Последний день пребывания в России. Неизвестно, когда теперь сюда и по какому делу. Он в общем-то не сожалел, что уезжает: уж очень мерзкий выдался в Москве февраль. В начале недели все время температура держалась около нуля — то в плюс, то в минус, то в слякоть, то в гололед — что-то с самого начала года его преследовал гололед! Теперь мороз ударил за двадцать. И бесконечные метели с ледяным ветром, и ни единого луча солнца. Вся интересная работа уже сделана. Помощники еще пороются в архивах — куда их допустят. А ему — путь в Западную Европу. Параллельно надо уже делать первую серию.
Потом черт его дернул полистать книжицу. Он быстро дошел до первой страницы. «Она есть! Где-то на свете…» План на год. Ненужная головоломка на ровном месте. Время доедает уже второй месяц года. Сердце ущемило где-то между ребром и лопаткой, да так и не отпустило за целый день. Тоска рвала душу, как будто он безвозвратно терял что-то дорогое. Может, именно так сказалось похмелье?
Тоска была такая, что хотелось забиться в самый темный угол какого-нибудь паба и сидеть там, не глядя на часы, потягивая самое крепкое темное пиво и не замечая его вкуса. Или работать без передыху, чем он и занимался большую часть дня. Или немедленно найти женщину. Лучше всего, конечно, женщину своей мечты, но как ее опознаешь среди тысяч других?
Как и в предыдущий свой приезд месяц назад, Виктор не брал в Москве машину: неделя — слишком маленький срок, чтобы снова переучиваться на правостороннее движение. Он засиделся в Лондоне. Гарри, продолжая активно ездить по всему миру и постоянно поддерживая навык, легко переходит с одной системы на другую. Он-то в основном и водил по Москве, если ехали с аппаратурой, или подбрасывал водитель из корпункта. В остальных случаях Виктор предпочитал общественный транспорт: главным образом ведь хватает одного метро, а в метро тепло, быстро и красиво — не то что в зимних столичных пробках!
Когда закончили вторую съемку, до отлета еще оставалось время. Виктор распрощался со своей бригадой и пешком, то есть на метро, отправился в центр — посидеть в Айриш-пабе — осуществить свою незатейливую мечту. С женщиной, пожалуй, не успеть: всего пара часов оставалась, а проститутки его никогда и ни в коей мере не интересовали. Тем не менее в метро он автоматически поглядывал по сторонам.
Взгляд Виктора скользнул бы по ней не останавливаясь, но она случайно поймала его и ответила своим — внимательным, изучающим. Виктор смущенно отвел глаза. Когда невольно вернулся, женщина серьезно смотрела на него. Виктор подумал: «А вдруг?» И сам удивился: разве он когда-либо прежде обратил бы на нее внимание?
На вид женщине было чуть за тридцать. Она не отличалась ни красотой, ни безобразием. Бледное, невыразительное лицо без косметики; блеклые губы озабоченно поджаты; глаза в обрамлении светлых ресниц и теней — какие-то тусклые, утомленные. Светлые волосы до плеч свисали отдельными прядями, потерявшими под капюшоном, который она наверняка надевала на улице, форму и свежесть, спутанными несшимся в вагоне сквозняком. Простенькое полупальто до колен, в каких ходит пол-Москвы, закапанные грязью сапожки.
Виктор заметил, как взгляд женщины скользнул по его правой руке. Стиснул в кулак левую, в которой держал перчатки, почувствовав непривычную — до сих пор! — и почти непристойную обнаженность безымянного пальца.
Он отвернулся и постарался больше не обращать внимания на попутчицу, но его глаза то и дело непроизвольно возвращались к ней. Она теперь тоже смотрела в другую сторону. Виктор постепенно привыкал к бесцветности ее облика. Ему стало казаться, что от этой женщины исходят тепло, спокойствие, ощущение надежности.
И все же она не нравилась ему, не производила впечатления той самой.
Когда поезд замедлил ход перед очередной станцией, Виктор краем глаза заметил движение. Он повернул голову и обнаружил, что его случайная попутчица уже стоит около дверей. Их глаза встретились. Женщина вновь подарила ему серьезный и пронзительный взгляд. Виктор не двинулся с места. Она досадливо поджала губы, повернулась лицом к дверям. Виктор глядел ей вслед.
Кровь шумела в ушах, в висках стучало: «А вдруг все-таки?»
Женщина вышла.
На сердце сразу стало пусто. Внутри пустоты росли слитно, подобно сиамским близнецам, разочарование и сожаление.
«Слушай свое сердце!»
«Осторожно, двери закрываются», — предостерег милый женский голос, записанный десять, двадцать, может, тридцать лет назад.
Виктор метнулся к выходу.
Я иду на свидание. Я не помню, когда делала это последний раз. Нет, не так. Я не помню, когда последний раз делала это с удовольствием!
Андрюша меня обязательно выгуливал по Лондону и окрестностям. Он удивительно быстро позвал меня замуж. Наверное, тоже чувствовал себя одиноко в чужом городе. Тут-то я и поняла окончательно, что не хочу. Просто не хочу, и все. Бескорыстно.
Пареньком он был веселым и славным. Я не испытывала к нему ничего специального, просто он вел себя решительно и активно. Недолгая практика показала, что мы совершенно не совпадали по темпераменту. Я, конечно, немного встряхнулась, но…
Он звонил мне на прошлый Новый год, первый после моего возвращения в Россию. Поздравил грустным голосом. Оказалось, что он в Москве, приехал ненадолго. После его звонка мы встретились. На расстоянии казалось, что все можно вернуть и перетерпеть. Он смотрел на меня с преданным укором. И я поняла, что ничего вернуть нельзя. Не надо. Не хочу.
А сейчас… А сейчас совсем другое дело! Андрюхе, наверное, тоже могло повезти. Но повезет другому. Или третьему, или четвертому. Я сама себя не узнаю! Я очень изменилась после того, как осознала корни депрессии. Вспомнила свое романтическое увлечение, ясно увидела, как оно искалечило мою жизнь, — и освободилась! Надо было дожить до тридцати с лишним лет, чтобы наконец сообразить, что принц Уэльский в образе англичанина Феди, которого я теперь, если встречу на улице, не узнаю, — это нереально. По крайней мере, давно уже не реальность, а мечта, фантазия, которой место — в ностальгическом музее юности. И что в каждом мужчине есть что-то от принца Уэльского.
Новый знакомый позвонил мне утром. Увидев на экране мобильника неизвестный номер, я сразу догадалась, что это он. Подумала: значит, он не стал напиваться вместе с человеком, которого подвозил. Вот ведь засела у меня в голове эта чушь! Оказалось, что мы с ним вчера даже не познакомились. Теперь он представился. Зовут Алексеем. Дал свой домашний номер и попросил перезвонить. Перезвонила, подошел. Это, ясное дело, ни о чем не говорит, нужно будет проверить еще раз.
Мы поболтали совсем недолго: Алексей, видно, из тех мужчин, что воспринимают телефон только как средство экстренной связи, да и я не знаю, о чем говорить с незнакомым человеком, не видя его лица. Алексей пригласил меня в театр. Вот иду.
Хорррошооо! Никаких ожиданий, никаких обязательств. Одно любопытство: что за человек окажется? И хорош ли спектакль?
Я сегодня, хотя день выходной, праздничный, устала: готовка, уборка, рынок. Даже не успела толком привести себя в порядок. Да и не особенно стремилась: полюби меня черненькую, а беленькую всякий полюбит: проверено! Это я только после возвращения домой что-то совсем приуныла, перестала за собой следить, не находила сил встряхнуться. Потому что никто мне не был нужен, кроме… Ладно, проехали…
Я по привычке смотрю в лица встречных мужчин — на улице, в метро. Но теперь не чувствую трагической складки между своих бровей. На губах не вымучивается, а появляется иногда сама собой легкая улыбка. Улыбка — не случайная гостья: мне нравится то, что я вижу! Правда, как могла я раньше не замечать?! Оказывается, в Москве так много привлекательных мужских лиц! Ничего личного, просто приятно смотреть по сторонам, и все.
Иной раз я ловлю на себе чей-то взгляд: меня опередили! Иной раз человек улыбается мне в ответ. Это приятно. Я как будто просыпаюсь после долгого и тяжелого сна и ловлю ресницами лучи утреннего солнца, которое с начала февраля ни разу не показалось из-за туч.
Кстати, что же это я? Задумалась и лишаю себя удовольствия поглазеть по сторонам. Кто у нас есть в вагоне? Так… Так… Ага… Спасибо, мне тоже приятно!..
Как странно! Я не юная девочка; я не нахожу романтики в случайной встрече. Отчего такое чувство, будто нечто важное происходит? Алексей? Не знаю… Что-то с судьбой. Что-то с моей судьбой…
Двери промедлили закрыться, и он успел выйти из вагона метро.
Женщина со светлыми прядями спутанных волос стояла неподалеку, прислонившись к колонне. Она не удивилась, когда случайный попутчик подошел к ней.
Виктор произнес фразу, которой не пользовался даже в ранней юности:
— Извините, мы с вами не могли где-то прежде встречаться?
Женщина посмотрела ему в глаза, слегка улыбнулась:
— Нет. Мы не встречались и не знакомы.
У Виктора было такое чувство, как будто он, произнеся пароль, не услышал отзыва.
— Вы совершенно уверены?
— Я уверена, — ответила она миролюбиво и доброжелательно. — У меня есть муж, которого я люблю.
Виктор сам почувствовал, как бледнеет от смущения, когда открыл рот, чтобы произнести следующий вопрос.
— Простите… Прошу вас… Честное слово, я не намерен домогаться вашего внимания, но мне очень важно услышать ваш ответ. Скажите, вы давно замужем?
Будучи произнесенным вслух, вопрос звучал еще более нелепо, чем в проекте.
Женщина опять не удивилась. Она задумалась на минуту, а потом ответила с прежней доброжелательностью:
— Пятнадцать лет… У нас все… непросто. Но вам нужно знать только одно: я его люблю. Вы мне не нужны. Как и я вам.
Виктор перевел дыхание и легко рассмеялся. На душе разливалось спокойствие. Даже сердце, наконец, выскочило из тисков. Любит мужа. Пятнадцать лет. Места сомнениям не оставалось: эта женщина не могла быть той, кого он искал.
— Я знаю, почему вы ошиблись, — продолжила недавняя попутчица, с улыбкой глядя на него. — Когда вы посмотрели на меня, я случайно, а не намеренно поймала ваш взгляд. А однажды сцепившись взглядами с незнакомым человеком, всегда бывает трудно расцепиться.
— Но вы, выходя, с досадой поджали губы! — азартно возразил Виктор.
— Я подосадовала, что вы опять на меня смотрите и на что-то начинаете надеяться.
— Откуда такая уверенность, что я вам не нужен?!
— Я просто слушаю свое сердце.
Виктор вздрогнул.
— У вас найдется еще две минуты, чтобы со мной поговорить?
— О чем? — удивилась женщина.
— Объясните мне, что это значит — слушать свое сердце! — попросил Виктор. — Как это делается?
— Очень просто. Вы это умеете не хуже меня.
— Не умею, в том-то и дело! Я его не понимаю.
— Умеете и понимаете. — Она помолчала, раздумывая. — Когда вы увидели меня в первый момент, что говорило ваше сердце?
— Оно молчало.
— Что говорило ваше сердце, когда я выходила из вагона?
— Что надо обязательно вас догнать.
— Что оно говорит сейчас? Нужна я вам… как возлюбленная?
— Нет. Но зачем тогда было выходить?!
— Чтобы убедиться. Потому что у вас появились сомнения. Вы убедились — и успокоились. Всего пять минут — и ваше сердце спокойно. Продолжайте его слушать.
Выбираясь из приятной полудремы, Виктор открыл глаза. Кресло впереди было откинуто, пассажир в нем тоже мирно дремал. Самолет мерно гудел моторами. Виктор попытался разобраться, какая часть диалога примечталась ему в тишине салона, а какая являлась чистой правдой. Он вышел вслед за невзрачной женщиной с серьезным взглядом. Та стояла, прислонившись к колонне. Оставалось сделать несколько шагов, когда к ней подошел молодой мужчина с цветами. Лицо женщины просияло. Сразу появились и обаяние улыбки, и блеск в глазах. Виктор поглядел на них со стороны и побрел обратно к краю платформы. Теперь уже ничего не проверить. Нужно было раньше подойти к ней — еще в вагоне, как только захотелось это сделать. Вдруг она не любит этого мужчину, только развлекается его обществом? Что оставалось делать? Следить за ними? Виктор сдался…
Насколько естественнее и правдоподобнее выглядел бы второй вариант развития событий. Но наяву произошло первое — фантастичное, неправдоподобное!
Он вышел. Он подошел и спросил.
Он спросил про мужа. Он спросил про уверенность. Он попросил объяснить про сердце. Виктор краснел от воспоминаний. Неужели он, находясь в здравом уме и абсолютно трезвой памяти, мог вести себя так глупо, как подросток или законченный неврастеник? Женщина посмеялась бы над ним.
Но она поняла. Она ответила про мужа и про уверенность. И как дважды два разъяснила, как это — «слушать свое сердце».
Расставшись с ней, Виктор хотел было сбегать купить для нее цветов в переходе, уверенный, что застанет ее в прежней позе у колонны, если обернется быстро. Но сердце сказало: «Не надо. Нельзя платить: ни деньгами, ни вещами, ни цветами! Только благодарностью».
И он шагнул к краю платформы навстречу подходившему поезду.
— Детка, как спектакль?
Мама так радуется тому, что я в кои-то веки отправилась развлекаться, да не одна, а в обществе мужчины, что боится напрямую спросить, как он мне понравился.
— Мам, он очень приятный и вполне приличный человек. Представляешь, мы с ним даже нашли общих знакомых! Анкетные данные: был женат, разведен, есть дочь. Он работает на телевидении. Отвечает за какую-то технику, связанную с трансляцией. Он старался объяснить, но я забыла. Умный, интеллигентный, активный. Производит впечатление ответственного человека.
Работает на телевидении… Не стала говорить маме, но, может быть, это знак? Я так неравнодушна к ящику!
— А понравился он тебе?
Да, мать анкетными данными не проведешь…
— Не знаю пока…
— Значит, нет?
— Не знаю.
Нравится — не нравится… Что это? Хочу ли я с ним спать? Хочу ли я быть с ним, быть рядом с этим человеком ежедневно, ежечасно, рожать от него детей, стариться на его глазах?.. А нравится ли… Ну, нравится.
Я общалась с Алексеем, смотрела ему в глаза, наслаждалась его хорошими манерами, быстро привыкая останавливаться у закрытой двери и ожидать, когда кавалер распахнет ее передо мной. Он признался, что не мыслит своей жизни без автомобиля, но сегодня мы в антракте пили в буфете шампанское, он предусмотрел это заранее, поэтому был пешком. Я постепенно привыкала к его лицу и крепкой коренастой фигуре, к его манере говорить отрывистыми короткими фразами. И все это время старалась понять, почему перед встречей с этим мужчиной испытывала такое острое волнение; почему думала, что эта встреча повлияет на мою судьбу. Старалась, старалась, да так и не нашла ответа. Волнение ушло, и я по-прежнему не знаю своей дальнейшей судьбы.
— Виктор?!
Люси так удивилась, что забыла подпустить холода в интонацию. Они общались впервые за несколько лет.
— Как поживаешь, Люси?
— Ты что, по мне соскучился?
Опять в ее голосе было больше удивления, чем ехидства.
— Я хотел узнать, все ли у тебя в порядке, не нужна ли помощь?
— Ты заболел и замаливаешь грехи?
Люси никогда не отличалась тактичностью.
— У меня нет перед тобой ни долгов, ни грехов. — Виктор постарался произнести это легко, но на самом деле он уже начал раздражаться. — Я кое-что искал в телефонном справочнике и наткнулся на твой новый номер.