" Я далек от того, чтобы восхищаться всем окружающим; как писатель, я раздражен, как человек с предрассудками - я оскорблен, но клянусь вам честью, что ни за что на свете я бы не променял свою родину и не желал бы иной истории, чем история наших предков, какой ее дало нам Провидение".
Это было письмо Александра Сергеевича к Чаадаеву. Пальцы Тани непроизвольно нежно погладили темно-зеленый корешок книги. Раскрыв томик вновь на середине, наобум, Таня стала быстро, внимательно читать. Она читала довольно долго, лицо ее порозовело.
Пришел Кашка, пообедал в одиночестве. Виктор ушел на работу, хлопнув дверью. Наконец Таня опомнилась. Пора было гладить белье. Она прибрала на столе и вышла в гостиную. Гладильная доска была вмиг воздвигнута, шнур утюга воткнут в розетку, из угла извлечена аккуратная корзина с чистым бельем. Таня поставила на проигрыватель пластинку Моцарта и принялась за работу. Вскоре в гостиной, потягиваясь, появился Кашка.
- Трудись, трудись, - похвалил он Таню. - А я реферат катать буду по истмату. А то мне зачета не видать.
- Кого ты сегодня лечил? - поинтересовалась Таня.
- Один щенок палочку проглотил. Пришлось желудок вскрывать.
Вынув карандаш и бумагу, Кашка уселся за стол напротив Тани. Он слушал музыку, улыбаясь и тихо подсвистывая временами, а Тане было приятно смотреть на него. Рыжее круглое лицо светилось довольством, короткие пальцы ловко работали карандашом. Таня не думала ни о чем, легко отдавшись течению музыки, между тем, как ее руки ловко раскладывали одежду на доске, проводили шипящим утюгом, расправляли и разглаживали все складки. Баярд по обыкновению дремал под проигрывателем. Как только закончилась последняя мелодия, пудель вскочил, сладко потянулся и подошел к хозяину.
- Сейчас, сейчас, - рассеянно сказал Кашка. Протянув руку, он почесал собаке шею. Баярд, закрыв глаза, положил голову Кашке на колени.
- У меня двоюродный брат женится в Питере, - сообщил Кашка, не переставая одной рукой гладить собаку, а другой - быстро водить карандашом. - На свадьбу пригласил. Я думаю, может, все вместе сможем? Как ты думаешь?
- Не знаю, - сказала Таня, - как получится.
- Готово, - воскликнул Кашка и, подойдя к Тане, протянул ей изрисованный альбомный лист. Сложная рамка из цветов, причудливых фигур, между которыми были видны и два прыгающих пуделя, окружала полудетское лицо, в котором Таня лишь несколько секунд спустя признала свое собственное. "Не очень-то похоже", подумала она. В зеркале она не видела у себя такого детского выражения глаз и не подозревала, что именно так она смотрит чаще всего.
- Ой, спасибо, - сказала Таня и тут же съехидничала,- это и есть реферат по истмату?
- Почему бы и нет? - спросил Кашка задумчиво. - Тебе нравится?
- Здорово, Кашка, -Таня вздохнула, - Ты талант. А вот я совсем ничего не умею.
Кашка похлопал Таню по плечу.
- Учись, дочь моя, - сказал он, - Это никогда не поздно.
- О чем это вы? - осведомился Дан, появляясь на пороге. Он взял у Тани Кашкин рисунок, придирчиво осмотрел его вблизи, потом издали, на вытянутой руке.
- Налицо влияние Шагала, - заявил он, - Фон слабоват. Но в целом недурно.
- Невежественная критика, как всегда, показала себя с худшей стороны, не оценив очередной шедевр Аркадия Лапина, - грустно сказал Кашка, - пойдем, Баярд, нас здесь не любят.
Он вышел из комнаты, снял поводок со стены. Пудель обрадованно побежал за ним.
Таня, продолжая гладить, краем глаза наблюдала за Даном. Он прошелся по комнате, посвистывая, шаря взглядом по книжным полкам.
- Когда Вик вернется? - спросила Таня. Дан посмотрел на нее отсутствующим взглядом.
- А? Вик... Как обычно. Ночью.
Хлопнула дверь - это Кашка отправился с Баярдом на прогулку. Дан решительно подошел к малозаметному угловому шкафчику, раскрыл его, покопался в пачке самиздата, извлек толстую стопку скрепленных листов и, вновь закрыв шкаф, отправился к себе. Оказавшись в холодной, продуваемой насквозь ветром кухне, он уселся за стол и стал рыться в принесенной бумажной груде. Затем Дан склонился над своей папкой и стал быстро писать мелким убористым почерком:
" Камадэва изначально есть первое метафизическое воплощение того, что греки называли агапэ - божественной любви, любви ко всему сущему. Риг Веда отражает данное символическое значение Камы, как "связь сущности с не-сущностью", то есть манаса с чистым атма-буддхи. Так же, как Эрос Гесиода, экзотерически сведенный к Купидону и в народном сознании еще более сниженный, Кама стал интерпретироваться в дальнейшем как сила животных желаний. Так данные изначально семантически широчайшие понятия в антропоморфном искажении сводятся к тривиальным квазиматериалистическим проявлениям."
Таня вскоре покончила с глажкой. Аккуратно разложив белье стопками, она разнесла его по шкафам. Было уже девятый час, меньше двух часов оставалось до сна. А Дан все еще работал, Кашка не вернулся с прогулки. Таня подошла к пианино, открыла крышку и сняла с полки ноты. Она проиграла гамму, потом стала отрабатывать беглость пальцев на рекомендованном Виктором этюде Черни. Она старательно заучивала кусочек их двух тактов, много раз проигрывала их, добиваясь автоматизма, затем переходила к следующему кусочку. В свое время она закончила музыкальную школу, но блестящей ученицей там никогда не была. Временами она даже начинала ненавидеть музыку и училась лишь по настоянию родителей. После окончания школы она забросила ноты совершенно и садилась за пианино лишь чтобы аккомпанировать пению. Как большинство детей, она училась играть, еще не научившись слушать музыку, и следствием было отвращение к любой классике. Виктор открыл ей совсем иной мир, и Тане захотелось вернуть беглость пальцев и, пусть неумело, попробовать создать звуки высокой силы и чистоты. Времени для этого было немного, но все же Таня занималась почти ежедневно. Убрав этюд, она раскрыла альбом ансамблей и стала разбирать фортепианную партию дуэта, который они собирались играть вместе с Виктором. Наконец Таня решила сделать перерыв. Аккомпанируя себе, она запела негромко:
Он слышал Ее имя. Он ждал повторенья.
Он бросил в огонь все, чего было не жаль.
Он смотрел на следы Ее. Жаждал воды Ее.
Шел далеко в свете звезды Ее.
В пальцах его снег превращался в сталь.
Она пела - и видела внутренним взором мальчика и короля в серебряной мантии, бредущего в темных долинах Ладиорти, во сне и в бреду повторяя имя своей Звезды. Она видела его склоненным перед Королевой, и не было ничего прекраснее и печальнее в мире. Танино сердце трепетало, но голос был ровным. Она не слышала ни скрипа двери, ни тихих шагов. Дан возник рядом с ней неожиданно и подхватил:
... Пламя свечей Ее, кольца ключей Ее,
Нежный, как ночь, мрамор плечей Ее
Молча легли в камень его руки.
Песня закончилась. Таня посмотрела на друга с благодарностью.
- Я не помешал? - осведомился он. Таня смотрела на него сияющим взглядом.
- Теперь ты спой, - сказала она, указывая на гитару. Дан взял инструмент, сел на краешек дивана и заиграл, склонив светлую шевелюру.
В моей альтернативе есть логический блок,
Спасающий меня от ненужных ходов.
Некий переносной five o'clock,
Моя уверенность в том, что я не готов...
Таня подхватила песню... `Вскоре вошел холодный румяный Кашка, и попахивающий псиной Баярд бросился ласкаться к Тане,
- А не пора ли чаек пить? - осведомился Кашка, дождавшись конца песни.
- Пора, пора, - Дан повесил гитару на стенку, и все трое (пардон, четверо) проследовали в кухню. По вечерам обычно не ужинали, а только пили чай. На этот раз была вскрыта пачка овсяного печенья. Кашка с наслаждением схватил горячую кружку замороженными красными пальцами, отхлебнул и сказал "Ух, хорошо!" Дан печенья не брал, не клал и сахара, прихлебывая свой горький "чифир" с очень сосредоточенным видом. Таня совершенно по-детски налила чай в блюдечко, макала овсяное печенье в кружку, дула на чай, смешно вытягивая губы. Дан с Кашкой обменялись несколькими не совсем понятными Тане фразами. Она с огорчением подумала о том, что в Ладиорти все еще чувствует себя гостьей. В Замке Таня с удовольствием работала с новыми подругами, узнавая все больше, и Замок был сказка, сбывшаяся мечта. С друзьями она ездила повсюду, но в их действиях не участвовала, поручений не выполняла. Правда, с каждым днем все больше и больше становилось Тане понятным.
- Я все-таки не понимаю, - сказала она, - что такое эти ваши карросы? Почему теппелы боятся оказаться в их свете, а мне, например, он никакого вреда не причиняет... И вообще - что это за оружие такое?
- Ну, видишь ли, - сказал Кашка, - каррос - это, собственно, вообще не оружие. Любое оружие разрушает, каррос - нет. Он даже и не сжигает, как думают теппелы. А почему они боятся этого света... Это не так просто. Дан, будем объяснять?
- Давай попробуем, - отозвался Дан.
- Значит так. Очень упрощенно. Пространство пронизано волнами, грубо говоря, разных частот. Каждый человек излучает эти волны - это мысли и чувства. Синхронные излучения, накладываясь, усиливают друг друга. Асинхронные - взаимно уничтожаются. Теперь представь шкалу от тьмы до высшего света. Так вот, каррос усиливает, концентрирует все светлые излучения, исходящие от человека. Так как в излучениях теппелов преобладают отрицательные величины, каррос как бы уничтожает их энергию - энергию разрушения и зла. Это действительно очень неприятно и может быть даже смертельно. Ну, а тебе излучение карроса даже полезно, оно усиливает твою энергию, которая по преимуществу является светлой.
- Но я этого не чувствую, - удивленно сказала Таня. - Впрочем, понятно... Одновременно уничтожается темная часть моей энергии.
- Не думаю, чтобы у тебя было особенно много темной энергии, - улыбнувшись, сказал Дан. - Осталось только уяснить точно, какая часть энергии является темной, какая - светлой.
- Мне кажется, я понимаю это, - задумчиво сказала Таня. - Но только приблизительно...
Дан, поднявшись, собрал посуду.
- Ну, что ж, займемся? - обратился он к Кашке. Тот отправился в комнату и вернулся с книгой в руках. Таня от радости слегка подпрыгнула.
...Зал ресторанчика был полутемным. Только трое музыкантов оставались на эстраде, никто больше не заказывал Очи черные или последний шлягер Комарово. В гулкой тишине раздавались шаги официанток и уборщиц. Несколько запоздавших посетителей доедали ужин.
- Может, пойдем уже? - Женькина подруга, подрабатывающая певицей, Рита, пробравшись на эстраду, вкрадчиво положила руки Женьке на плечи.
- Хочется потащиться, - сказал Женька, - Техника тут классная. Давайте еще Pandy Black, а?
- Без баса? - осведомился гитарист Филя, так же, как и остальные присутствующие, игравший в свободное время в группе Колесо.
- Я сыграю бас, - сказал Вик, расчехляя оставленную басистом гитару. Рита удивленно вытащила на него глаза.
- Ты и на басу играешь?
- Кто ж на басу не играет? - лениво сказал Виктор, подключая провод. Женька только вздохнул, глядя на него с завистью. Сам он музыкантом не был, играл только на ударной установке - самоучкой. Зато он писал классные тексты для Колеса, такие тексты, что друзья вполне отдавали ему должное и без музыкального образования. На работу в ресторан ему удалось устроиться по протекции Виктора.
Рита сбежала в зал и уселась у пустого столика. Ван, ту, фри, - сказал Филя, и музыка началась. Любимый Роллинг стоунз загремел в пустом зале, Филя несколько гнусаво, но с чувством орал в микрофон английский текст... Это было здорово! Не удержавшись, ощущая бешеные волны энергии, бьющие в сердце, Рита вскочила, заплясала на месте, легко двигая длинными стройными ножками под кожаной мини-юбкой. Посетители восприняли новую музыку безмолвно. Женька самозабвенно колотил палочками, взмокши от напряжения, а когда песня кончилась, вздохнул блаженно:
- Кайф!
- Давайте еще что-нибудь, - предложил Виктор. - Пока нас не поперли.
- Некролог, - сказал Филя.
- У нас же завтра репетиция, - заметил Женька.
- Ну и что, можно и сыграть, - возразил Виктор, и они заиграли Женькину песню.
Обломали весь кайф и размазали по стенке, вы все
Разбежались кто куда...
Некролог. По обломанному кайфу некролог.
По обломанному кайфу, да...
- Целый концерт у вас получается, - заметила Рита. - Ну тогда уж сыграйте еще эту... про город. -- По заявкам слушателей, - объявил Филя в микрофон, и они начали новую песню группы Колесо.