========== Прибытие ==========
Поезд задержали, и когда проводник объявил: «Вестерхайм», уже почти стемнело. Только магазинчик на станции светился розовым, и полосатый знак автобусной остановки мигал всё реже, показывая, что автобус только что отошёл.
Народ медленно разбредался.
Я тоже взял свою сумку и двинулся вслед за группой явно приезжих — две женщины с яркой губной помадой резко жестикулировали, а их спутник, низенький толстячок, заглядывал в планшет и успокоительно лепетал: «Медамен, силенс. Хотель, на? Посада… рапроше…».
Толстяк тяжело вздохнул и обернулся. Я напрягся.
— Вы не знаете, где тут отель? — спросил он на довольно чистом транслингве.
— К сожалению, нет. Подозреваю, что с обратной стороны комплекса есть зал ожидания. Может быть, там…
Тяжело вздохнув и не дослушав, он быстро-быстро закивал мне плешкой и припустил вперёд под чаячий окрик сопровождающих его дам. Несчастный, затурканный человек. Я тоже чувствовал себя несчастным — от голода и одиночества, а пуще того — от зябкости, просачивающейся через сетчатый верх туфель. После вагонной теплоты любое усилие казалось чрезмерным, хотелось быстрее найти какое-нибудь жильё, поесть, принять душ и уже тогда звонить Бессеру.
В темноте светящиеся пятна сливались в одно. Наполовину прикрытое матовым стеклом окно являло чёрную гусеницу багажной ленты, вокруг которой сновали носильщики в синей униформе и пассажиры с открытыми не по погоде плечами. Наверняка они тоже мёрзли. Но в отличие от меня им предстояли отельные радости или встреча с родными. Разговоры и поцелуи. В отличие от меня они не нуждались в контактах с Бюро, чтобы оплатить постель.
Когда я подошёл к автостоянке, от фонаря отделился некто и вытянул шею, вглядываясь мне в лицо. Прямоугольную тень венчала горка — шляпа с узкими полями, как в старых шпионских фильмах. Я опять напрягся. Если было что-то хуже вокзальной сырости, то как раз вот эта многозначительная муть — с переодеваниями, наклеенными усами и неразберихой с билетами.
— Эрих Коллер?
Я кивнул.
— Вы уже взяли багаж?
Я отрицательно мотнул головой.
По шоссе метнулся свет фар и отразился в стёклах очков, впалой щеке и ромбовидном значке «Нойебунда», привинченном прямо через карман. Тогда я сжалился и сказал:
— Весь мой багаж в этой сумке.
Человек кивнул и ушёл внутрь подземного гаража, чётко отбивая ритм каблуками. Я опять подумал о шпионских играх, и том, что сказал Йен, выдавая мне шокер, и о том, что второй день крутили радиостанции, и о чашке кофе, которую, судя по всему, так и не удастся получить. Без молотого кофе я не могу думать.
В глубине туннеля моргнул жёлтый глаз. Тихо шурша колёсами, из гаража выкатился тёмный «Фольц» и притёрся к ступеням, заехав одним колесом на плитку. Я открыл заднюю дверь и влез вглубь салона, а сумку поставил себе на колени.
— Я закурю, — предупредил шофёр.
Окно было открыто, и я не возразил.
***
В темноте и издалека Вестерхайм выглядел настоящим городом — с сияющими высотками, подмигивающим рубином светофоров, рекламой и размалёванной, кишащей клубами ночной жизнью, почти отсутствующей в коммунах. Но при ближнем рассмотрении оказалось, что иллюминация освещает защищённые железом фасады, а двери кафе перегорожены цепью с однозначной табличкой: «Закрыто».
У здания магистрата машина развернулась и встала, так же криво, заехав колесом на бордюр. Это уже смахивало на фирменный стиль. Я попрощался с водителем и вошёл внутрь, с безотчётным опасением иноверца, вторгшегося в храм разнузданной бюрократии. Но опасался я зря. Бессер уже махал мне с лестницы, приглашая подниматься, и его загорелое худое лицо светилось искренней радостью, радушием, по которому я соскучился и которое почти успел забыть.
— Проходите, Коллер!
По-видимому, это был не его кабинет, потому что в углу стоял бильярдный кий, а на полках, среди книг и коньячных рюмок, поблескивали спортивные кубки и медали на деревянных подставках. Мебель дорогая, кожаная, и дорогие канцелярские принадлежности. Я считаю распущенностью тратить деньги на ручку, которой неудобно писать, или одноразовые кнопки с серебрением и логотипом; вся эта шелуха засоряет эфир и отвлекает от дел. Но вот кофейный автомат пришёлся весьма кстати.
— Можно?
— Ну, разумеется, что вы спрашиваете. А может быть, грог? Я попрошу Монику.
Он сел напротив меня, расставив худые, как у кузнечика, ноги, улыбнулся и ещё раз повторил, с видимым облегчением:
— Как я рад вас видеть, Эрих. Честное слово! До чего же я рад тебя видеть!
— Я тоже.
Я не солгал. Власть меняет людей, но война и фрайкор не забываются. Сколько бы ни пытался вычеркнуть их из памяти, и даже если стереть саму память. Человеческий мозг — странно устроенная машинка.
— Куришь?
— Нет.
— А я научился. Дорваться до тысячи удовольствий и ничего не попробовать? Мы стали жить лучше, Эрих, и веселее, но вряд ли дольше. Извини, я так рад, что болтаю чушь. А ты ведь совсем не изменился. И, наверное, очень устал?
— Выспался в вагоне.
— О! — он вдруг неожиданно подмигнул. — Секретный шик, высший класс. Почём нынче ракеты?
— Геллер за ящик. Но только если знаешь пароль.
Он засмеялся.
— А я не знаю пароль. «Энциан»? «Тагесблатт»? Я всё позабыл. Позабыл абсолютно всё, когда стал чиновником, Эрих, у меня отрастает брюхо. Помнишь ту медсестричку? Теперь она заведует центром Нохта и снабжает меня снотворным. И ничего не меняется.
— Правда?
— Ничего.
— Ничего…
Первое впечатление ушло. Незнакомый город вокруг зиял провалами, и этот бывший мертвец чувствовал пустоту. Он хотел говорить с пустотой. Вокруг Вестерхайма громоздилась пустыня, индустриальный плац, наскоро залитый асфальтом.
— Я рад, что ты жив.
Сказал человек, однажды стрелявший в меня.
***
Мы прошли в зал.
Музейное эхо отражало шелест шагов. Бессер взял меня за руку, проводя между хлипкими стеллажами с кипами пожелтевшей бумаги. Бюджет выделялся слишком неравномерно, и отложения прошлого заполняли архивы картонными папками и микрофильмами, издающими запах горелой плёнки.
— Садись.
Он настроил проектор. Аппарат зажужжал, и белое пятно на стене сменилось уже знакомой мне фотографией. В поездке я тщательно изучил все документы.
— Герман Хеллиг?
— Был одним из моих лучших сотрудников.
— Самоубийство?
— Именно это и хотелось бы выяснить. Такие случаи дают отвратительный резонанс, дружище. Хеллига я знал лично, он был очень уравновешен. Вот мы с тобой не на своём месте, Эрих, чиновников из нас не получится, а он был чиновником до мозга костей. Его последним объектом стал «Эдем».
— Дом престарелых?
— Скорее, пансионат. Не очень-то романтично, верно? Совсем не урановые рудники. Но кому-то нужно работать в таких местах. Более того, многие даже рвутся. Скучные, дурнопахнущие подвалы — настоящий подарок для опытных крыс. Ткани, зерно, консервы… Государственная кормушка в последнее время опять оскудела, мы подорвали кредит доверия. Хеллиг был лучшим, пока не надел на шею электрический провод.
— Он на что-то наткнулся?
— Может быть, — Бессер пожал плечами, — хотя в отчётах всё чисто. Из Бюро пришел запрос на выяснение причин смертности контингента, мы осуществили проверку. Старики мрут как мухи. Но ведь смерть и есть удел стариков?
Прекрасный девиз в музейном зале, заваленном листовками о борьбе с полиомиелитом. Я достаточно знал Бессера, чтобы понять, что он раздосадован. Брюхо ещё не выросло, но от канцелярской пыли свербело в носу.
— Кем я туда поеду?
— Трудинспектором, это проще всего. Прошерстишь всё, что захочешь проверить по персоналу. А бухгалтерией займётся Афрани.
Почувствовав движение за спиной, я обернулся.
— Добрый день.
Её голос звучал немного в нос, как будто сконфуженно. Деловой костюм плохо гармонировал со смуглотой кожи и чёрными волосами, забранными в накрученный на голову синий платок.
— Доброй ночи.
— Познакомьтесь, — сказал Бессер. — Мой друг Эрих болезненно педантичен. Рациональный подход ко всему. К сожалению, он не выспался. Зато завтра вы поедете в мягком вагоне. В отдельном, между прочим, купе.
Я наступил ему на ногу.
Есть люди, вызывающие антипатию с первого взгляда. Афрани мне не понравилась.
А я не понравился ей.
Возможно, виной тому была обстановка. Затхлый и вместе с тем аскетически-сухой аромат буквально вопиял о деле, заваленные бумагой столы, пыльные занавески на окнах навевали мысли о морге. «Будь осторожен», — предупреждал Йен. Непременно. Я уже почти настроился на предстоящий мне труд лицедейства.
И получите — синий платок!
Вместе мы вышли в коридор. Бессер извинился и почти побежал к кабинету, из которого раздавался надоедливый зуммер. Афрани посмотрела на меня. Я обратил внимание на приплюснутое переносье и пару волосков на нём — должно быть, она выщипывала брови.
— Мы выезжаем рано?
— В семь тридцать, — сказал я. — Не берите много вещей. А вы что, правда бухгалтер?
— Я окончила «Юнигельд», — тихо, но чётко произнесла она. — И у меня есть разрешение на работу.
— Поздравляю. Впрочем, я всё равно не из «Арбайтсамт». Я даже не знаю, как выглядят мигрантские карточки.
Возможно, меня раздражала перспектива ночной работы. Очень возможно. Остаток ночи я планировал провести совсем не так. Завалиться спать или в местный кабак с синтетическим шнапсом, принять душ или джакузи, посетить клубный театр или сцепиться с «Ультрас»… Любая из этих перспектив сияла красками перед затхлостью местной библиотеки.
Она продолжала меня разглядывать. Женщинам я не нравлюсь, но тут был какой-то особый случай. Наверное, крашеная борода помогла бы выправить положение. Я не мог отделаться от мысли, что Бессер надо мной подшутил — с него бы сталось, и дал слово отомстить, как только подвернётся удачный шанс.
— Я соберу вещи. Мы встретимся на вокзале?
— Если не пригласите на чашку кофе.
Она не пригласила. И пять часов кряду я провёл в холодном, похожем на морг музейном зале, потягивая кислый «Ротвайн», отдающий дубовой бочкой. Я потратил их, подводя итог человеческой старости — изучая подшивки старых газет, карты и микрофильмы, разбирая завалы финансовых документов, кромсая табличные файлы, листая календари и отчёты в компании человека, который однажды убил меня.
Комментарий к Прибытие
*Фрайкор - (Freikorps) — свободный корпус, добровольческий корпус. Патриотическое военное или полувоенное формирование.
========== Неучтённый маршрут ==========
Езда по узкоколейке напоминает игру в «пересыпь горошек». Тряска такая мелкая, что буквы образуют нечитаемый людоедский код, сообщающий больше смысла, чем закладывал репортёр. «Германа Хеллига нашли в мусорном баке…» Проклятая газетёнка! Но ведь кому-то понадобилось исказить факты настолько, чтобы скромный министерский чиновник — образец долга — предстал этаким демоном-выпивохой, не чурающимся даже и взятки.
Я отложил «Вечернее обозрение».
Солнце падало косо, освещая деревья ярким острым лучом. Создавалось впечатление, что мы едем под гору — в один из нескончаемых мёртвых тоннелей, оставшихся с последней войны.
— Мы уже подъезжаем? — спросила Афрани.
Она сняла с головы платок, заменив его полосатой банданой. Вельветовый пиджачок и юбка не слишком подходили бухгалтеру, но я промолчал. Вытащил вещи и двинулся к выходу, слыша за спиной цокот её каблучков.
Поезд остановился и мы сошли. Было десять часов утра.
Белые бетонные блоки сообщали пейзажу что-то классическое. Брошюра обещала «райский отдых путникам, уставшим от жизненной тряски» — такое словосочетание вполне подходило и к нам. «Эдем» представлял собой частный пансионат, но с одной существенной оговоркой — он входил в госпрограмму от пенсионного фонда. Опытные крысы могли быть довольны: золотой ручеёк, выделяемый частным пансионатам, ещё не забился и не иссяк.
— Вы давно знакомы с Карлом Бессером?
— Очень, — сказал я, выглядывая машину.
За нами никого не прислали. Хороший знак, хотя это означало, что нам придётся топать пешком. Моя сумка весила мало, зато чемодан попутчицы был набит железными гирями. Кажется, она по рассеянности упаковала утюг.
— Ещё с войны?
Она мне не нравилась, но тут уж ничего не поделаешь. Такие вопросы лучше решать заблаговременно. Потом может стать слишком поздно.
— Он меня подстрелил.
— Простите?
— Я был во фрайкоре Гузена. Пуля задела артерию, Карл успел тампонировать. Он как раз проходил курс первой помощи и навещал меня в госпитале в Бергене. Можно сказать, взял меня на поруки. С его подачи я отсидел только месяц и сразу попал в люстрацию, получил ограниченный гражданский статус. Позже он помог мне устроиться на работу.
— Но почему?
Я и сам задавал себе этот вопрос.
— Не знаю. Может, это был его первый выстрел.
— А ваш?
— Что?
— Каким был ваш первый выстрел?
— Не помню, — сказал я. — Это было очень давно.
***
Прямо от станции начиналась грунтовая дорога — очень широкая, обсаженная с двух сторон липами и кустами сирени. Конечно же, я не ожидал встретить здесь автобан. Свежеокрашенный указатель задавал направление, и вдалеке имелся ещё один — броский плакат с какой-то завлекательной надписью.
Солнце припекало уже не слабо. Втянув воздух, я ощутил что-то ещё, кроме слабого аромата цветения, хвои, железнодорожных шпал и гудрона. Справа за зубчатым краем леса блестела штанга радиовышки.
Афрани настороженно огляделась, принюхалась:
— Мне кажется, я чую коровник.
— Вряд ли. Мясо и молоко привозят из распределителя. Хотя…
Любые факты следует проверять. Дорога выглядела безопасной, по ней, очевидно, много ездили, но и хорошо убирали. Мусор на обочине в последнее время стал нашей визитной карточкой. Все эти крекеры и жестянки, огрызки пластика, питьевые бутылки, банановая кожура, обезьяний помёт… Прощай, самая чистоплотная в мире нация. Привет, толерантность!
Пройдя около ста метров, я резко свернул с дороги и зашагал прямо по ломкой траве. За спиной раздался протестующий крик. Шелест раздвигаемых веток, и в мой локоть вцепилась рука. Я увидел тёмные глаза, горящие возмущением.
— Что вы такое вытворяете?
— Хочу осмотреться, — лаконично объяснил я.
— Но мои туфли… Я же не могу бродить по лесу в такой обуви!
— Значит, наденьте ботинки.
— Но…
Она выдохнула и замолчала, проглотив возражения.
Любопытно.
Идиллические кудрявые облачка скрылись за краем леса вместе со штангой, когда мы спустились в низину. Гористая местность, так что перебои со связью вполне объяснимы. В самом «Эдеме» я мог найти проводной телефон, связывающий дом престарелых с подстанцией в Хольцдинге. Модемное интернет-сообщение. Интересно, нашли ли они применение радиовышке?
Хеллиг провёл в этом укромном месте три дня, после чего составил стандартный отчёт и выехал, никого не предупредив. Тем самым нарушив традицию или негласный статут, этот неизменный чиновничий ритуал, опустошающий окрестные бары, не говоря уже о борделях. Канцелярские склоки? Я доверял интуиции: Хеллиг не был похож на склочника. Вся история, на мой взгляд, дурно попахивала, и оптимизм Карла на этом фоне выглядел неуместно.
А впрочем, он всегда был оптимистом.
Лиственный лес сделался полухвойным. Воздух остыл, подошвы цепляли дёрн. Среди травы и кустарника появилась узенькая тропинка со следами велосипедных протекторов, дорога вновь пошла на подъём. Впереди замаячила просека.
— Я вижу рельсы, — сказала Афрани.
— Да.
Это была полноценная железнодорожная ветка, уходящая куда-то на юго-запад. Туда, где по моим прикидкам, находился Грюнбах и химические заводы на Регенфельде. Я взял это себе на заметку, тем более, что карта, видимо, устарела. Там точно не имелось никаких дополнительных железных дорог — такие вещи всегда привлекают внимание.