черные куртки, темные джинсы и стоптанные берцы, как и бритые «под ноль» головы под разномастными бейсболками – давно стали верительными грамотами «санитаров»… Большинству «клиентов» даже не надо было пояснять что к чему – докумекивали сами.
Вова нахмурился. На двух ранних посетителей пригородной электрички их вид, по-видимому, не произвел никакого впечатления.
– Ну а вы, собственно, кто такие?
Младший из путешественников спросил таким рядовым тоном, так обыденно, что Вова не нашел ничего лучшего, как представиться:
– Крестоносцы мы… «Узбек» радостно улыбнулся:
– Так и мы тоже! Паровоз взорвался:
– Какое «и мы», ты, чурка?! Ты где такой загар приобрел?! В Молдове, ебнрот?!! Или в «неньке Вильной Украине»?! А, может, в горах?! На курорте? У тебя ж, мля, акцент, как у чурбана базарного, а туда же – «и мы»! Вчера, небось, еще овец у себя в ауле трахал, а тут к нам в Питер приперся, и уже – «мы», козлина говорящая!!!
Ощущая за спиной молчаливую поддержку остальных, Вова пер все дальше, если бы не наткнулся на взгляд «молодого». Такие же тусклые злые глаза становились у его отчима, отчалившегося по нескольким ходкам уркагана, на котором болтались один доказанный и куча «недовешенных» трупов, когда он начинал злиться. Тогда мамка, отпитая, но еще не растерявшая мозги, прятала маленького Вовку от «тятькиного» гнева.
– Короче… Паровоз запнулся, но отступать ему было нельзя. В стае – свои законы.
– Короче так… Ты, – скинхед ткнул пальцем в пожилого «азиата». – Давай сюда свои бранзулетки, перстень и браслетик. А ты, – тычок в сторону «молодого». – Ме-на-гер, за борзость гони сюда кошелек. Прикину сколько штрафа брать.
Молодой усмехнулся. Недобро так, по-звериному. У Вовы опять нехорошо заныло в низу живота. Не булькай там бутылочка «Клинского» и не подпирали бы спину одобрительно порыкивающие члены стаи, он отступил бы, а так… Так он стоял и ждал… Ждал возмущенного гомона, возгласов, угроз или просьб. Чтобы на любую реакцию обрушить на противника то, что он олицетворял в глазах своих соратников, – силу! Ждал, поигрывая полупустой бутылочкой пивка, своего любимого и привычного оружия.
Вместо этого оба объекта наезда молча встали и… Это даже нельзя назвать нападением. Нападение – это когда один атакует, второй защищается. Поднявшиеся со своих мест путешественники просто избивали своих противников.
Молодой коротким тычком в шею вырубил вожака, поднырнул под руку размахивающего кастетом юнца и двумя ударами выбил дух из самого крупного бритоголового. Стоявший сбоку скинхед с торчащим из-под куртки голубым футбольным шарфиком только потянул из кармана цепь, как пальцы «жертвы» гоп-стопа сомкнулись на его кисти. Хрустнули кости, налетчик взвыл. Кулак «менагера» впечатался в скулу, отбрасывая тело к выходу из вагона.
Узкий проход не позволял «санитарам» использовать численный перевес, но он же и нивелировал преимущество в скорости путешественников перед мешающими друг другу налетчиками.
Более пожилой «узбек» не остался в разыгравшейся схватке сторонним наблюдателем. Короткая трость, больше похожая на палку, мелькала в его руке с сумасшедшей скоростью, сея панику в стане противника.
Впрочем, победа в схватке еще не была предрешена. Отброшенные к тамбуру, избитые, потерявшие вожака отморозки не сдавались.
– Сзади! – голос товарища заставил молодого путешественника обернуться.
Паровоз, отхаркивавшийся на заплеванном семечками полу, тянул из-за пояса свое главное сокровище. Молодой не оплошал.
ПМ налетчика еще только бликанул в тусклом свете электрички, как в полуоткрытый рот лидера скинхедов вошло дуло спортивного «Смит и Вессона» десятой модели.
– И что это ты собираешься делать с этой пукалкой… панк? – в голосе путника сквозил интерес… Искренний интерес. – Ты как вообще, везунчик или нет? Молодой взвел курок и добавил, зло цедя слова:
– Я имею в виду сегодня? А? Вова молча положил ствол на пол.
«Менагер» ухмыльнулся. Рукоятка револьвера, обитая резиной, но от того не менее тяжелая, впечаталась в затылок стоявшего на коленях скинхеда, отправив лидера ячейки в заслуженный нокаут.
– Ну что, крестоносцы, обоссались? – дуло в руках путника медленно поворачивалось от одной окровавленной рожи к другой, отчего «санитары» начали потихоньку линять в тамбур. Весь боевой задор их сошел на нет. Зато у молодого путешественника куражу было, хоть отбавляй.
– Погодите, не спешите, – он одним рывком, за волосы, поднял находящегося в прострации вожака налетчиков. – Я вас чаем угощу!
Упершаяся в зад Паровозу нога мощным пинком послала Вову в непродолжительный полет в распахнутые объятия соратников.
– Мы еще встретимся, – угрюмо пообещал кто-то из подростков, ретируясь за дверь.
– Ага! Гармошку только захвати, клоун!
Ляпнула дверь перехода, побитые радетели национальной чистоты старались убраться подальше.
Когда оба путника отдышались и слегка успокоились после скоротечной схватки, пожилой осуждающе покачал головой:
– И все-таки зря вы так… Это же дети, а вы их…
Юноша цикнул губами, проверяя не шатается ли зуб, подобрал с пола ПМ и только тогда ответил:
– Точно… Дети… Только эта пиписька называется х…, а сифилис уже давно лечить пора.
– Простите?
– Ничего, ничего… Так… Ветром навеяло, – он подвигал плечами, сжал кулак, осматривая окровавленные костяшки. – Без кольчуги чувствую себя Брюсом Ли – все время подпрыгнуть хочется. И в руке меча не хватает. Он сел на свое место, покрутил в руке трофейное оружие.
– А я всегда хотел быть Клинтом Иствудом… Пистолет послушно крутанулся на полусогнутом указательном пальце. За время боя из вагона успели сбежать все пассажиры.
«Узбек» молча смел с сиденья осколки разбитой бутылки, подстелил пакет и уселся. Купленная на перроне газета интересовала его куда больше бормотания попутчика. «Менагер» примостился рядом, потянулся и начал разбирать трофейный ПМ.
– Ничего привыкнем… – он выглянул в окно на проплывающие стены анонимного пригородного полустанка, подмигнул своему отражению и повернулся к соседу. – Добро пожаловать в двадцать первый век, Улугбек Карлович, – юноша вытер окровавленную губу. – Добро пожаловать…
Глава 1.
1.
– Сержант Коробов. Ваши документы?
Костя недовольно поморщился. Сам виноват – затеял свару с малолетками, а мог бы ограничиться демонстрацией «ствола». Теперь каждому встреченному служителю правопорядка объясняй, откуда на лице синяки и отчего кулаки сбиты.
…Первым сюрпризом был визит милицейского патруля в их вагон электрички. Появились втроем, руки на расстегнутых кобурах, морды – злые. Толи «детвора» им отстегивала и теперь наябедничала, толи кто-то из сбежавших пассажиров успел донести. В любом случае – ничего хорошего.
Сержант при свете фонарика долго изучал паспорт Малышева, указал, что действие заканчивается, сверил с правами. Рук с пистолетов патруль не убирал.
– Нам сообщили, что здесь видели оружие… Так что, давайте-ка к стеночке.
Костя молча протянул разрешение на револьвер и повернулся к стене. Хорошо, что трофейный ПМ по частям выкинули в окно.
Сержант обхлопал карманы, сверил номер револьвера со вписанным в удостоверение, проверил и убедился, что оружие незаряжено. Патруль расслабился.
– А у товарища документики бы? Малышев вздохнул и снова протянул паспорт.
– Вы внимательно посмотрите, товарищ сержант.
Милиционер снова заглянул в книжечку с двуглавым орлом, скривился… Неуловимым движением две сторублевые купюры исчезли в лопатообразной ладони.
– Счастливой дороги.
– Угу… Честь имеем. …Нынешний сержант – уже третий.
– Да, Улугбек Карлович, с такими темпами и с моим запасом местных дензнаков нам проще взять такси.
2.
– Привет, Сергей.
– Блин, Костик, здорово! Сколько лет, сколько зим! – голос в трубке был в меру взволнован. – Ты откуда объявился?! Мы ж тебя искали! Малышев подвинулся так, чтобы голос из сотового не разлетался далеко.
– Да я в командировке был… длинной… В Африке.
– А чё трубку не брал?
– Да не берут там сотовые, Серега… Глушь, срань – одни туземцы с копьями, да животные из Красной книги.
– Оба-на… Да… Африка… – пауза была непродолжительной, но емкой. – А мы того… За тебя и выпить уже успели… Мне ж из твоей районки звонили. Про тебя… Типа, когда видел… Мол, родственники беспокоятся, что пропал… Ну, ты знаешь…
– Ерунда… Бывает… Собеседник кашлянул.
– Ты прав…Бывает… Малышев первым нарушил молчание:
– Слушай, Серега, тут такое дело… Ты еще служишь?
– Ну да! Недавно, вот, капитана дали.
– Ух ты! Поздравляю!
– Спасибо.
Малышев постарался вернуться к делу, ради которого он и вытянул своего одноклассника из теплой семейной кровати:
– Тут такое дело… Встретиться нам надо. Обсудить кое-что.
3.
Сомохов переключал каналы на маленьком телевизоре. Глаза ученого разгорелись, губы пробовали повторять незнакомые слова, из числа тех, что неостанавливающимся потоком лились из уст дикторов и комментаторов. Археолог был бы смешон, если бы не выглядел так одухотворенно.
Один из приятелей Малышева согласился впустить их в свою квартиру на то время, пока он не вернется из командировки. Дни Костя проводил в поисках более постоянного жилища, но оказалось, что снять недорого квартиру в Москве стало почти нереально. А денег катастрофически не хватало. Малышев осмотрел комнатку.
Шкаф, диван, письменный стол, потертый шифоньер, пара продавленных кресел восьмидесятых годов, телевизор и полки с цветами. Слева от дивана, на котором примостился ученый, громоздился журнальный столик с книгами. История, карты, учебники и сборники по физике и химии.
– Не увлекайтесь, Улугбек Карлович.
– А?
Вместо треснутых круглых очков переносицу Сомохова украшала новая пара. Малышев выбрал вариант с широкими стеклами, затонированными легкой дымкой. Очки скрывали восточный разрез глаз и прикрывали выдающиеся скулы – так легче было избежать допросов на улицах.
– Говорю, чтобы вы не увлекались этим зомбиящиком. Лицо ученого вспыхнуло. Он смутился:
– Зря вы так…За один только канал «Цивилизация» этот, как вы выразились, «зомбиящик» можно отнести к восьмому чуду света. Не отрываясь от софы я переношусь во времени и пространстве, путешествую на тысячи верст и вижу то, что никогда не смог бы увидеть в жизни. Костя сдержал сарказм.
Улугбек Карлович с сожалением выключил телевизор и повернулся к товарищу.
– Как продвигаются наши дела? Вы выглядите взволнованным. Малышев почесал переносицу.
– Я выгляжу взволнованным, потому что я взволнован. Родители на звонки не отвечают – это и беспокоит. Надо бы к ним съездить, разузнать, – он вздохнул, помолчал. – И дела наши не хотят ускорятся. Ружья мне не продают – лицензию надо обновить. На это уйдет несколько недель.
Бывший фотограф подошел к шифоньеру и налил себе сока из пакета. После пустынь и жары тюркских плоскогорий, они всегда старались держать подле себя воду или холодный сок. Улугбек ждал продолжения. Малышев шумно, через нос, выпустил воздух и подошел к главной проблеме:
– И еще нужны деньги. Много денег, – он вынул из кармана серебряный кругляш и катнул его по столу. – Я здорово рассчитывал на то, что мы прихватили из прошлого, но в антикварном мне рассмеялись в лицо. Говорят, что искусная подделка. Улугбек задумался:
– Что будем делать? Пока вас не было, я составил список того, что нам не мешало бы прихватить, – он поднял со стола исписанный листок бумаги. – Это будет стоить немало, даже по меркам 1906 года. Костя почесал голову:
– Есть у меня одна задумка. Но об этом позже. Сначала, съезжу к родителям и… попробую вас легализовать.
Бывший фотограф отошел к окну. Под письменным столом спрятался блок компьютера. Новомодный плоский монитор призывно чернел.
– Кстати, Улугбек Карлович, вы до Интернета еще не добрались? Лоб ученого перечеркнула морщина.
– Как вы сказали? Костя улыбнулся.
– Тогда, я думаю, вам будет, чем заняться на время моей отлучки.
4.
Долгий звонок в дверь не помогал. Пришлось стучать. Если бы он сам со двора не видел тень в окне кухни, решил бы, что никого нет. Но тень была. Минуте на пятой бастион пал.
– Кто-о-о?! – голос был похож на рев. Костя надавил на звонок и двинул ногой в потертую фанеру.
Дверь распахнулась. На пороге стоял, почесывая волосатую грудь, здоровенный детина. Плечи и руки – в застарелых наколках, короткая стрижка, должная скрыть раннюю лысину, живот, нависающий над резинкой трусов, единственной его одежды, золотая цепь явно турецкого происхождения.
– Какого, бля?! Костя молча отстранил вопрошавшего и прошел внутрь.
Мамин шифоньер весь усыпан пеплом, на отцовском кресле разводы и след от затушенной сигареты. Везде пыль, в коридоре на кухню бутылки и смятые пивные банки.
В комнате на кровати из кучи смятого белья торчала смутно знакомая женская нога.
– А-а-а… Дядя Костя… – сонное мычание трансформировалось в обрюзгшее лицо.
– Какой, на хер, дядя?! – здоровяк за спиной, пришедший в себя, начал пузом оттирать Малышева от двери. – Откуда ты взялся, родственничек? Набежало, понимаешь… Костя не обращал внимание.
– Давно? Дама потянулась, почесало кудлатую голову, зевнула.