Оперативники переглянулись.
— А почему вы пошли именно туда? — не унимался Нечипоренко.
— Если она пошла на выставку, а не поехала, то, значит, недалеко. Я у менеджера Эрика из кафе узнал: где могла быть такая выставка. Туда я и поехал.
— Неплохо. А почему мне не позвонили? Ведь мы же с вами договаривались.
— Я как-то не подумал.
— Не подумали, а зря, — снова нарушил молчание широколицый. — Вы уже, наверняка, знаете: кто такой папа Евы.
— Да. Он вор в законе.
— Во-о-о-от. Знаете, но, наверное, немного не понимаете. Нам звонили из кафе «Ассоль». Утром туда наведались очень непростые люди. Хозяин в панике. Её папа всю Москву на уши поставил. Вы представляете, что может быть, если вы где-нибудь перейдёте дорогу его уркаганам? У нас сейчас задача опередить его. Ещё непонятно: есть там криминал или нет. Нет тела — нет дела. Но любого, кто причастен к исчезновению девочки, ждёт действительно страшная участь. Наказывать и мстить в той среде умеют. По сравнению с нашими жуликами, испанские инквизиторы вам покажутся шалунами.
— Поймите. Мы хотим вас уберечь от ошибок, — включился молодой оперативник.
— Вы сегодня молодец, конечно, — похвалил меня скуластый. — Очень хорошее дело сделали. В нашем отделе за этим уродом уже три года гоняются. Вы представить себе не можете: сколько эта гнида детей искалечила. Но вы сегодня чуть не погибли. Вы это понимаете?
— Да.
— И ещё, ваша активность смотрится несколько подозрительно.
Вот тут я вскипел.
— Конечно! А вы ещё меня оправдываться заставьте, — разозлился я. — Ведь я такой подозрительный, поисками занимаюсь, когда всем наплевать. Ведь так? Теперь получается, что я, как никто другой, подхожу на роль козла отпущения, чтобы дело закрыть! Вы ведь это умеете? Не так ли?
— Постойте. Ну, зачем же вы так?
— А вот так, сами говорите, что работы у вас много и ерундой заниматься некогда.
— Не без этого. Но напрасно вы думаете, что полицейским безразлична судьба девочки. Мы действительно ищем и работаем. Поэтому и вами интересовались. Работа у нас такая — всех подозревать и проверять.
— Проверяйте!
— Напрасно вы так реагируете. Мы ценим помощь, но, прежде всего, просим о своевременном информировании и координации. Активных действий не предпринимайте, пожалуйста, без нашего ведома. И ещё раз: координация, координация и координация. И поменьше творческой инициативы, а то у нас тут есть один псих.
— Ха! — я снова начал заводиться. — Вы меня за ненормального принимаете? У меня две дочки растёт, и я очень хорошо могу понять родителей девочки. А чужое горе оно до какого-то времени может быть чужим. Или вам до сих пор непонятна моя мотивация?
— Простите, я совсем другое имел в виду, — продолжил убалтывать меня вкрадчивым голосом скуластый. — Буквально за пять минут до вас пришлось общаться с местным шизофреником. Он буквально третирует правоохранительными органами своими заявлениями о преступлениях, которые произойдут.
— Так, это же хорошо, — удивился я. — Вы можете предотвратить преступление.
Тут оба оперативника саркастически хмыкнули.
— Он информацию от звёзд получает, — пояснил Нечипоренко Константин Васильевич, — а мы должны сбиваться с ног, чтобы проверять всякую чушь. В своё время он в психушке несколько лет отлежал за преступление. Кстати, вот он, ещё не ушёл. Лёгок на помине.
Оперативник раздвинул полоски жалюзи и указал в окно. На улице стоял худой человек в мятом плаще и старомодной вязаной шапке, из-под которой выбивались длинные патлы. Псих выделялся не только странной одеждой, но и тем, что он беседовал сам с собой или с кем-то неведомым, активно жестикулируя руками и гримасничая лицом.
Разговор закончился тем, что я клятвенно пообещал, вообще, никуда не лезть. После чего меня отпустили восвояси. До того как уйти из отделения я умылся и почистил как мог свою одежду.
У выхода с территории отделения полиции ко мне привязался тот самый псих.
— Да что же вы за люди такие? Я же искренне всем помочь хочу. Ну почему вы меня не слушаете? Ведь сколько раз я убийства предсказывал. У вас под боком сегодня мальчик должен погибнуть.
Меня как током ударило.
— Мы спасли мальчика. Я спас, — ответил я психу.
Мы с недоумением посмотрели друг на друга. У психа было очень интеллигентное лицо, которое несколько портили глубокие морщины и недельная щетина. Я бы дал ему лет шестьдесят или шестьдесят пять. Если психа помыть, побрить и переодеть, то он вполне мог сойти за музыканта, преподавателя вуза или учёного. Взгляд у психа был пронзительно ясный и глубокий.
— Точно спасли? — переспросил он.
— Точно.
Старик полез копаться в большой спортивной сумке и достал несколько склеенных листов с распечатанной картой. Он сунул склеенные листы мне под нос и ткнул куда-то в область, исчерченную фломастерами и карандашами.
— Вот здесь спасли? — с надеждой спросил он.
Таким образом, разглядеть место не получилось, и я аккуратно забрал карту у психа, рискуя нарваться на неадекватное поведение.
На склеенных листах карты действительно была наша окраина и приличный кусок лесного массива.
Я водил пальцем по листу, разбираясь, где что находится.
«Так, станция метро у нас здесь, а вот начало парка. Я проехал по вот этой аллее, а площадка, наверное, вот» — размышлял я.
На карте половина собачьей площадки и приличный кусок лесных зарослей были жирно обведены многократным следом шариковой ручки.
— Здесь в овраге, — согласился я. — Вот, где изгиб к краю леса подходит.
— Немного дальше должно было случиться, — уверенно сказал он. — Но отклонение от нормали не критическое. Мальчик жив?
— А откуда вы знаете про мальчика?
— Здесь всё просто и сложно одновременно. Карта события рисует общие линии вероятности, но исходные предпосылки события точно указывают на марсианское влияние.
«Точно псих» — подумал я. — «Сейчас про зелёных человечков рассказывать начнёт».
Ничуть не смутившись, псих продолжал:
— Планета находится в зените и воздействие ретроградного Плутона транзитом проецируется на овна, а Марс указывает на мужское начало.
— Это астрология? — догадался я.
— Можно и так сказать, — согласился псих. — Но прошу вас забыть на какое-то время о предрассудках и домыслах, относительно этой сферы знания. Язык вселенной — это математика, а гороскоп один из древних способов наглядного отражения системы сложных функций.
Старик виновато улыбнулся.
— Я физик по образованию, математик по профессии. Поиск взаимосвязей и закономерностей с описанием их природы — в этом моя работа. Случилось так, что направление моих исследований ушло далеко в сторону от стандартных научных тем.
Седоволосый человек выглядел не ухоженным, но говорил вполне разумно для моего представления о психах.
— Так, вы можете определить когда и где произойдёт преступление? — уточнил я.
— Не совсем. Я определяю тенденции и предрасположенности. Даже самый лучший мозг и мощнейший суперкомпьютер не способен учесть всех влияний на событийность. По мере сил, я старюсь предоставить негативные события, вставляю в уравнение со многими неизвестными фактор своего влияния.
Я сразу переключился на интересующий меня вопрос:
— Я девушку разыскиваю. Она в прошлую пятницу пропала где-то в этом районе.
— В субботу.
— ???
— Она пропала в субботу как раз перед рассветом.
У меня глаза на лоб полезли.
— Вы что-нибудь про это знаете? — спросил я, боясь услышать ответ.
— Предполагаю. Район здесь не простой. Вы знаете, что в древности здесь было много языческих капищ?
— Нет.
— Знаете что. Вы приезжайте ко мне домой. Там я смогу детально проверить вероятности и тенденции, довлеющие над судьбой вашей девушки.
Во мне боролись одновременно несколько противоречащий. С одной стороны. Я не верил в астрологию, мистику, инопланетян, кикимор и домовых. Внешний вид математика не внушал доверия и, более того, был отталкивающим. Но, с другой стороны, необъяснимые и глобальные изменения, которые начались в моей жизни с момента, когда в неё вошла Ева, заставляли поверить в судьбу или рок. И, с третьей стороны, я хотел разыскать Еву во что бы то ни стало.
— Когда к вам можно заехать?
— Приезжайте во вторник после четырнадцати. На этих выходных я занят. В понедельник у меня диспансеризация, а во вторник я смогу уделить вам достаточно времени.
Старик сунул мне в руки листок бумаги.
— Там мой телефон, адрес электронной почты и домашний адрес.
Листок оказался обычным объявлением о сдаче внаём комнаты: хозяин квартиры собирался сдать меблированную комнату в благоустроенной квартире на длительный срок приличным людям. Судя по отрывным листочкам, квартира была в самом что ни на есть центре Москвы.
— Спасибо. Я приеду.
Я распрощался со странным математиком-астрологом и пошёл домой пешком.
Когда я позвонил в дверь, она открылась в ту же секунду. Как будто Лилия ждала меня прямо возле двери. Вид у неё был испуганный и злой.
— Ты где пропадал? Я тут чуть с ума не сошла. Уже больницы стала обзванивать.
— Я с велосипеда упал в овраг.
Жена посмотрела на мой побитый вид, грязную рваную одежду и заклеенные пластырем ссадины. Тут она прыснула и звонко засмеялась.
— Горюшко ты моё луковое.
Лиля нежно меня обняла.
— Чего же тебя туда понесло-то? А? Заходи, гонщик. Больше без меня никуда ни ногой. Понял?
— Угу.
— Иди мойся. Я сегодня блинов напекла. Сейчас в микроволновке разогрею, а то остыли уже.
Гроза миновала, и я поплёлся в ванну, предвкушая удовольствие от потрясающих Лилькиных блинов с горячим травяным чаем.
— Кстати, а что у тебя с телефоном? Опять зарядить забыл?
Я остановился на полдороги в ванную и вытащил из кармана раздолбанный смартфон. Телефон был согнут дугой, пластмассовой корпус разломился, а стекло покрывала сетка частых трещин.
Лила удручённо покачала головой.
— А что с велосипедом?
— В ремонте.
— Уф, как хорошо, что живо и здоровый остался, — жалостливым голосом констатировала Лиля и снова меня обняла.
К моей великой тайной радости жена отложила поездку на дачу к Михайловым на следующие входные. Это было очень хорошо. По крайней мере, я буду морально готов к очередному тяжёлому испытанию.
Моя Лиля и Алла росли вместе. Лилька была активнее и бойчее двоюродной сестры, с другой стороны, она была добрее и мягче. Поэтому лидером в их тандеме была именно меланхоличная Алла. Основной движущей силой для двоюродных сестёр было их взаимное соперничество. Алла была уверена в своём превосходстве и старательно доказывала это, а Лиля старалась переплюнуть заносчивую родственницу.
Лиля приехал из своего захолустья в Москву только потому, что Алла поступила в Московский ВУЗ, а Лиля кинулась доказывать, что она не хуже. Лиля поступила в университет на год позже Аллочки, но в более престижное учебное заведение и на более востребованную специальность. Статус-кво между родственницами был восстановлен. Потом Алла нашла себе перспективную работу и перевелась на вечернее отделение. Зато наши отношения с Лилей зашли так далеко, что мы поженились. Алла вдогонку за сестрой тоже выскочила замуж за своего коллегу по работе — Анатолия. Тут равновесие снова было нарушено потому, что я ещё учился, а Толик уже щеголял в должности ведущего менеджера. Алла с мужем перебрались в съёмную квартиру, а мы ещё год жили в семейной общаге.
После института я устроился в солидную компанию и через год я стал получать в полтора раза больше чем ведущий менеджер Анатолий, у которого большая часть дохода завесила от результатов работы и кучи непонятных причин и показателей. Мы с женой перебрались в приличную съёмную квартиру в хорошем районе. Лиля забеременела, и у нас появилась дочь Вика.
Через какое-то время Толик продал квартиру на родине, Михайловы взяли кредит под ипотеку и купили однокомнатную квартирку. К тому времени родила и Алла. Чаша превосходства качнулась в сторону Аллочки, у Михайловых была своя квартира. Аллочка иезуитски поддевала Лилю, сокрушаясь о том, как мы решились заводить ребёнка, не имея своего жилья.
Нам с Лилей продавать было нечего, но к тому моменту я перешёл работать в компанию, где трудился до сих пор. Мой тогдашний начальник помог мне взять кредит под ипотеку по программе лояльности в нашем банке без первоначального взноса. Мы влезли в долевое строительство дома на окраине Москвы. Можно было взять однокомнатную или двухкомнатную, но моя Лиля обязательно хотел «переплюнуть» двоюродную сестру и в итоге взяли самую дешёвую трёхкомнатную квартиру в самом рискованном варианте — когда на месте дома ещё было ровное поле.
Мы вынуждено затянули потуже пояса, продолжая снимать квартиру и выплачивая ипотек, рассчитывая на то, что после того, как вселимся — будет легче. Как я тогда ошибался. Даже несмотря на то, что строители сдали дом в очень хорошем состоянии и даже в срок, но расходы на отделку голой бетонной коробки, которая гордо называлась квартирой — легли на семейный бюджет непосильным бременем. Это может звучать цинично, но нас выручила смерть моих родителей. Горькое и трагичное событие имело ещё и финансовый эффект. Мы со старшей сестрой продали квартиру, в которой выросли и разделили деньги пополам. Полученной суммы как раз хватило, чтобы закончить ремонт и вселиться в полноценную трёхкомнатную квартиру.
Как бы Аллочка с Толиком ни кичились своими хоромами, но даже несмотря на то, что их однушка была намного ближе к центру, чем наш спальный район, всё равно — их квартиры казалась на фоне нашего жилья мелкой, тесной и убогой. Тогда Анатолий купил себе подержанный BMW X5. Михайловы поносно и представительно приезжали к нам в гости, с ощущением собственного превосходства.
Беременная Лиля принялась меня уговаривать меня подать наш старенький Hyundai Accent и взять в кредит новую машину. Как я не сопротивлялся, жена слезами и откровенным шантажом, вынудила меня взять новый Ford Mondeo. Я откровенно жалел о своём «акцентике», я очень привязался к нему.
Но тут произошло непредвиденное событие. У BMW X5 Михайловых на ходу отвалилось переднее колесо, и Толик попал в аварию. Водитель спасся чудом, но сама машина восстановлению не подлежала. Оказывается, этот BMW X5 один раз уже восстанавливали из руин, но машина осталась в очень плохом техническом состоянии. Идиот Анатолий знал, что машина в «убитом» состоянии, но всё равно её купил, чтобы «колотить» понты.
Через год Михайловы неведомым образом умудрились купить дачу в Подмосковье. Лилька завела свою обычную песню, что неплохо было бы и нам обзавестись дачкой: детям будет приволье и сами будем отдыхать. Но в это раз я поставил толстую и жирную точку в бесконечном соревновании. Я уже находился на пределе своих возможностей.
Ресурсы семьи Михайловых тоже, наверное, иссякли, и бескомпромиссное соревнование между сёстрами повисло в шатком равновесии. Мы регулярно ездили к Михайловым на дачу. Лиля могла там вдоволь наговориться со своей двоюродной сестрой. Дочки играли с собакой Михайловых и с Лёвушкой. Лёвушкой звали единственного сына Михайловых. Это папа придумал назвать его Львом и старательно воспитывал из него «успешного» человека.
Я ездил на дачу исключительно из-за жены и дочек. Им там очень нравились. Я ненавидел эти поездки. Алла была авторитарным матриархом, она всех подряд постоянно учила, как жить и что делать. Она старательно навязывала мне свою единственно правильную точку зрения. Любой мой рассказ о работе и даже о чём угодно подвергался старательному анализу со стороны занудной дылды Аллочки. Она сразу делал выводы и объясняла мои проколы, в довершение издевательства она давала кучу особоценных советов и сокрушалась по поводу того, что я никак не поумнею, несмотря на её постоянную помощь.
Как меньшее из зол я выбирал общение с Толиком. Это придурок работал пропашником, считал себя мегапредпиимчевым, прозорливым и удачливым парнем с исключительными способностями. На одном месте Толя умудрялся работать не более года. Зачастую его увольняли после трёх или шести месяцев работы. В его увольнении всегда были виноваты подлые завистники коллеги и тупой начальник, который до усрачки боялся держать рядом с собой такого конкурента, как Толя.