— Что, так заметно, да? — вдруг жалобно уточнила баба Мара, разглаживая своё лицо. — Я, конечно, старалась, даже не знаю, сколько раз говорила ему, что нужно больше прилагать усилий, а он как робот. Никакого удовольствия, никакой фантазии, и все эти комплексы, комплексы, а так всё хорошо начиналось. Значит, всё же придётся искать другого. Печально, — вздохнула женщина, высвобождаясь из объятий Фимы.
— Ну всё, моя хорошая, садись чай пить. Мне подумать надо. Видимо, придётся выходить сегодня на охоту, а свидание отменяется.
— Бабуль. Ну чего ты так сразу. Он же тебе нравится.
— Ах, милая моя, порой нравится и секс — не совместимы. Он мне нравился, руки у него золотые, всё в доме починил, но надо и не только руками уметь пользоваться. Вон у меня из-за него застой, и уже со стороны видно, что у меня «недотрах».
— Бабуль! — взвизгнула Сима, смущаясь вульгарных словечек родственницы, которая нисколько не стеснялась атландийца и даже не реагировала на недовольство внучки, поглощённая своим недугом, а Ход поперхнулся пирогом, удивлённо распахнув глаза. Серафиме пришлось постучать ему по спине и бережно помочь запить пирог чаем.
— Недотрах? — сипло переспросил Дантэн у бабы Мары, весело ей улыбаясь.
Та продолжала массировать руками лицо, боясь появления ранних морщинок.
— Ага, есть такая у женщин болезнь, когда мужчины сачкуют в постели. Жуткая вещь, — недовольно покачала она головой.
— А лечится она за счёт другого мужчины? — полюбопытствовал Дантэн, слабо в это веря.
— Вообще-то экстазом она лечится, да только найти ещё надо умельца, который знает, что это и как довести до него женщину. Обычно представители сильнейшей половины исключительные эгоисты.
— Я думал предложить вам гимнастику, но ваш вариант мне нравится больше.
— Гимнастика — это скучно, — отмахнулась Мара Захаровна, но затем всё же спросила: — А там сложно? Вообще-то, я не против послушать.
Фима сидела, молчала, слушала разговор бабы Мары и Дантэна, поражаясь тому, как легко атландиец вписывался в их семейную идиллию. Словно всегда был с ними. Словно здесь ему самое место. Да и вообще хорошо бы, если бы он не улетал никуда.
— Главное выбрать партнёра для гимнастики. Я читал, что у вас, на Земле, практикуют парную гимнастику, — меж тем рассказывал Дантэн, доедая с аппетитом пирог. — Могу, конечно, показать пару приёмов, чтобы ваш нынешний партнёр испробовал это на вас. Может, сумеет разогнать кровь.
— А и покажи, — тут же соскочила со стула Мара Захаровна, а попробовавшей возмутиться Серафиме строго приказала: — С тебя ужин.
Ход подмигнул приунывшей Симе, напоследок потрепал её по волосам, заверяя, что это не надолго и удалился на зов бабули в гостиную.
— Лучше, наверное, будет на диване, — заявил Дантэн, а Фима замерла, выпучив глаза.
Гимнастика на диване? Она, донельзя заинтригованная, прошла в гостиную, наблюдая, как бабуля убирает подушки с гостевого дивана, а Ход закатывал рукава рубашки. Сглотнув, Фима не могла налюбоваться на загорелую кожу атландийца, на тугие канаты мышц, покрытые лёгкой порослью чёрных волосков.
— А есть одежда практичнее? — следующий вопрос заставил бабу Мару оглядеть свой домашний халатик и недовольно нахмуриться.
— Лучше спортивную одежду. Будем ножки задирать.
Баба Мара закатила глаза, прыснув, легонько хлопнула атландийца по руке.
— Ну, шутник, ножки задирать. Да я вообще в любой одежде это могу делать. Но раз просишь, так и быть, поберегу нервы внучке, а то стоит, гневом пышет.
Фима смутилась даже, она думала, что парочка её не заметила, но Дантэн обернулся, ласково улыбаясь и ненавязчиво снимая женскую руку со своего запястья. Девушка даже не отдавала себе отчёта в том, что злилась, и, видимо, это читалось на её лице, потому как бабуля, проходя мимо неё в спальню, шёпотом пообещала и пальцем не трогать её ненаглядного. А девушка и рада бы сказать, что Ход не её ненаглядный, да только глаза сами смотрели, не отрываясь, на вырез рубашки, на чёткие линии ключиц. Вообще с ней что-то происходило невероятно безобразное. Никогда она не испытывала к атландийцу ничего подобного, ну подумаешь, пуговку расстегнул да рукава закатал, ну ещё стоял так, что солнечные лучи окутывали его, и игривые кудри искрились, особенно выбеленные кончики.
— Сим, иди сюда, — тихо позвал её атландиец, открывая свои объятия, а Фима отступила в тень коридора, качая головой.
Только не сейчас. Она была не готова бороться с теми чувствами, которые всколыхнул в ней атландиец. Она боялась, что просто не удержится, а бабуля появится опять в самый удачный момент и всё испортит. Нет, качнула головой Сима атландийцу, который расстроенно выдохнул и опустил руки. Зато дверь в спальню бабули распахнулась и Мара Захаровна в коротких шортиках и спортивном топе голубого цвета выплыла в коридор.
— Я готова! — бодро заявила бабуля, прошествовав мимо закаменевшей Серафимы.
Девушка наконец осознала что такое ревность — это когда не в силах видеть того, кто тебе нравится, с другой. Это было очень больно и глупо. Именно последняя мысль немного помогла протрезветь и мыслить здраво. Баба Мара обещала, а значит, так и сделает. Бабуля человек слова, а атландиец вообще землян не любит. Фима это знала, она очень чётко помнила, с какой неприязнью он смотрел на представителей Земной Федерации, на всех, кроме неё и теперь вот ещё бабы Мары.
Ужин девушка готовила автоматически, а сама так вся и обратилась в слух, вздрагивая каждый раз от очередного слишком томного вздоха или полувсхлипа бабули. Чем они там занимались, Серафима запретила себе проверять. Дантэн просил больше ему доверять, а бабушке девушка привыкла верить с самого раннего детства. Та никогда не обманывала её. Вообще никогда. Даже когда родители увезли большого и шикарного рыжего кота к ветеринару, то сразу сказала, что его там усыпят. Болезнь, увы, у Мартына оказалась неизлечимая, потому что, как выразилась бабуля, нечего было мужику яйца резать. Тогда, девочкой, она не понимала: какие яйца и почему бабуля винит папу с мамой, но поверила ей на слово. И когда родители приехали домой без Мартына, разревелась и не разговаривала с ними два дня, объявив бойкот.
Мясо булькало в томатном соусе, а паста давно уже поджидала своего часа в кастрюльке, когда, наконец, через сорок минут на кухне появились баба Мара и Дантэн.
Девушка окинула жадным взглядом уставшего атландийца и разомлевшую бабулю, которая присела на стул и попросила у внучки чашку чая.
— Да, гимнастика — это нечто, — радостно поделилась своими ощущениями старшая Заречина, не замечая, как усмехнулся атландиец. — Конечно, секс не заменяет, но тем не менее я чувствую прилив энергии.
Пальцы у Хода подрагивали от перенапряжения, он устало опустился на стул, не сводя взгляд с Симы.
— Голодный? — уточнила девушка у странно молчаливого мужчины.
— О-о-оче-е-ень, — с выражением растягивая гласные, выдавил из себя Дантэн, прикрыв глаза, наслаждаясь вихрем, которым окутало его биополе Симы, отгораживая от чужой, хищной и ненасытной Мары Захаровны. Мужчина поэтому и не любил проводить парные гимнастики, предпочитая простую дыхательную тренировку.
— А я-то как проголодалась, — поддакнула баба Мара.
— А вам нельзя ещё пару часиков, — строго возразил ей Дантэн, который не хотел, чтобы все его старания пошли коту под хвост.
— Пару? И что же прикажете мне делать?
— Вам бы силовые нагрузки сейчас — пробежка…
— Ой, что за занудство бегать! — возмутилась бабуля, но вдруг её взгляд замер на окне, а затем она, лавируя между колен атландийца и занятой у плиты Фимы, пробралась к нему, выглядывая на улицу. — Физические нагрузки, говоришь, — задумчиво пробормотала она, оглядываясь на атландийца. — Знаете что, дорогие мои, время уже позднее, скоро ужин. А у меня по плану свидание. Так что оставлю-ка я вас одних. Пойду устрою одному головомойку, а то совсем обленился.
Фима, пряча улыбку, стала вытягивать шею, чтобы увидеть ежедневные пляски бабуина на балконе, именно так бабуля называла попытки соседа привлечь её внимание своими телесами. Он ровно в полшестого вечером выходил на балкон и подтягивался, при этом обязательно с обнажённым торсом, и это несмотря на прохладу осени. Девушка даже задумалась, а будет ли он так же дерзок зимой или придумает что-то другое.
Облизнув деревянную ложечку, Фима еле сдерживала смех, поглядывая на уверенные движения крепкого телосложения мужчины, рыжего отставного военного, Елизара Платоновича Широполова. Бывший десантник, в прошлом командир роты, страсть как любил бабулю, и всячески это ей доказывал, не только починив сантехнику в их квартире, но и обязательными походами в театры и на выставки. Правда, Широполов был сдержан в деньгах, а может, и просто прижимист, но драгоценностей бабуле отчего-то ещё ни разу не подарил, чем ужасно её оскорблял и, кажется, даже не догадывался об этом. А теперь выявился ещё один большой изъян этого рыжего крепыша — халтурщик в сексе. Такого бабуля точно не могла спустить с рук.
Решительно покинув кухню, она заперлась в спальне, а Ход наконец получил свою тарелку с законно заработанным ужином.
— Знаешь, я первый раз сталкиваюсь с такими женщинами, как твоя бабушка, — задумчиво заявил Дантэн, когда его стало отпускать, да и влияние схожего с ним биополя помогло расслабиться. — У неё энергия генерируется в нижнем поясе.
Фима задумчиво слушала атландийца, пытаясь понять, о чём он говорил.
— Нижний пояс? — переспросила она, а Ход показал на талию. — Понятно, — улыбаясь, кивнула девушка, взяв солонку с полки. — Бабуля считает, что женщина не должна стесняться своих желаний, так как мужчины же не стесняются, вот и пропагандирует секс без привязанностей, без ответственности и чувств. Ей важен процесс, как она говорит, для здоровья очень полезно.
— Ты считаешь не так?
Сима села напротив атландийца, опять покраснев от своих же мыслей.
— Мне нравится ваше видение любви, — нервно сцепив руки, Фима рассматривала свои пальцы и ногти. — Я тоже хочу полюбить один раз и навсегда.
Ответ был слишком дерзким даже для неё, но почему-то именно с Дантэном она чувствовала себя защищённой и могла поведать ему многое совершенно откровенно, не боясь, что он осудит.
Дантэн задумчиво жевал мясо, рассматривая длинные ресницы Симы, которые откидывали тени на её зарумянившиеся щёки, и не знал, как спросить. Взял чашку с остатками недопитого чая, одним глотком осушив её, решился:
— Как вы едите такую солёную еду? Это же опасно для организма.
Фима удивлённо моргнула, затем бросила взгляд в тарелку Дантэна и перевела на сковородку.
— Ой, — вырвалось у неё. Девушка подскочила и сама попробовала еду. — Я два раза посолила! Прости, совсем гадость?
— Да нет, есть можно, но не нужно, — рассмеялся Дантэн, глядя на всполошившуюся Симу.
— Прости, — расстроилась она, не зная, что теперь делать с мясом, как исправить.
— Поехали, поедим в ресторане, — предложил атландиец, — заодно город покажешь.
— Там многолюдно, — с затаённой надеждой попыталась отговорить его девушка. Она помнила, как тяжело ему было, когда он летел сюда, как жаловался на пробки.
— А ты выбери, где тихо.
Фиме послышался приказ, она удивлённо подняла взгляд на атландийца и забыла как дышать. Нет, о чём бы ни думала Заречина все эти три месяца, но точно не о том, что Сильнейший будет сидеть на её кухне, и так смотреть на неё ласково, нежно, протягивать к ней свою ладонь, а она… Глупость несусветная, но она млела, и не смела отказать ему в немой просьбе, потянулась к Дантэну и очутилась у него на коленях. Его горячие, чуть солоноватые губы тревожили, волновали, ласкали, обещали, и казалось, что девушка сошла окончательно с ума, так как ей слышался его голос, его шёпот, невероятно манящий, зовущий лишь её.
— Так, я готова! — вновь мир, созданный лишь для них двоих, разбился о голос бабы Мары. Только в этот раз Фима лишь вздрогнула, но не пыталась вырваться из объятий атландийца, хоть и дышала тяжело, и стыдно было взглянуть на родственницу.
— Буду завтра в обед, — словно не замечая смущения внучки, тараторила бабуля, выставляя два флакончика на стол. — Это я вам оставлю, хотя, конечно же, самой надо. Но понимаю, что вам-то нужнее. Так что имейте в виду, от сердца отрываю.
— Мы понимаем. Обязуемся использовать, как и это.
Дантэн достал из кармана серебристые квадратики, а Фима вспыхнула и пришла в себя. Она начала вырываться, чтобы встать с его колен, так как вся ситуация стала ей противной, но атландиец держал её крепко, тихо посмеиваясь.
— Правильно, зачем вам детки так рано, — весело отозвалась бабуля. — Вам бы с полгодика друг другом насладиться, а потом уж и о детях подумаете. Ну давайте, развлекайтесь.
Бабуля послала молодым воздушный поцелуй и упорхнула, плотно прижимая полы светлого плаща, чтобы не распахнулся при ходьбе. Дверь за ней закрылась, а Сима всё смотрела на презервативы на столе и злилась.
— А бабулю твою не так-то просто поймать, — тихо посмеиваясь, отозвался первым Дантэн, расслабляя руки. Серафима тут же встала и отошла к окну. — Я думал, она расстроится, но сразу видно опыт. Сим, пойдём ужинать, я честно голодный.
Девушка обернулась к атландийцу, всё ещё обиженная на него. Ход накинул китель. Презервативы лежали на столе рядом с флаконами, оставленными бабулей, а атландиец протянул уже привычно руку. Серафима моргнула, сгоняя слёзы, расслабилась, и просто впорхнула в объятия Дантэна, мысленно посыпая голову пеплом. Оказывается, она совершенно спокойно воспринимала, когда он подкалывал её, а вот когда другие — это было неприятно, словно её лишали чего своего собственного, личного, особенного.
— Сим, — тихо позвал её атландиец, просто не понимая, что делать с девушкой. Странные перепады настроения ему не нравились. Он и сам был на грани, себя бы успокоить, а тут такой ураган жмётся, пытаясь сорвать щиты.
— Помолчи немного, — попросила его Фима, сильнее зажмурившись и крепче обнимая. — Минутку дай, я справлюсь. Сейчас пройдёт, — возвращала его же слова девушка, а атландиец опять рассмеялся. Сима росла просто на глазах, она становилась сильнее и всё это для него.
Стоять обниматься с кем-то было непривычно. Атландиец не мог уловить приятно это или напрягает. Расслабиться точно не получалось и хотелось сжать девушку в объятиях посильнее, да так, чтобы она оказалась опять на его коленях и дышала в основание шеи, согревая своим теплом. И, может быть, мужчина плюнул бы на ужин, если бы не голод. А то, что приготовила Сима, есть было опасно для организма. Хотя появилась другая мысль.
— Давай никуда не пойдём, а я приготовлю ужин? — тихо прошептал он девушке в макушку и та медленно подняла на него взгляд.
— Останемся дома? — переспросила, удивляясь.
— Да. Я, если честно, устал немного.
Ход не хотел признаваться, что гимнастика с Марой Захаровной оказалась выматывающим мероприятием, но полезным. Дантэн любил открывать для себя что-то новое, а глава клана Заречиных оказалась кладезем сплошных открытий.
— Давай, я тогда исправлю то, что напортачила. Думаю, надо просто пасты ещё сварить, только без соли, и всё выровняется, — затараторила Сима, усаживая Хода, а сама стала искать чистую кастрюлю, прикидывая в уме, сколько потребуется воды.
— Богдан сюда приходил? — мягко уточнил атландиец, включая экран тилинга и запуская программу, которая создавала помехи для любых подслушивающих устройств, и даже для комфонов, но в принципе так даже было лучше, никто их не потревожит.
— Нет, — бросила девушка через плечо, занимаясь готовкой. Вода качалась в серебристой кастрюле, плита медленно краснела, а Фима достала пачку итальянской вермишели.
— Ты ему доверяешь? — над следующим вопросом атландийца девушка задумалась, но лишь на краткий миг и, не оборачиваясь, мотнула головой.
— Просто захотелось путешествия.
— Подальше от меня? — тихо уточнил Дантэн, делая вид, что внимательно читает на флаконе состав интимной смазки.
— Нет, не от тебя, — недолго думая, отозвалась девушка, разворачиваясь лицом к Сильнейшему. — Дантэн, а всё же, откуда ты узнал про Богдана и Юлиану?
Ход взглянул на Симу, отставив флакон в сторону, протянул девушке руку и та доверчиво дала свою.
Серафима благосклонно отнеслась к тому, что снова очутилась на коленях мужчины, и к тому, как волнующе он зарылся носом ей в волосы, а от жаркого дыхания мурашки пробежались по коже, правда, от его слов, холод прокрался по венам.